Страница 3 из 105
К вечеру обоз достиг Великого Устюга. Взошла луна — большой медно-красный диск с выщербленными краями. В окнах и оконцах домов тускло светились огоньки свечей, лучин и масляных плошек. Врезались в небо многочисленные купола и шпили церквей, увенчанные крестами. За гладкой каменной стеной сгрудились палаты воеводы, присутственные места, избы гарнизона. Город обрамляли рассыпанные в беспорядке избы посада. Здесь обитель ремесленного люда, мастеровых с лодейного двора, мелких торговцев и всякой голытьбы.
Обоз не стал направляться к городским воротам, охраняемым казаками-стражниками с алебардами и бердышами, свернул в лабиринт извилистых улочек посада и через некоторое время достиг избы Хабаровых. Дорога к ней братьям была знакома по неоднократным поездкам в город. Изба, как и большинство строений посада, топилась по-чёрному, но срублена была добротно — из вековой лиственницы, на высокой подклети, — а на задворках её высились амбары, хлевы, баня. Павел Хабаров неоднократно повторял сыновьям:
— Разбогатеем, переберёмся в Устюг. Усадьбу я возводил с думами о будущем.
Обоз был встречен громким гавканьем двух рыжих собак-лаек с острыми лисьими мордами. Но узрев в прибывших своих, собаки умолкли и стали ласкаться к Ерофею.
Заслышав скрип полозьев и конское ржание, из дома по крутой лестнице спустился во двор постоялец Игнат Свирин, корабельный мастер с лодейного двора, принадлежащего богатому промышленнику Югову, на которого трудилось не менее двух десятков корабелов.
Прижимистый Павел Хабаров держал постояльца не без малой для себя выгоды. И двор в устюжском посаде был под надёжным присмотром, и юговский корабельный мастер платил за проживание исправно, принося Хабарову доход.
Обоз едва въехал в просторный двор, как Игнат поспешил захлопнуть тяжёлые тесовые ворота и задвинуть засов. Ерофей с Никифором и Донатом распрягли коней, отвели их в конюшню. Сани с добром оставались во дворе под охраной собак. Только после этого Ерофей и его спутники вошли в дом. Наспех закусили они ломтями хлеба со свиным салом из дорожных припасов, выпили по жбану холодного хлебного кваса, предложенного Игнатом, и, усталые, не избежавшие дорожных происшествий, отправились на покой в одну из горниц. Семья Игната Свирина никогда её не занимала. Эта горница пустовала, готовая в любое время принять хозяев.
2. В Великом Устюге
Притомившиеся с дороги, Ерофей Павлович и его спутники проснулись поздно, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом. С улицы слышались чьи-то крики, звон бубенцов проезжавших мимо подвод. Со стороны лодейного двора доносились визг продольных пил и перестук топоров.
Первым проснулся Ерофей, прислушался к уличным звукам, окрикнул спутников:
— Подымайтесь, лежебоки. Хватит дрыхнуть...
Наспех позавтракали. Ерофей распорядился, чтобы Донат задал корм лошадям, сам же вместе с братом Никифором отправился в город по делам.
Сперва посетили дом промышленника Югова.
— Влас Тимофеевич давно отбыл на лодейный двор, — такими словами встретил их привратник, охранявший юговскую усадьбу.
Дом Югова, срубленный из толстой сосны, выделялся среди окрестных строений посада. Не дом — внушительные хоромы в два этажа на подклети с витыми колонночками. Мезонин был разукрашен затейливой резьбой. Сразу видно, что обитает здесь один из именитых богатеев города. Влас Тимофеевич не только промышлял пушного зверя, а точнее — содержал ватагу промысловиков и охотников, отправлявшихся во главе со своими предводителями за Каменный пояс, в Мангазею, на Обь и Иртыш. Ещё он содержал лодейный двор, где опытные и искусные корабелы мастерили лодки, ладьи, дощаники. Изделия юговских корабелов находили широкий спрос у местного купечества и промышленных людей.
Власа Югова братья Хабаровы встретили на берегу Сухоны у недостроенного дощаника, белевшего своей бортовой обшивкой. Промышленник зычным голосом распекал старого корабела, чем-то не угодившего ему.
— Отдохни малость, Влас Тимофеич, — остановил его Ерофей. — Низкий поклон тебе от родителя нашего.
— А, это ты, Ерофеюшка, с братцем своим, — отозвался Югов. — Мы вот всё трудимся в поте лица.
— Бог в помощь!
— С чем пожаловали?
— Со всякими припасами, кои потребны тебе.
— Видишь, сколько народа надобно прокормить, да и у меня самого семейка немалая. Стало быть, всё потребно. Старшенького моего снаряжаю на промысел. Сами-то вы не намереваетесь за Каменный пояс податься? В Мангазею хотя б?
— Поразмыслить надобно.
— Поразмысли, коли так.
— С батюшкой посоветоваться бы надо. Он у нас всему голова.
Югов принялся дотошно расспрашивать, с каким товаром братья прибыли в Великий Устюг, и внимательно слушал Ерофея, когда тот перечислял ему содержимое обоза.
— Так, так... добро, — говорил, кивая головой, Югов, — корабелов кормить надо. Да и в Тобольске мой приказчик сидит, торгует всяким товаром. Опять-таки сынка старшего в Мангазею на промысел собираю. Ему и его людишкам припасы потребны. Всё у тебя забираю. О цене сговоримся, не обижу.
Ерофей договорился с Юговым о продаже ему большей части доставленных продуктов.
— Привези добро ко мне во двор. Найдёшь дорогу? — спросил промышленник.
— Найду, конечно. Не впервой, — ответил Ерофей.
Влас Тимофеевич удалился к другому дощанику, а рядом с братьями оказался Игнат Свирин.
— Интересуетесь трудами рук наших? — спросил он.
— Интересуемся, — сдержанно ответил Ерофей. — Почему дощаник с такой низкой посадкой?
— Рассчитан для плавания по мелководью. Коли купеческий караван держит путь в Сибирь, то в самый раз их испробовать в плавании.
Игнат пустился в пространные рассуждения. Небольшие плоскодонные суда подымались вверх по Вычегде до того места, где в неё впадал правый приток Сысола. Затем шли Сысолост до её верховьев, которые близко подходят к верхней Каме. Далее спускались по Каме до впадения в неё реки Чусовой, чьи мелкие притоки, стиснутые кручами Каменного пояса, близко подходят к притокам Туры. А она — приток Тобола. При впадении этой реки в Иртыш стоит город Тобольск — местопребывание сибирского воеводы. Нелёгок путь до Тобольска: преодолеваешь мелководья, пороги и перекаты, волоки. Однако никакие препятствия и перегрузки не останавливают русского человека на пути в Сибирь-матушку. Преодоление нелёгкого, утомительного пути сулит купцу или промышленнику немалые прибыли, а ради этого можно не пожалеть и сил своих.
Вернулся Влас Тимофеевич, сказал Ерофею:
— Жду вас с вашим добром. Завозите на мой двор. И хочу побалакать с тобой. Дело есть, Ерофеюшка.
— Какое дело?
— Узнаешь. Всему своё время.
Сперва братья посетили усадьбу купца Худякова, державшего лавку в гостином дворе. Договорились поставить ему две подводы продуктов. Худякова Ерофей Павлович откровенно не любил. Купец был прижимист, мелочен, норовил обсчитать при расчёте. Можно было бы весь запас продуктов сплавить только Югову, человеку добропорядочному и не столь мелочному, но отец имел какие-то свои виды на Худякова и не хотел прерывать с ним связей, хотя и называл его за глаза канальей и мошенником.
В Тобольске Худяков держал торговую контору со своим приказчиком. С купцом Ерофей не без труда договорился о продаже ему содержимого двух подвод. Худяков долго плакался, говоря о каких-то ценах, и пытался обсчитать Хабарова, но тот уже был тёртым калачом. Когда подводы прибыли к худяковской усадьбе и начались расчёты, Ерофей Павлович несколько раз дотошно пересчитал деньги, переданные купцом, и, обнаружив недочёт, с укоризной сказал ему:
— Ошибочка у тебя вышла, не хватает двух гривен. О чём мы с тобой договорились?
— Это по слабости зрения, оно подвело. Вот тебе две гривны.
Четыре гружёных подводы доставил Ерофей на двор Югова. Как наставлял отец, Ерофей протянул Власу подарок — увесистый бочонок с мёдом.