Иноземец

Вот потому-то он засунул пистолет под матрас, которого его слуги обычно не трогали, а не спрятал в каком-то из ящиков стола — там они изредка наводили порядок.

Вот потому-то, когда через дверь его спальни проникла тень, он не потратил лишней секунды, доставая пистолет, и ни секунды лишней на выстрел. Он прожил в Бу-чжавиде достаточно долго, он знал на самом фундаментальном уровне, что атеви не входят в чужие двери без приглашения, — нет, так не поступают в обществе, где каждый вооружен, а убийство разрешено законом. Да, этот убийца наверняка был уверен, что у пайдхи нет оружия, — но его ждал самый большой сюрприз в жизни.

Если все это не было ловушкой, подстроенной, чтобы поймать меня с оружием в руках. Но даже такая версия не говорит, почему…

Он отвлекся. А тем временем было внесено предложение провести голосование на следующем заседании. Брен прозевал последние фразы министра. Если пайдхи позволит чему-нибудь пройти в совете без своего самого пристального внимания, то в конце концов потеряет позицию, которую в течение двухсот лет завоевывали его предшественники. Были такие критические пункты, после которых даже Табини не смог бы отменить рекомендацию совета пункты, после которых Табини не захотел бы затевать драку, ибо из-за нее могут пострадать интересы Табини, особенно если пайдхи поставит Табини в такое положение, когда тому будет удобнее отвергнуть его совет, — ведь Табини, вполне понятно, останется на стороне атеви в любом сомнительном вопросе.

— Мне понадобится расшифровка стенограммы, — сказал он, когда заседание окончилось, и тут же на него со всех сторон обратились шокированные взоры.

Вероятно, этими словами он без надобности растревожил всех — они могли принять его угрюмое настроение за гнев, а отсрочку и требование стенограммы за предупреждение, что пайдхи намерен наложить вето — но на какое из двух предложений? Против чьих интересов?

Брен видел, как на лице министра собираются хмурые морщины: министр гадал, не занимает ли пайдхи позицию, непонятную совету, — а в атеви лучше не пробуждать недоумение и замешательство. Действие порождает противодействие. И без того хватает неприятностей, незачем зря пугать… никого.

Министр общественных работ может даже прийти к выводу, что пайдхи косвенно обвиняет кого-то из его министерства в нападении, о котором сейчас наверняка шумят по всему континенту от берега до берега, а в этом случае министр и другие заинтересованные лица могут подумать, что им надо защитить себя или заручиться поддержкой таких союзников, которых, по их мнению, он будет опасаться.

Так что, сказать прямо: «Я не слушал вашего выступления»? Оскорбить мягкого и многоречивого министра, ударить в самую чувствительную точку его тщеславия? Оскорбить весь совет, создав впечатление, что их дела нагоняют на него скуку?

Черт, черт побери, малейшая оплошность в отношениях с атеви ведет к самым серьезным последствиям. Тут ведь любой шаг требует такой проклятой щепетильности… А они просто не понимают землян, которые позволяют всякой мимолетной эмоции отразиться на лице.

Брен взял свой компьютер. Вышел в коридор, не забывая кланяться и проявлять вежливость к атеви, которых мог расстроить.

Рядом немедленно оказалась Чжейго, строгая и официальная Чжейго, не такая высокая, как окружающие мужчины-атеви, но целеустремленная, собранная и опасная до той степени, которая заставляет каждого еще раз внимательно оценить занимаемую Бреном позицию и его возможности.

Строго говоря, не его возможности, а возможности айчжи, если минуту назад они показали какое-то недовольство Бреном.

Еще одна особенность мышления атеви — они полагают, что если некое лицо имеет подобную власть и не воспользовалось ею, то оно и не станет ею пользоваться, пока сохраняется ненарушенным статус кво…

— Нашли что-нибудь? — спросил он у Чжейго, когда они выбрались в свободную часть коридора.

— Мы наблюдаем, — ответила Чжейго. — И это все. След остыл.

— На Мосфейре мне было бы безопаснее.

— Но вы понадобитесь Табини.

— Банитчи тоже так сказал. Но зачем? У меня для него нет никаких рекомендаций. Насколько я знаю, ко мне никто не обращался ни с какими запросами — если не вылезет что-нибудь в стенограмме по транспорту. Тут я виноват. Голова не была настроена на дела.

— Поспите сегодня ночью.

Со смертельными ловушками под каждой дверью? На такой совет ему нечего было ответить. Он повернул к почтовой конторе забрать свою почту — в надежде получить что-нибудь приятное. Письмо из дому. Журналы с картинками (поглядеть на человеческие лица), статьи, написанные на человеческом языке и основанные на человеческой логике, — хоть на несколько часов после ужина отогнать мысли, которые не дадут спать вторую ночь подряд. Вот в такие дни ему хотелось позвонить Барб, сказать, чтобы села на самолет и прилетела сюда, просто на двадцать четыре человеческих часа…

Со смертоносной проволокой на дверях спальни?

Он вытащил ключик от своего абонентского ящика, он потянулся к дверце, но Чжейго перехватила его руку.

— Пусть почту вытащит служащий.

С обратной стороны стены, она имела в виду — потому что кто-то покушался его убить, и Чжейго не хотела, чтобы он своей рукой лез в ящик.

— Это уж вы ударяетесь в крайности, — сказал он.

— Именно так могут поступать ваши враги.

— Мне казалось, у вас говорят «тонкость». Заминировать абонентский ящик — это тонкость?

— Или вставить иголку в пакет. — Она отобрала у него ключ и сунула в карман. Обратилась к служащему: — Нади-чжи, принесите почту пайдхи.

Тот ушел — и вернулся обратно.

— Ничего нет, — сообщил он.

— Всегда что-то есть, — сказал Брен. — Простите мою настойчивость, нади, но мой почтовый ящик никогда не бывает пуст. Ни разу за всю мою работу здесь он не был пуст. Проверьте еще раз, пожалуйста.

— Я вас не мог ни с кем перепутать, нанд' пайдхи. Ни вас, ни ваш ящик. — Служащий развел руками. — Я тоже никогда не видел вашего ящика пустым. Может, там праздники.

— В последние дни не было никаких праздников.

— Может, кто-то уже забрал почту для вас.

— Я никому не поручал.

— Простите меня, нанд' пайдхи. Но там просто ничего нет.

— Благодарю вас. — Он поклонился — говорить было больше нечего и искать больше негде. — Извините за беспокойство.

Он повернулся к Чжейго, сказал с недоумением и тревогой:

— Кому-то понадобилась моя почта.

— Наверное, это Банитчи забрал.

— Очень любезно с его стороны проявить такую заботу, Чжейго, но я вполне способен сам забирать свою почту.

— Может, он хотел избавить вас от беспокойства.

Брен вздохнул, покачал головой и пошел прочь. Чжейго оказалась рядом, как только он шагнул в коридор.

— Он ее унес к себе в кабинет?

— Думаю, там его нет. Он говорил о каком-то совещании.

— Он понес мою почту на совещание?

— Возможно, нади Брен.

Наверное, Банитчи принесет почту прямо в комнату. Тогда можно будет читать, пока не заснешь, или сесть писать письма, пока не забыл совсем человеческий язык. А если почты не будет, может, по телевизору покажут какую-нибудь пьесу матчими. Немножко мести, немножко юмора — легкое развлечение.

Они прошли через задние залы, чтобы выйти к главному нижнему коридору, добрались до его комнаты. Он воспользовался своим ключом — отпер дверь — и тут увидел, что кровать переставили на другой конец комнаты. На том месте, где стояла раньше кровать, теперь оказался телевизор. Все не с той руки.

Он постарался не наступить на опущенную проволоку, хоть она и должна быть сейчас обесточена. Чжейго тоже через нее переступила и прошла в его ванную без всяких даже «позвольте» или «можно мне?». Потом вытащила прибор для поиска жучков и обошла всю комнату.

Брен взял пульт дистанционного управления и включил телевизор. Прошелся по каналам. Канала новостей в эфире не было. Вообще никаких общих каналов в эфире не было. Работал канал погоды. И один развлекательный канал.