Страница 37 из 39
– Простите?
– Две трети мигрантов, – сказал он, – десятки тысяч людей были отправлены обратно. Все они поверили в щедрые обещания Нам Туена… две трети прибывших забраковали как больных, нетрудоспособных или негодных к обучению.
– Это закрытая информация. Откуда вам это известно?
– Моя компания ведёт дела в Северной Корее, – ответил Алексей. – Мы строим термоядерную электростанцию в Синчхоне. Так вы знали?
– Цифр я не знала. Но, думаю, вы говорите правду: наши первые собеседования длились по нескольку часов, и люди часто выходили заплаканные, некоторые падали без сознания. А потом, когда нас отправили в обучающий центр, примерно четверть тех, с кем я училась, не смогли сдать экзамены.
– А знаете, что инструкции чиновников миграционной службы писал лично Нам Туен?
– Я слышала об этом, но, полагаю, у него были помощники.
– Вы когда-нибудь видели его?
– Лично? Нет. Вы?
– Нет.
– Но он спас мне жизнь, – улыбнулась Элизабет. – Меня, в отличие от всех этих людей, он не обманул.
– Это только ваша заслуга, – серьёзно сказал Алексей. – Вы смогли создать всё это…
– У меня тоже были помощники, – рассмеялась Элизабет.
– Не скромничайте, – покачал головой Алексей. – Вы с нуля сумели создать одну из крупнейших корейских сетевых компаний… Сколько вам лет, кстати?
– Это бестактный вопрос.
– Извините. Я читал в Сети, что вам нет и двадцати пяти…
– Обтекаемая формулировка. Мне двадцать четыре года.
– Это поразительно. Я восхищаюсь вами. Сколько лет вы потратили…
– Вот потому-то я и пытаюсь сделать так, чтобы в Сети обо мне не писали, – улыбнулась Элизабет. – Из-за всех этих расспросов. – Она посмотрела на кита, который снова появился из воды, демонстрируя новую анимацию. – Я приехала в Пхеньян пять лет назад. У меня не было билета, и в поезде Дели – Пекин я выдавала себя за проститутку.
– Невероятно.
– Мне самой трудно сейчас это представить, – соврала она. – Но тем не менее… После того как я год просидела в образовательном центре… Несколько месяцев работала в колл-центре, где был дефицит людей со знанием хинди. Потом устроилась секретаршей в строительный департамент… а в свободное время заводила по Сети друзей и думала, как бы заработать.
Она рассмеялась, но Алексей оставался невозмутим. Тогда Элизабет развела руками и показала на окружающий пейзаж.
– Вот так я и решила продавать впечатления. Нашла людей, взяла кредит… Удивительно, что до меня никто не додумался до этой простейшей мысли…
– Дать возможность ощутить дополненную реальность даже тем, у кого нет денег на дорогой коммуникатор, – кивнул Алексей. – Вы потрясающая женщина, Элизабет, я хочу, чтобы вы это знали. Простите за неловкий комплимент.
– Извинения приняты.
– Вы слышали о нейробиологическом программировании?
– Шутите? Я изучила всё, что могла.
– И вы верите, что это двери в новый век?
– Эти двери будут доступны лишь избранным, – ответила Элизабет, – вроде вас.
– Или вас. Весь мир, каким мы его воспринимаем, это просто набор сигналов, поступающих в наш мозг. Если подавать верные сигналы, то нет никакой разницы, происходит ли это с нами на самом деле. Это уже не дополненная реальность. Это изменение самой реальности.
– Пока нет данных, насколько оно действенно.
– Но его же используют не только для создания иллюзий. Думаете, в ООН обсуждали бы развлекательную программу?
– Вы считаете, НБп работает?
– Мне оно помогло.
– Да ладно, – удивилась Элизабет. – Вы им пользовались?..
– У меня был рак, – сказал Алексей, – рак крови, два года назад. Но теперь я абсолютно здоров. Прошёл курс НБп четыре месяца назад.
– Сколько это стоило?
– Моя очередь сказать про бестактный вопрос.
– И всё же?
– Небольшое состояние, – кивнул Алексей. – Но у меня не было выбора. Нанобомбы уже не помогали, слишком поздно диагностировали… В своё время не установил датчик здоровья и пожалел об этом.
– И как ощущения от НБп?
– Три процедуры. Никакой боли, ничего подобного. Вообще никаких ощущений. И я здоров. Лимфомы нет, и больше она не появится. Меня перезагрузили, как компьютер. Спасибо Стивену Голду, что я стою сейчас перед вами.
– А вы стали… другим?
– «Новым человеком», да? – засмеялся Алексей. – Так сейчас говорят? Я считаю, они преувеличивают, этой проблемы не существует.
– Но всё же?
– Нет, у меня ведь был лечебный, а не полный курс… Без изменений характера, когнитивных функций, регулировки эмоций. Я себя полностью устраиваю.
– Простите за допрос, – засмеялась Элизабет. – Но я впервые встречаю… вижу человека, который прошёл НБп. Мне безумно любопытно.
– Как и мне, – засмеялся в ответ Алексей. —Я через десять дней буду в Пхеньяне и буду счастлив, если вы захотите продолжить свой допрос в реальном мире.
– Я жду приглашения.
…На этом их диалог оборвался; две недели спустя, глядя через окно монорельса на гостиницу Рюгён, громадную стеклянную пирамиду в центре города, соединённую перемычками с окружающими небоскрёбами, Элизабет вспоминала их разговор в деталях. Они тогда обменялись контактами и разошлись: Алексей отключился от симуляции, а Элизабет вышла из режима прямого включения и устроила совещание по поводу брызг от струи кита и некоторых мелочей экстерьера. Ей не нравилось, как вели себя альбатросы, и девушка с раздражением вспомнила, что их программу так и не переписали.
У неё работали профессионалы – после недавнего сокращения она оставила всего тридцать шесть человек, но у маленькой команды есть как преимущества, так и недостатки. Элизабет не платила им зарплату – они получали нефиксированный доход от прибыли компании и потому работали не покладая рук, но успевали не всё. «Альбатросы – не главное, – успокоила себя Элизабет, – ты волнуешься из-за встречи, и альбатросы – просто предлог, чтобы выпустить пар…»
Элизабет смотрела на Рюгён: она видела фотографии старого Пхеньяна, до Объединения, и на них здание Рюгёна казалось чужеродным и уродливым, особенно рядом с однотипными, низкими и убогими строениями вокруг. Теперь же, опоясанный магистралями, висячими парками и пешеходными зонами, дополненный комплексом высоток, Рюгён сиял, став тематическим центром пейзажа. Несмотря на туман и низкую облачность, Пхеньян сверкал – город перестраивали, и здания вырастали по строгому плану, не перекрывая друг другу обзор и оставляя широкие просветы для солнца и автомобильных магистралей. Элизабет изучала планировку, когда работала в департаменте строительства, и знала, как много сил приложено к тому, чтобы одновременно ликвидировать коммунистическое архитектурное наследие и создать новый облик современного Пхеньяна.
«Как это случилось? – задавалась вопросом Элизабет, пока чистый полупустой вагон монорельса мчал её ко входу в Рюгён. – Есть ли имя у этих чудес, которые преобразили и город, и страну, и мою жизнь?..»
У этих чудес было имя. Над дверями и окнами вагона тянулись рекламные щиты, и на одном, рядом с трёхмерным изображением нового коммуникатора и улыбающейся девушки, протягивающей вперёд свои протезированные, неотличимые от органических руки, красовалось лицо Нам Туена.
Его улыбка подрагивала, но морщинки у глаз выдавали (или должны были выдавать) её искренность. Он иногда моргал, и в это время фокус изображения смещался на глаза – у него были голубые глаза, большие и круглые, почти как у европейца. Он просто улыбался с плаката и смотрел на пассажиров: не было ни бегущей строки, ни агитационного лозунга, ни даже его имени – а ведь приближались парламентские выборы, и правящей партии предстояла серьёзная борьба за электорат северных территорий.
Одним хмурым зимнем утром, когда вдоль дорог лежал грязный снег, а Элизабет, кутаясь в старое пальто, шла на работу пешком (не было денег на билет), мимо неё проезжал кортеж. Четыре тёмных автомобиля остановились на светофоре, как будто на крышах не были закреплены проблесковые маячки, а на бамперах – правительственная серия номеров NT01. Когда Элизабет поравнялась с кортежем, который ожидал зелёного сигнала, то поняла, почему прохожие замирали и менялись в лице. На заднем сиденье одной из машин сидел Нам Туен и махал рукой прохожим. Окно было открыто, и Элизабет запомнила его руку в чёрной обтягивающей перчатке. Его лица она не разглядела – светофор переключился, и кортеж тронулся. Тем же вечером в Сети Элизабет прочла, что это давняя привычка Нам Туена, не закрывать окно машины и смотреть на людей без преград в виде бронированных стёкол. За прошедшее десятилетие он стал любимцем всей нации, если не всего мира – последние несколько лет Элизабет только и читала в новостях о бесконечных поездках Нам Туена по Азии. Увидеть его на улице Пхеньяна было шоком, но не неожиданностью.