Страница 46 из 105
— Аманатов пока попридержим, — ответил Хабаров.
Ерофей Павлович оповестил своих собеседников, что дауры обратились к нему с просьбой отложить уплату ясака пушниной до осени, когда начнётся промысловый сезон.
— Я думаю, что можно пойти навстречу этой просьбе. Подождём до осени, — высказался Хабаров. Ему никто не возразил, и тогда он повёл речь о будущей зимовке. — Подумаем о зиме, други. Почему бы нам не избрать для зимовки Толгин городок? Он неплохо сооружён. В нём можно и зазимовать, и осаду выдержать. Местные жители выращивают хлеб, который мы можем у них приобретать. К тому же со здешним населением у нас установлен мир, дауры присягнули нам на верность и согласились платить ясак. Так почему бы не сделать сей городок местом зимовья?
— Надёжно ли? — задал вопрос Константин Иванов.
— Постараемся усилить укрепления, возведём башни и поставим на них пушки. Ещё нужна надёжная изба для аманатов, чтоб не сбежали. Стоит подумать — не завести ли собственную пашню...
Ерофей Павлович ещё долго говорил об устройстве и укреплении Толгина городка, который стали так называть по имени его князька.
Внезапно разговор приобрёл иное направление. Подал голос молодой казак.
— Дозволь, Ерофей Павлович, слово сказать. Приметил я, что есть среди даурок пригожие девахи. А мы по женским ласкам изголодались. Дозволишь ли, коли какая красотка приглянется, жениться на такой?
— Почту за доброе намерение, — ответил с усмешкой Хабаров, — почему бы не жениться тебе на даурке. Присмотрел, что ли, какую?
— Да ещё нет, но за сим дело не встанет.
— Небось найдутся и другие греховодники, кто на даурских девок заглядывается?
— Найдутся, Ерофей Павлович. Непременно найдутся, — раздались из людской массы голоса.
— Только вот ведь какая загвоздка: приглянулась тебе даурская девка, уговорил ты её, расположил к себе, а она ведь басурманка, нехристь. Её сперва окрестить надобно, в нашу православную веру обратить, а потом уже и под венец с ней идти. А для этого поп нужен. Попа-то на Амуре покудова нет.
— Так проси прислать его, — с мольбой в голосе произнёс молодой казак.
— Постараемся, — обнадёжил его Хабаров.
Жизнь городка постепенно налаживалась, возвращалась к издавна заведённому порядку. Дауры свободно приходили в городок, общались с аманатами, размещавшимися с отдельной избе. Между туземным населением и русскими шёл оживлённый обмен товарами, шкурки соболя и другого пушного зверя обменивались на разные вещи, которые заинтересовали дауров. В своей отписке Хабаров сообщал об этой мирной жизни: «Они (дауры) жили в своих улусах у города с нами за один человек, и корм нам привозили, и они к нам в город приходили беспрепятственно, и мы к ним тоже ходили». Однако ситуацию, сложившуюся в городке, Хабаров, видимо, переоценил. Незримо для русских в недрах даурского общества шло брожение. В селения дауров проникали маньчжурские лазутчики и настраивали местных обитателей против русских, действуя подкупами и угрозами, осыпали даурскую верхушку подарками и вместе с тем неустанно повторяли: «Людей, что пришли к вам с севера, мало. Они пришли и уйдут. А нас, маньчжур, великое множество. Коли будете уступчивыми с северными людьми, мы это вам припомним. И вам непоздоровится». Угрозы казались даурам реальностью.
Константин Иванов, усердно старавшийся осваивать новый для себя язык, посещал даурские юрты, пытался вести разговор с их обитателями, узнавая всё больше слов и, кажется, начиная понимать речь туземцев. Неожиданно в начале сентября 1651 года Константин стал замечать косые и недружелюбные взгляды дауров. Это сразу насторожило его. Оказавшись в одной из юрт, он услышал несколько откровенно враждебных реплик. Это было неспроста. Он попытался выйти из юрты, но тут на него набросились трое рослых молодых дауров, схватили за руки и попытались связать. Иванов потом не мог объяснить, откуда в нём взялась такая сила, позволившая противостоять трём противникам. Константин, который был достаточно сильным и рослым человеком, вырвался из рук дауров, отбросил одного из них вглубь юрты, а другого ударил коленом в пах, третий остановился в замешательстве. Выскочив из юрты, Иванов бегом бросился к городку, криками предупреждая соратников об опасности.
Бегство Иванова вызвало тревогу и у дауров. Они стали с криками выбегать из юрт, садиться на коней, хватать жён и детей и покидать улус.
Ерофей Павлович приказал привести к нему аманатов и спросил их строго:
— Как понять поступки ваших людей?
Аманаты отговаривались незнанием. «У нас свои думы, а у улусных людей — свои», — говорили они. Лишь Толга ответил дерзко, вызывающе: «Можете отсечь нам головы, коли мы вам попались».
— Мы не собираемся этого делать, — спокойно ответил Толге Хабаров. — Какой нам прок от твоей головы?
В течение четырёх дней Ерофей Павлович ждал, что дауры одумаются и вернутся в свои жилища. Он даже отослал к беглецам одного из аманатов с призывом не совершать неразумных поступков и возвращаться, но призыв не возымел действия. Тогда Хабаров принял решение срочно сниматься с зейской стоянки и идти вниз по Амуру. Приходилось торопиться, так как навигационный период близился к концу. Караван миновал устье крупного амурского притока Бурей. Отсюда начинались земли, населённые народом, который Хабаров называет в своих отписках гогулями, или гогулами. Об этом народе мы встречаем упоминание только у одного Хабарова. Вероятно, речь шла о каком-то местном названии дючеров, либо Ерофей Павлович неправильно понял название народа. Их небольшие поселения насчитывали не более десятка жилищ. От гогулов Хабаров узнал, что ниже устья правого амурского притока живут дючеры.
Караван Хабарова плыл целую неделю. В дючерских землях почти не делали остановок, и близко познакомиться с дючерами хабаровцам не удалось. Всё же кое-какие беглые сведения о дючерах и районе их расселения были собраны. Правый берег Амура был гористым и неудобным для причаливания судов каравана, левый — низменный, местами заболоченный — неудобным для поселения. На правом, возвышенном берегу были сосредоточены поселения дючеров. Они насчитывали до шестидесяти и более юрт. Земледелием дючеры занимались меньше, чем их соседи, дауры, отдавая предпочтение скотоводству и рыболовству.
В поисках места для зимовья Хабаров внимательно обозревал берега и приходил к выводу, что правый берег для этого неудобен и небезопасен. Пользуясь знакомой им горной местностью, маньчжуры или другие внешние враги могли тихо подобраться к русскому зимовью и внезапно напасть на него. Кроме того, противник имел возможность сконцентрировать свои силы в горном распадке.
Приняв правый приток, реку Уссури, Амур круто поворачивал на северо-восток. Берега здесь были низменными, лесистыми, часто река растекалась на мелководные протоки, образуя острова и островки. А населяли эти места ачаны, так во времена Хабарова называли одно из ответвлений натков или, по-современному, нанайцев. Ачаны, как могли, заметить хабаровцы, земледелием не занимались. Жили они в прибрежных поселениях за счёт рыболовства и охоты.
Хабаров выбрал для зимовки место на берегу тихой амурской протоки под утёсом. Здесь был возведён Ачанский острожек, названный так по имени населения — ачан. Где же Ерофей Павлович обустроил новое зимовье? Исследователи выяснили, что Ачанский городок располагался вблизи современного приамурского правобережного села Троицкого, ниже нынешнего Хабаровска. Это территория современного Нанайского района.
Отряд дружно взялся за работу, заготовили строевой лес, возвели стены с двумя сторожевыми и одной проезжей башней с воротами. Внутри ограждения срубили несколько зимних изб, амбар для заготовленной пушнины, отрыли погреб для мороженой рыбы. Стены городка окружили земляным валом и глубоким рвом. Когда работа по возведению городка завершилась, выяснилось, что он маловат для отряда, поэтому Хабаров принял решение за пределами стен срубить ещё несколько изб.