Страница 108 из 115
К месту новой службы Дежнёв выехал с семьёй: женой, пасынком и новорождённым сыном. Перед выездом он распорядился имуществом. Продал корову, сдал в аренду семейному казаку избу и покосы на Еловом острове.
На Чечуйском волоке стоял совсем небольшой казачий отряд. Встретившись с Ерастовым, Дежнёв подумал, что Ивану с его опытом и достаточно высоким чином можно было бы доверить и покрупнее отряд. Но не сказал этого, не желая огорчать товарища. А Ерастов не скрыл своего удивления:
— Не пойму, Семейка, почему не нашёл для тебя воевода достойной начальственной службы? Будем считать — ты мой помощник, и мы с тобой в отряде на равных.
— Спасибо, Иване. Я ведь за высокими должностями не гонюсь.
— Посмотри-ка на соседние земли переселенцев. Выращивают рожь, овощи. Часть урожая они отдают государству как налог. Твоя задача собрать этот налог натурой. Свезёшь его в Якутск на прокорм гарнизону.
Караван с хлебом Семён Иванович снарядил и благополучно доставил в Якутск, а когда возвратился на Чечуйский волок, был несказанно удивлён, встретив там своего старого знакомого по Анадыри Курбата Иванова.
— Вот снова служба свела нас, Курбатушка, — приветливо сказал Дежнёв.
— Свела, — отрешённо ответил Курбат и нахмурился.
— Приехал Ерастова сменить?
— Не смеялся бы над горемыкой, Семейка, — огрызнулся Курбат.
— И не думал смеяться, Бог с тобой.
— Не слышал ничего о моём злоключении?
— Ей-богу, не слышал.
— Не Ерастова менять, в ссылку к вам прибыл, под начало Ивана.
— Что же случилось с тобой, Курбатушка? Рассказал бы.
— Как-нибудь расскажу. Не сразу.
Дежнёв видел, что отношения Ерастова с Курбатом Ивановым не складывались: Курбат тяготился положением рядового казака. Прослужив некоторое время на Колыме, сменив там Дежнёва, он достиг высокого чина сына боярского. На всё обширное воеводство приходилось всего несколько представителей казачьей верхушки, наделённых таким высоким чином. Тягостное положение было и у Ерастова. Он не мог найти нужный тон в общении с Курбатом, не решался заставить его нести караульную службу, выполнять тяжёлую физическую работу. Сын боярский всё-таки. Избранная верхушка казачества. А между тем в маленьком отряде были люди наперечёт. И они начинали роптать, видя праздность Курбата. А Дежнёву Ерастов не раз жаловался:
— Вот обуза на мою голову свалилась. Как бы избавиться от него?
А Дежнёву Курбат Иванов как-то решился поведать свою злополучную историю.
— Отслужил я свою анадырскую службу и возвращался с ясачной казной на Лену. В Нижнеколымске пришлось зазимовать. И там-то во время зимовки случилась беда, пожар. Сгорела ясачная казна.
— Твоя-то вина в чём, Курбат? Не ты же поджёг амбар с ясачной казной, надеюсь?
— Конечно, поджигателем я не был. Но если и не нашли моей прямой вины, то обвинили в недосмотре. Почему охрану у амбара не выставил? Почему пожар вовремя не заметил и не остановил?
— Ты-то сам, Курбатушка, вину за собой признаешь?
— Неумышленную. Начальник отряда за всё в ответе.
— Что же было дальше?
— А дальше... судить меня хотели. Да как-то удалось избежать наказания. Правда, понизили в должности. Видишь, направили служить на Чечуйский волок не начальником, конечно. Передавали мне, воевода Барятинский, человек нерешительный, тугодум, долго не мог решить, как поступить со мной. Послал запрос в Сибирский приказ — какую меру наказания определить мне. А сказал напоследок — служи пока на Чечуйском волоке. Москва с твоим делом разберётся.
— Что же может тебя ожидать, Курбат?
— Ничего хорошего не жду. В лучшем случае могут заставить возместить стоимость сгоревшего добра. Это значит, что лишусь всех моих сбережений, кои накоплены за долгие годы нелёгкой службы.
— Сочувствую тебе, Курбат. Надейся на лучшее.
А дело кончилось для Курбата Иванова совсем плохо. На Чечуйский волок неожиданно прибыли два служилых человека илимского воеводы Аничкова, один в чине пятидесятника, другой в чине десятника. Ерастов в то время находился в отлучке, охотился. Прибывшие обратились к Дежнёву, сунув ему в руки бумагу.
— Предписание из Сибирского приказа — выдать нам сына боярского Курбата Иванова для суда над ним.
— Не уполномочен, казаки. Властью не наделён. Так что не по адресу обратились, — ответил им Дежнёв. — Есть над нами начальник отряда. К нему и обращайтесь.
— Зови начальника.
— Не могу. На охоту ушёл. Отдохните с дороги.
Дежнёв сумел предупредить Ерастова, когда тот возвратился с охоты, обвешанный гирляндой куропаток. Оба сочувствовали Курбату и стали обсуждать всякие возможности — как не выдать его илимским служилым людям. Дежнёв предложил такой план:
— Скажем непрошеным гостям, что Курбат тяжело болен. Негоже больного человека отпускать в дорогу. Приезжайте, дорогие гости, за Курбатом в другой раз.
Далее Дежнёв толковал своё: главное, оттянуть время, выпроводить илимских гостей, а там, Бог даст, и забудут про беднягу.
Ерастов согласился с планом Дежнёва.
— Пойди к Курбату, скажи ему, пусть скажется больным. А я займусь гостями.
— Почему предписание из Илимска, а не из Якутска? — спросил Ерастов непрошеных гостей.
— Читай бумагу, — сказал пятидесятник наступательно. — Предписание вовсе не из Илимска, а из Москвы. А мы только исполнители. Илимск-то поближе к вашему волоку, чем Якутск. Вот нам и поручено арестовать Курбатку. Или ты против предписания Сибирского приказа?
— Господь с вами, казаки. Оспаривать сие предписание не посмею. А только скажу вам — жалко мне Курбата. Тяжко болен он. Доедет ли?
Но вот Курбат Иванов явился к илимским казакам живой и здоровый. Дежнёв не сумел уговорить его сказаться больным.
— А говорят, ты тяжко болен, — сказал с недоумением пятидесятник.
— Уже выздоровел. Ваш арестант.
Вскоре стало известно, что по дороге в Илимск Курбат Иванов внезапно умер — не выдержало сердце душевных потрясений. А ведь и он внёс немалый вклад в русские географические открытия XVII века. Ему принадлежит заслуга в открытии залива Креста и бухты Провидения.
На Чечуйском волоке Дежнёву довелось служить непродолжительное время, весной—летом 1667 года. В конце лета он возвратился с семьёй в Якутск и получил новое назначение — приказчика Оленёкского зимовья на северо-западной окраине Якутии. Довольно заметной протяжённости река Оленек течёт в меридиальном направлении к западу от Лены и впадает в Северный Ледовитый океан чуть западнее огромного лабиринта рукавов и протоков, составляющих ленскую дельту. Нижняя часть оленёкского бассейна охватывает тундровые пространства, а верховья реки находятся в лесной зоне. По берегам Оленека кочуют немногочисленные эвенки, оленеводы и охотники, изредка заходят якуты.
О новом назначении Дежнёву сообщил сам воевода, князь Барятинский:
— Посылаем тебя приказчиком на реку Оленек. Не пристойно тебе, казачьему атаману, в подчинении у других ходить.
Дежнёв сдержанно поблагодарил князя. Всё же он теперь узаконенный приказчик, начальник казачьего отряда, управитель обширной части воеводства.
Перед тем как выехать к месту службы, Семён Иванович постарался расспросить подьячих, долго прослуживших в воеводской канцелярии, что они могут сказать об Оленёкском крае. Расспрашивал и казаков, когда-либо служивших на Оленеке. И вот что он узнал.
Река Оленек была открыта русскими ещё в двадцатые годы. Первыми побывали здесь мангазейские казаки. В середине тридцатых годов Илья Перфильев и Иван Ребров, выйдя из устья Лены и идя в западном направлении, вышли в реку Оленек. Во второй половине тридцатых годов сюда ходил с отрядом казаков Елисей Буза. В 1648 году, когда Алексеев и Дежнёв с товарищами осуществили свою героическую экспедицию, отряд Якова Семёнова первым совершил плавание по Ледовитому океану от Хатангской Губы до устья Анабары, пройдя этот путь на коче за девять дней. До него этим путём русские ещё не ходили. Вслед за Семёновым сюда потянулись один за другим как мангазейские служилые и промышленные люди, так и ленские.