Страница 13 из 17
…Почтальоном Алла работала уже два месяца. Ей – что! Воспользовалась тем, что старше нас на три года, пошла в райком комсомола, её и направили работать. Участок дали. Шесть домов, двадцать четыре лестницы, две тысячи девятнадцать ступенек. Сама сосчитала.
Вообще-то почтальонам разрешалось приносить письма в жакт – и всё. Чтобы не бегать по лестницам. Слабые ведь все. Жильцы сами должны заходить за почтой.
Но Алла всё равно ходила. И правильно. Я бы тоже ходил. А если кто-нибудь ослабел так, что не может ходить? Ему, значит, так и лежать без писем? Ерунда получается! Письмо ведь – это знаете что такое?! Алла говорит: "Витамины!"
На другой день Прохоров-безымянный глядел уже веселей. Вроде бы даже с интересом наблюдал, как мы с Вовкой запихивали в "буржуйку" куски нашей этажерки. И сосал палец. Иногда он пытался что-то произнести.
Вовка тогда подходил к нему и строго требовал:
– Ну, вспомнил, как тебя зовут?
Прохоров поднимал к нему голову и долго хлопал глазами.
– В ЗАГС ходил, – сообщил дядя Никифор. – Прохоровых этого возраста счётом более двухсот. Что касаемо местожительства- "город Ленинград". Коротко и ясно.
Он сел к печке, погрел руки перед раскрытой дверцей и снова нахлобучил шапку.
– Вы тут нянькайтесь, а я в Дом малютки побреду.
Что нам оставалось делать? Нянькались. Алки-то нету. Работает. Рассказывала, что через Ладогу доставили шесть тысяч мешков с корреспонденцией! Побегаешь…
Только на третий день собрались мы все вместе. Мама тоже пришла. Принесла из госпиталя манной каши и кормила Прохорова.
– Так… – вздыхал дядя Никифор. – Дела… Завтра героя этого в Дом малютки вести, а на какое имя записывать?
– Если бы девочка, можно назвать Мариной, – откликнулась мама. – Отец моряк – дочь Марина.
– А он не дочь, – насупился Вовка.
– Виктором назовём, – заявила вдруг Алла. – Виктор – значит "победитель". Он свою смерть победил. Пусть будет Виктор, а?
Сначала никто не отозвался. Все думали. Потом мама сказала:
– Виктор – это хорошо. Виктор Прохоров!
– Ладно, – согласился дядя Никифор. – Витёк так Витёк. От смерти утёк! – И засмеялся.
Обо всём этом я написал Косте в феврале. А в мае продолжение вышло. Да какое!
Мы с Вовкой копали грядку. Видим-от ворот Алка бежит. Прямо к нам.
– Мальчишки! Мальчишки! – кричит. – Что случилось-то!
Оказывается, письмо пришло. Прямо на почту. Так и написано: "Любому из почтальонов". Такие письма часто тогда приходили. Кто своих родственников разыскивает, кто просит сообщить: цел ли его дом? Знают, что по этим вопросам почтальоны больше всех в курсе дела.
Мы сами три раза помогали Алке: ходили по адресам, справлялись в жактах, на заводе в отделе кадров.
И теперь такое пришло:
"Уважаемые товарищи!
Вот уже четыре месяца, как я не имею никаких известий от моей семьи. Очень тревожусь. Неужели они погибли?
Если вам не трудно, загляните в соседний с вашим почтовым отделением дом, в квартиру 34.
Что бы вы ни узнали – напишите мне. Лучше знать горькую правду, чем ничего.
Жену мою зовут Наталия Александровна. Сына – Виктор. Что с ними? Очень жду ответа.
Капитан первого ранга Прохоров Григорий Петрович".
– Отец безымянного! – сразу догадался я.
– Он! И обратный адрес есть!
– И – Виктор? – удивился Вовка.
– Виктор! Виктор! Я уже на эвакопункт бегала. Их в Новосибирск отправили. Уже и адрес оттуда есть!
Алла прыгала возле грядки, хлопала в ладоши, хохотала. Как маленькая!…
А ведь на самом деле – взрослая уже. Всю зиму на ответственном посту проработала. Скольким людям помогла – и не пересчитать! И даже спасла человека.
Прохорова Виктора Григорьевича.
Часы
Ходите вы по улицам Ленинграда и, наверное, даже не замечаете, сколько в городе электрических часов. А их очень много.
Может быть, потому, что самые первые в России электрические часы появились именно здесь. Они и сейчас висят возле арки Главного Штаба со стороны улицы Герцена. И установил их тут великий русский учёный Дмитрий Иванович Менделеев.
А может быть, и потому, что в нашем городе есть специальный "Завод электрических часов".
Висят часы над гастрономами, над парикмахерскими, над входами в кинотеатры. Возле школы, где я учился, тоже висели часы. Строгие-строгие! Если опаздываешь на урок, то они так сердито на тебя свои стрелки-усы растопорщат, словно сейчас же за родителями назад пошлют.
В войну школа закрылась. И часы тоже встали.
Вообще во всём городе, на всех электрических часах стрелки замерли. Круглые стёкла повылетали от взрывов бомб. В часах у нашей школы возле цифры "9" чёрная дырка появилась – осколочное ранение.
Это фашисты задумали остановить время. Чтобы застыло оно в холод и стужу. Чтобы кончились для защитников города часы и минуты. Чтобы никогда больше не было впереди у ленинградцев светлых и радостных дней.
Конечно, вроде бы и не до часов было ленинградцам. Война. Бомбы на улицах рвутся. Снаряды свистят. Но всё- таки скучно как-то без часов в городе. Никто не поторапливает. Никто не отсчитывает: "Минутой к победе ближе! Минутой к победе ближе!" И все, конечно, мечтали о том времени, когда снова пойдут трамваи, зажгутся на улицах фонари, а на часах стрелки отправятся в свой бесконечный путь.
И вдруг говорят:
– На Большом проспекте, угол Девятой линии, часы идут! Точные-точные! Ни на минуту не отстают.
Побежал я туда. Где часы? Ни на одном углу нет.
Потом гляжу: на краю газона столбик вкопан. К столбику на самый верх дощечка прибита. Вроде как маленький столик. А на нём тоненькая палочка прямо в небо нацелена. На дощечке цифры по кругу: 1, 2, 3, 4, 5 – до 12.
Солнечные часы! Плывёт солнце в небе над Ленинградом, посылает свои лучи защитникам города. А от тоненькой палочки тень на дощечку падает. Солнце плывёт, а тень по кругу бежит, по цифрам. Как стрелка.
Уже потом, после войны, узнал я, что эти солнечные часы поставил на Большом проспекте один ленинградский учёный – Василий Иосифович Прянишников. Изобретать их не требовалось: они уже давно изобретены. Ещё в Древнем Египте. А вот построить их оказалось трудно: столбика нигде не достать было. И дощечку не достать. И палочку. В холодную-то зиму всё-всё деревянное сожгли.
Но он достал. Привёз по тающему снегу на саночках. Целый день работал. И снова пустил время вперёд. К победе!
Пошли! Поехали!
Признайтесь честно: вы ведь тоже, наверное, подгоняли весну!
В марте или в апреле. Когда зима здорово уже надоест и так хочется, чтобы скорее! Скорее! И солнце ярче светило, и трава быстрее между булыжниками проклюнулась, одуванчики у заборов расцвели!
В школу я ходил по Иностранному переулку. Есть такой на Васильевском острове. Вот в нём-то и старался вовсю – весну подгонял! Переулок этот тихий, пустынный, прохожих почти нет, никто тебя не видит…
Прежде всего я помогал ручьям. Идёшь по широким квадратным плитам панели, а рядом ручей журчит. Бежит, торопится в люк нырнуть. Вдруг – делся куда-то!… Ага! Под ледяную, корку нырнул. Зиму снизу подтачивает. Как же тут утерпеть, по этой корке ногой не трахнуть?
Бац! – и нету над ручьём ледяной крыши. Дальше бежит- сугроб подпиливает.
Трах по сугробу! Плыви, снежный ком! В Неву прямиком!
Ещё в водосточных трубах зима прячется. Стукнешь по ней ботинком – и сразу: ду-ду-ду-ду! – загремели внутри ледышки. От самой крыши гремят. Внизу целым градом поперёк панели вылетают.