Иноземец

Но там была кровь. Так сказала Чжейго. Я действительно подстрелил кого-то.

— Это я стрелял, — сказал Банитчи. — Нади, встаньте и вымойте руки. Дважды вымойте, лучше даже трижды. И держите двери в сад на замке.

— Да ведь они стеклянные!

До этой ночи он чувствовал себя в полной безопасности. Айчжи подарил ему пистолет две недели назад. Айчжи учил его пользоваться этим оружием, сам, в своем деревенском доме в Тайбене, и никто об этом не знал, даже Банитчи, а уж меньше всех, конечно, убийца — если мне не приснилось, что кто-то входит в комнату, раздвигая гардины, если я не подстрелил незадачливого, ни в чем не повинного соседа, который душной ночью вышел в сад глотнуть свежего воздуха.

— Нади, — снова сказал Банитчи, — пойдите вымойте руки.

Брен не мог шевельнуться, не мог он думать в эту минуту об обычных повседневных делах, не мог сообразить, что случилось, — или почему, Господи, почему вдруг айчжи сделал мне такой беспрецедентный и настораживающий подарок, несмотря на всеобщий запрет и на то, что охрана строго учитывает разрешения и правила?..

А Табини-айчжи только сказал: «Держите его под рукой». И Брен все боялся, что слуги найдут пистолет у него в комнате.

— Нади!

Банитчи на него сердился.

Брен встал — голый, дрожащий — и пошел в ванную, шлепая босыми ногами по ковру. Его все сильнее и сильнее мутило.

Последние шаги он уже не прошел, а пронесся, отчаянно ворвался в туалет — и едва успел; его вывернуло, он вырвал все, что было в желудке, он чувствовал жуткое унижение, но ничего не мог с собой поделать — трижды его скручивали болезненные спазмы, пока он смог наконец перевести дух и слить воду.

Ему было стыдно, он сам себе был противен. Он набрал воды в раковину и принялся отмывать и скрести руки, снова и снова, пока не исчез запах порохового дыма и остался только свежий аромат мыла и вяжущего вещества. Он надеялся, что Банитчи уже ушел совсем или, может быть, вышел позвать ночных слуг, чтобы убрали ванную.

Но когда он выпрямился и протянул руку за полотенцем, он обнаружил в зеркале отражение Банитчи.

— Нади Брен, — сказал Банитчи траурным тоном. — Сегодня мы вас подвели.

Эти слова его поразили и обеспокоили, действительно обеспокоили, потому что исходили от Банитчи, который никогда еще прежде так не унижался. Брен вытер лицо, голову, с которой текла вода, но в конце концов вынужден был посмотреть в лицо Банитчи, черное, желтоглазое лицо, бесстрастное и сильное, как у каменного божества.

— Вы вели себя отважно, — снова заговорил Банитчи, и Брен Камерон, потомок космоплавателей, представитель шести поколений, вынужденно прикованных к земле в мире атеви, воспринял эти слова, как пощечину.

— Я его не достал. И кто-то там ходит на свободе, с пистолетом или…

— Мы не достали его, нади. Это не ваша работа — «доставать его». Не сталкивались ли вы с кем-нибудь необычным? Не видели чего-нибудь ненормального до сегодняшней ночи?

— Нет.

— Откуда вы достали этот пистолет, нади-чжи?

«Он что, думает, я вру?»

— Мне его дал Табини…

— Из какого места вы достали пистолет? И что, этот человек двигался очень медленно?

Теперь он понял, о чем спрашивает Банитчи. Он набросил полотенце на плечи, завернулся — холодно, на дворе гроза, ветер задувает в комнату. Над городом ударил гром.

— Из-под матраса. Табини велел держать его под рукой. И я не знаю, насколько быстро он двигался — в смысле, убийца. Я просто увидел тень, соскользнул с кровати и схватил пистолет.

Брови Банитчи слегка приподнялись.

— Слишком много телевидения, — проговорил Банитчи с ничего не выражающим лицом и положил руку ему на плечо. — Отправляйтесь обратно в постель, нади.

— Банитчи, что происходит? Почему Табини дал мне пистолет? Почему он сказал…

Пальцы на плече сжались сильнее.

— Ложитесь в постель, нади. Больше вас никто не побеспокоит. Вы увидели тень. Вы позвали меня. Я выстрелил два раза.

— Но я мог попасть в кухню!

— Весьма вероятно, что одна пуля попала. Будьте добры припомнить направление выстрела, нади-чжи. Разве это не вы сами учили нас?.. Держите.

К полному изумлению Брена, Банитчи вытащил из кобуры свой пистолет и протянул ему.

— Положите к себе под матрас, — сказал Банитчи и покинул его — вышел из спальни в коридор и прикрыл за собой дверь.

Замок щелкнул — а он остался стоять посреди спальни в чем мать родила, с пистолетом Банитчи в руке; мокрые волосы липли к плечам, с них капало на пол.

Он засунул пистолет под матрас, на то же место, где прятал прежний, потом, понадеявшись, что Чжейго придет с другой стороны, захлопнул решетку, а за ней и стеклянную дверь, преградив путь холодному ветру; да и брызги дождя перестали попадать на гардины и ковер.

Вновь раскатился гром. Брен насквозь промерз. Он неловко попытался поправить постель, потом вытащил из гардероба толстый халат, надел на себя, выключил свет в комнате и, кутаясь в просторное одеяние, забрался под спутанные простыни. Свернулся клубочком, но дрожь не унималась.

«Ну при чем тут я? — спрашивал он себя снова и снова. — Мыслимое ли дело, чтобы я вдруг представил собой для кого-то настолько серьезную помеху, что этот неизвестный согласился рискнуть собственной жизнью, лишь бы избавиться от меня?»

Он не мог поверить, что поставил себя в подобное положение, он ни разу не уловил и намека на такой полный профессиональный провал со своей стороны.

Возможно, убийца подумал, что я — самый беззащитный обитатель садовых апартаментов, и потому моя открытая дверь представилась злоумышленнику простой и удобной дорогой к кому-то другому, может быть, во внутренние коридоры и дальше, к самому Табини-айчжи.

Но там ведь столько охраны! Это совершенно безумный план, а убийцы, по крайней мере профессиональные наемные убийцы, отнюдь не безумцы и вовсе не склонны идти на такой риск.

Убийца мог просто перепутать комнату. Возможно, кого-то важного поместили в гостевых покоях на верхней террасе сада. Брен о таком событии ничего не слышал, но иначе в садовом дворе вообще не нашлось бы никого подходящего — охранники, секретари, шеф-повар, старший счетовод, ну и он сам — пешки, которые не могли никому встать поперек дороги.

Но Банитчи оставил свой пистолет вместо подаренного айчжи, того, из которого Брен стрелял. Теперь-то, с прояснившимися мозгами, он понимал, почему Банитчи забрал тот пистолет с собой и почему Банитчи заставил его вымыть руки — на случай, если шеф службы безопасности не поверит представленному Банитчи докладу, на случай, если шеф безопасности пожелает допросить пайдхи и пропустить его через соответствующие процедуры в полицейской лаборатории.

Он от души надеялся, что будет от этого избавлен.

Шеф безопасности не имеет материалов против меня — насколько я знаю и не имеет повода обследовать меня, если я сам был предполагаемой жертвой преступления, и не имеет (опять же, насколько я знаю) причин подвергать сомнению доклад Банитчи, ведь в некоторых отношениях Банитчи по рангу выше, чем шеф службы безопасности.

Но тогда… кому понадобилось вламываться ко мне в комнату? Размышления вновь и вновь возвращались по кругу к этому вопросу — и к леденящему тело сквозь матрас пистолету, который оставил Банитчи. Это был опасный поступок. Кто-нибудь может решить все-таки допросить меня. Кто-нибудь может обыскать комнату — и найдет пистолет, который наверняка удастся проследить до Банитчи, тут уж вся общественность крик подымет, все кому не лень. Благоразумно ли было со стороны Банитчи так поступать? Мог ли Банитчи сознательно принести себя в жертву, чего я никак не хочу, причем из-за какой-то неприятности, которую, может быть, я сам и вызвал?

Брену даже пришло в голову усомниться в честности Банитчи — но Банитчи и его молодая напарница Чжейго нравились ему больше всех остальных телохранителей Табини, именно они охраняли его персонально, когда каждый день стояли рядом с Табини, и если бы что задумали, то имели все возможности совершить любое злодейство против самого айчжи — а тем более против земного человека, отнюдь не такой важной и незаменимой персоны…