Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 12



Счастье мое…

Александр ЧЕРВИНСКИЙ

пьеса в двух актах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.

ВИКТОРИЯ.

СЕМЕН.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА.

ОСКАР БОРИСОВИЧ.

МАЛЬЧИК.

АКТ ПЕРВЫЙ

Сцена первая

В сорок седьмом, послевоенном году, ночью, среди развалин русского городка Семен Чижов шагал рядом с малознакомой девушкой – Викторией. У Семена в то далекое время лицо было свежее, жадное, глупое от полноты сил. Плюс бескозырка и клеши. И он свою привлекательность не мог в себе не замечать. Виктория же была низкоросла и слаба. Но не той аристократической слабостью, что вызывает в мужчинах умиление, а так, словно от природы она была задумана вовсе другая, иного вида и размера, но обстоятельствами недавнего военного детства была искажена. «Шестимесячная» завивка, какая-то свалявшаяся, совсем её портила. Однако она не страдала от своей внешности. Подымая квадратные плечи и втискивая подбородок в низкий кошачий воротник, она была весела, напевала мелодию танго и крепко держала Семена под руку.

СЕМЕН. Я же купил бутылку «Абрау-Дюрсо», которое ваша подруга так любит! Куда мне его теперь девать? Не стану же я пить один!

ВИКТОРИЯ. Хотите, я спрячу вино у себя? А когда вы с Анечкой помиритесь, вы его выпьете в честь примирения!

СЕМЕН. Эта женщина больше для меня не существует.

ВИКТОРИЯ. Вы настоящий моряк. Я представляю, какие бури шумят у вас в душе, но вы все-таки меня провожаете.

СЕМЕН. Я вас провожаю, потому что мне некуда деваться.

ВИКТОРИЯ. Может быть, не только поэтому? Вам сейчас было бы грустно одному.

СЕМЕН. У меня же, подлость какая, увольнение зря пропадает!

ВИКТОРИЯ. Ну почему пропадает? Такая удивительная ночь!

СЕМЕН. Холод собачий.

ВИКТОРИЯ. Зато какие ясные звезды! И жить с каждым днем всё лучше и веселее. Второй год ведь нет войны! И раз мы победили фашистов, ни у кого на нас рука не подымется.

СЕМЕН. У них подымется. Газеты надо читать.

ВИКТОРИЯ. Я все газеты читаю. Атомные бомбы, как известно, предназначены для устрашения слабонервных. А у нас нервы крепкие-крепкие. Нас атомной бомбой не запугать. Мы всё равно победим. И жизнь всё равно прекрасна, да, Сенечка?

СЕМЕН. Это моя жизнь прекрасна?

ВИКТОРИЯ. Наша, Сенечка! И соответственно ваша.

СЕМЕН. Я же чуть на ней не женился.

ВИКТОРИЯ. Вы и женитесь. Помяните моё слово.

СЕМЕН. На этой?.. Я бы вам сказал, кто она есть, ваша Анюта!

ВИКТОРИЯ. И очень хорошо, что не говорите. Потому что если скажете, вам потом будет очень-очень стыдно.

СЕМЕН. Сука она, вот кто.

ВИКТОРИЯ. Ай-яй-яй, бедный Сенечка. Вы ругаетесь, потому что чувствуете свою вину, да?

СЕМЕН. Я-то в чем виноват?

ВИКТОРИЯ. Немножечко виноваты. Вы же сами пригласили этого боцмана, который увел Анечку у вас из-под носа!

СЕМЕН. Так я же боцмана для вас привел. По её же просьбе! Сука она, и больше никто. Плюс – где мне теперь ночевать?

ВИКТОРИЯ. Это не проблема. Переночуете у меня.

СЕМЕН. Я ей завтра морду набью. И ему. Хоть он мне и начальство.

ВИКТОРИЯ. Сенечка, успокойтесь. Вы поймите: Анечка моя подруга. Оскорбляя её, вы обижаете и меня.

СЕМЕН. Никто вас не обижает. Это же не вы ушли с боцманом, а она.

ВИКТОРИЯ. Зато я с вами.

СЕМЕН. А что из этого?

ВИКТОРИЯ. Когда Анечка узнает, что вы меня провожали, она тоже будет ревновать.

СЕМЕН. Не смешите меня.

ВИКТОРИЯ. Это вы смешной, Сенечка. Вы хотите казаться хуже, грубее, чем вы есть.



СЕМЕН. Откуда вы знаете, какой я есть? Вы меня видите сегодня в первый раз в жизни. И, между прочим, в последний.

ВИКТОРИЯ. Тем не менее я вижу, что вы добрый и мягкий человечек. Вы влюблены по уши в Анечку, и вам даже нравится, что она такая кокетливая, что все мужчины ей вслед оборачиваются… Вы же знаете, она вам верна, не правда ли? Она сейчас с боцманом, а думает только о вас… Она такая хорошенькая…

СЕМЕН. Я её изуродую. Куда это мы пришли?

ВИКТОРИЯ. Ко мне.

Сцена вторая

Семен вслед за Викторией свернул в голый двор. Лампочка в решетчатом колпаке освещала бетонное крыльцо с колоннами и кирпичный фасад. За решетками окон первого этажа на стеклах были намалеваны зайцы в синих шароварах и слова «С Новым, 1947 годом!».

СЕМЕН (удивленно). Это же школа! Чего здесь ночью делать?

ВИКТОРИЯ (отпирая ключом дверь). Я здесь живу.

СЕМЕН. То есть, как?

ВИКТОРИЯ. А вот так. У меня не было жилплощади, и наша директор Лидия Ивановна добилась невозможного. Исполком мне выделил комнату прямо в здании школы. (Пятясь в тамбур.) Зайдете, Сенечка?

СЕМЕН. Спасибо. Уже поздно…

ВИКТОРИЯ. Тогда давайте прощаться… Выше нос! Завтра всё будет хорошо! Мне было очень приятно с вами познакомиться… У вас такой несчастный вид! Бедненький… (Погладила рукав его бушлата.)

СЕМЕН. Я же с ней почти год ходил. Невестой своей считал… Хотя и не говорил пока ей об этом… Плюс – ребята засмеют. Все же знают, у кого я в городе остаюсь. Завидовали. И вдруг я возвращаюсь. Представляете себе?

ВИКТОРИЯ. Даже не представляю.

СЕМЕН. А вы, значит, прямо в школе живете?

ВИКТОРИЯ. Живу, Сенечка, на глазах у, всего коллектива.

СЕМЕН. Педагог?

ВИКТОРИЯ. Освобожденная старшая, пионервожатая. Будь готов! Всегда готов!

СЕМЕН. Ясненько.

ВИКТОРИЯ. Но я учусь на заочном педагогическом и уже преподаю в пятых-шестых классах русский язык.

СЕМЕН. Это женская школа?

ВИКТОРИЯ. Мужская.

СЕМЕН. Ого! Доводят вас?

ВИКТОРИЯ (смеется). Доводят!

СЕМЕН. Мы своих доводили! Иголки в стул втыкают?

ВИКТОРИЯ. Втыкают, Сенечка!

СЕМЕН. Патроны взрывают?

ВИКТОРИЯ. Ой взрывают!

СЕМЕН (медлит). Ясненько. Как же вы тут одна ночуете?

ВИКТОРИЯ. Как принцесса в заколдованном замке. Представьте, я умею читать мысли.

СЕМЕН. О чем же я думаю?

ВИКТОРИЯ. Сначала вы подумали, что было бы неплохо, если бы я вас пригласила. Потому что вы замерзли как цуцик в своем бушлатишке. А потом вы забоялись! Забоялись!

СЕМЕН. Ничего я не забоялся.

ВИКТОРИЯ. Тогда я вас приглашаю на чашечку чайку.

СЕМЕН. В школу?

ВИКТОРИЯ. Посмотрите, как я живу.

СЕМЕН. Нет. Спасибо. Я пошел.

ВИКТОРИЯ. Что ж, прощайте?

СЕМЕН. Пока.

Дверь перед ним захлопнулась.

Семен вышел из-под крыльца. Над крыльцом были бетонные барельефы Пушкина, Толстого, Ломоносова и Тимирязева. У Толстого глаз был выбит осколком. Весь фасад был в таких щербинах. Окна во всех четырех этажах были черны. Ветер громыхал оторванным железом крыши.

Узкое окошко осветилось.