Страница 36 из 110
Описанное послом в Москве повторялось так или иначе во всех городах и городках России. Происходившее тогда очевидцам запомнилось на всю жизнь. Спустя сорок лет, советский генерал-лейтенант НЛ. Соколов-Соколенок писал о настроениях во Владимире: «В домах и на улицах города все более открыто и безбоязненно обсуждались причины неудач на фронте, и чаще всего говорящие связывали их с бездарностью руководства царских генералов, .не щадили несостоятельность и самой царской семьи. Людям было непонятно, как могло случиться, что считавшийся лучшим в мире суворовский русский солдат оказался вдруг без патронов, а передовая русская артиллерия — без снарядов».
Фронтовые неудачи больно ударили по моральному духу всей армии. Люди, еще вчера рвавшиеся в бой, начинали прозревать, понимая бессмысленность войны во имя царя и союзников. A.M. Василевский, к лету 1915 года получивший по собственному горячему желанию вместо рясы священника (он экстерном окончил семинарию) погоны прапорщика, находился в запасном батальоне в уездном городе Ростове Ярославской губернии. Он, стремившийся поскорее схватиться с врагом, был поражен настроениями офицеров, которых в батальоне насчитывалось около сотни.
Пришло предписание назначить командира маршевой роты. «Собрали всех офицеров, – пишет A.M. Василевский,– и предложил» всем желающим отправиться на фронт назвать свои фамилии. Я пылал от нетерпения сражаться, но претендовать на столь высокий пост не мог и молча ожидал, что вот сейчас в ответ на предложение поднимется лес рук, а прежде всего со стороны офицеров, ранее нас прибывших в батальон. К великому моему удивлению, несмотря на неоднократные обращения командира батальона к «господам офицерам», ничего подобного не произошло. В зале воцарилась мертвая тишина. После довольно резких упреков в адрес подчиненных старик полковник сказал: «Ведь вы же офицеры русской армии. Кто же будет защищать Родину?» По-прежнему молчание. Со слезами на глазах комбат приказал адъютанту приступить к отбору командира роты путем жребия. Сгорая от стыда за себя и за находившихся в зале офицеров, я и еще несколько человек, имевших звание прапорщика, заявили о своей готовности».
Потрясение, которое испытал молодой А.М. Василевский, понятно: уже тогда «запали мне в сердце» теории Драгомирова, учившего, как известно, что на войне главное человек и дух его, а материя и техника лишь нечто второстепенное. Теперь «решающее значение нравственного фактора», — пишет Василевский, — рассыпалось у него, прапорщика, на глазах. С сокрушенным сердцем он отправился на фронт, «однако верность этим принципам (Драгомирова) навсегда осталась у меня неизменной», рассказал маршал Советского Союза Василевский в воспоминаниях «Путь в Коммунистическую партию» («Вопросы истории», 1968, № 8), в которую он вступил в 1938 году.
Козел отпущения найден
Снарядов! Снарядов!! Снарядов!!! — несся вопль с фронтов, гулко разносился по стране, лязгал в ушах обывателей.
«Немцы вспахивают поля сражений градом металла и ровняют с землей всякие окопы и сооружения, заваливая часто их защитников землей. Они тратят металл, мы – человеческую жизнь! Они идут вперед, окрыленные успехом,и потому дерзают, мы, ценою тяжких потерь и пролитой крови, лишь отбиваемся и отходим. Это крайне неблагоприятно действует на состояние духа у всех», – сообщает военному министру командир XXIX корпуса блестящий русский генерал Д. П. Зуев.
На фронте по-прежнему бушевал огненный смерч германской артиллерии. Жуткие вести разносили те, кто испытал таран Макензена — дорогу его войскам прокладывали сотни орудий» в том числе 210 и 305 мм гаубицы. Тонные снаряды по мелким –окопам! С военной точки зрения – крупный «перебор»-вывезти в поле сверхтяжелые калибры. Совершенно не нужное и даже; глупое расточение ресурсов. Скрытый смысл заключался разве в том, что Фалькенгайн как мог берег ударные войска, наступали лучшие из лучших германских корпусов — Гвардейский, 10 армейский и 12 резервный, воспетые кайзеровской пропагандой за отличия на западном фронте.
Но почему русская армия вдруг оказалась без снарядов, не хватало, винтовок и сапог? Только недостатками в снабжении боевыми и иными видами довольствия фронты объясняли отступление. Выправить их, и тогда дело пойдет на лад — такая точка зрения господствовала в русских штабах. Царь выругался: «Все мерзавцы кругом! Сапог нет, ружей нет – наступать надо, а наступать нельзя».
В Могилеве, куда перебралась Ставка, Николай Николаевич бесновался. Вызвав к себе одного из руководителей министерства торговли и промышленности,он разложил перед ним огромную, занявшую весь стол, ведомость и заявил: «Здесь показано, что в таком-то месяце я должен получить столько-то снарядов, а в таком-то — столько-то. Расписано на целый год. На бумаге все хорошо, а на самом деле никаких снарядов я не получаю. Скажу вам откровенно, в этих расчетах я ничего не понимаю. Приказал подать объяснительную записку. Ну, написали, но я опять ничего не понял. Понял лишь следующее: они или сами ничего не знают, или нагло врут, обманывают… Разберитесь чем дело».
Тот разобрался, указав причину (как увидим дальше только одну), – с началом войны Сухомлинов заключил договор с американскими промышленниками о поставке снарядов. Установленные сроки они не выдержали, т.к. не учли, что до начала производства снарядов необходимо переоборудовать предприятия. «Тяжесть этого легкомыслия, если только можно назвать это легкомыслием, усугублялась тем, что одновременно с заключением договора Сухомлинов предоставил американцам огромный аванс в золоте. Благодаря этому, если бы мы стали нажимать на американских промышленников с целью ускорения поставки снарядов, то добились бы того только, что они разорвали бы договор, ибо золотой аванс с лихвой покрывал все их расходы».
На фронте гибли солдаты, а буржуазию охватила волна радости — режим предстанет виновником бед, обрушившихся на Россию, пора выкатываться на авансцену «спасительницей» Отчизны. Все яснее прорисовывается ее тактика — непомерного преувеличения несчастий на фронте и выпячивания собственной роли радетельницы народного блага. Нехватка всего в действующей армии служила удобнейшим поводом проливать крокодиловы слезы и выражать самые прекрасные намерения.