Страница 3 из 17
2. Коан о бестолковых учениках, лишившихся ушей
Прежде чем начать урок, я достаю из кармана пиджака записную книжку. Зачитываю вслух цитату: - "Бездействие, как состояние, есть процесс служения Карме посредством минимального вмешательства в Реальность. Так, может, лучше умереть сразу, покончив жизнь самоубийством? Но самоубийство - так же есть действие..." Что ты по этому поводу думаешь, Барский? - Бред, - откликается он сейчас же. - Вот и я думаю, что самоубийство в нашем с тобой случае - не выход... Мне нужна была сила, и я прикоснулся к ней. Мне нужно было хоть на миг вернуться в свой мир, и мудрые слова открыли дверь. - Между прочим, - добавляю с гордостью, - это была выписка не из кого-нибудь, а из Во Го. - Из какого Вого.? - с ужасом спрашивает Щюрик. - Не знаешь? Позор. Лучший российский автор в формате дзен, так что рекомендую. Жаль, публикуется только в Сети, да еще под псевдонимом. - Ты спятил, Димaс, - корчится он. Спорить? С идиотом? Я бы улыбнулся, если б смог выплюнуть зловонную трухлявую затычку, распирающую гортань. Кроме цитат в моей записной книжке хранится много чего полезного. Нестерпимо хочется проститься с внешней частью Реальности, пока есть еще время... а есть ли время?.. я хватаюсь за пульс - бусинки сердечных сокращений сыпятся по ступенькам, обгоняя одна другую, вне ритмов и медицинских законов... листы записной книжки лениво перебирают воздух, как плавники висящей в воде рыбины... фамилии, телефоны, адреса - всё то, что никогда мне уже не понадобится... я бы заплакал, если б в сосудах моих осталась хоть капля влаги... Мальчишка продолжает методично бить чем-то в дверь ванной, и тогда я встаю. - Не смей трогать ребенка! - воет Щюрик мне вслед. Догадливый ты мой. Нет, я не за ним. В прихожей, среди лыж и ватников, я приметил комплект удочек. Хозяин, оказывается, не дурак порыбачить. Однако леска там слабовата - для моих целей не годится. Поэтому я, не выходя из комнаты, останавливаюсь возле дверного проема. Здесь мастеровитый хозяин устроил вместо двери остроумное украшение: свисающие до пола гирлянды из пивных пробок. Пробки нанизаны на толстенную леску, вернее сказать, на плетеный поликарбоновый шнур (ширина - около трех миллиметров в диаметре; выдержит любой вес). Невероятно кстати! Обрываю всю эту конструкцию к чертовой матери и ссыпаю пробки в угол. Потом делаю из шнура удавку и возвращаюсь к своей добыче. У господина Барского завязаны и передние, и задние конечности, поэтому ставить его тушу на ноги приходится мне. Он пытается устроить возню, но одной зуботычины достаточно, чтобы процесс завершился. Петлю я набрасываю ему на шею, а другой конец шнура, встав ногами на разобранный диван, перекидываю через крюк, на котором висит люстра. Устанавливаю пленника точно под этой люстрой, после чего натягиваю и закрепляю шнур на крюке. - Не дергайся, - предупреждаю я человека. - Потеряешь Равновесие, и ты висельник. - Зачем ты это делаешь, Клочков? - спрашивает он, на мгновение заглянув мне в глаза. - По-моему, спектакль с перебором. Все-таки к его лицу невозможно привыкнуть... - Зато пьеса хороша, - отвечаю я. - "Живой труп" называется. - В каком смысле? - силится он понять. - Это что-то из классики? - тужится он вспомнить. - Классика не умирает, в отличие от людей. Я обрываю эту болтовню и иду наконец вызволять Барского-младшего из темницы. Пришло время. Поднимаю вешалку, освобождая проход... Оказывается, он колотил в дверь не тазом! Здоровенный дюралевый бак для грязного белья проносится мимо меня - еле успеваю увернуться. Как мальчишка справлялся с этакой махиной? Воин! Я ловлю взбесившегося зверька на пороге, поднимаю в воздух и бережно встряхиваю. Что-то в нем смещается, что-то укладывается на место, и наступает взаимопонимание. Бак для грязного белья пуст, как великая русская мечта. Бак - это просто находка, это даже более кстати, чем пивные пробки на шнуре. Беру трофей свободной рукой, возвращаюсь в комнату и сгружаю всё на ковер. Пацан тут же вскакивает. - Обрати внимание на папу, - придерживаю я его. - Если ты вдруг решишь не слушаться старших, папа разволнуется и сделает себе очень больно. Ты когда-нибудь резал пальцы леской? А я резал, даже такой толстой. - Леонид, все это понарошку! - с героическим весельем всхлипывает Шюрик. Как игра в чеченцев! Ага, значит моего подопечного зовут Леня? Приятно познакомиться. - Твое дело - стоять, - строго напоминаю я отцу. - Помни о леске, гроза чеченцев. Memento leska1. Я снова сажусь в кресло. "Мушки" в глазах, сверло в груди. Что-то страшное, необратимое происходит с моим организмом, но я блокирую все эти отчаянные предупреждения. Время есть, не может не быть... нарушится Равновесие, мир перевернется... но эта чертова псина во дворе меня просто достала! Достала! - Ты - Леня, - приветливо говорю я мальчику. - Так? В третьем классе учишься? (Он кивает.) Видишь, я угадал. Хорошо учишься? (Он крутит головой - нет.) Ничего страшного, Леня. Я отметок не ставлю, так что двоек не бойся. А называть меня можешь дядей Димой. Или дядей Димaсом, как больше нравится. По отчеству не нужно, мои ученики обращаются ко мне без отчества. Все понял? Он упрямо кивает, так и не произнеся ни одного слова. Когда ребенок показывает характер - мне смешно! - Звонок на урок! - бодро провозглашаю я. - Дз-зенн! Дз-зенн! После чего надеваю бак для белья Леониду на голову. На маленькую стриженую голову с огромными от изумления глазами.
Зеркальная гладь прошлого:
...Вчерашний вечер продолжался. Наша теплая троица - я, ты, да Коля Кожух с влюбленной обезьянкой под мышкой, - еще некоторое время постояла в фойе, игнорируя торжественное сборище. - Не хотите мятную конфетку? - спросил ты нас, доставая глянцевую упаковку. - Берите, берите! И сунул мне первому. Упаковка была уже вскрыта, и я бездумно взял одну штучку. Воспитание - это условный рефлекс. Бывают ситуации, когда предлагают, надеясь услышать отказ, и когда дают от чистого сердца. Я тебя прекрасно знал, Щюрик, слишком много общих воспоминаний нас связывало... так мне раньше казалось. Я верил в твою искренность. Даже симпатизировал тебе... Взял я эту невзрачную белую таблетку и положил себе под язык. Хотя, именно вчера утром я сел на трехсуточное голодание. Пятница у меня вообще особый день, без пищи, без воды и без тренировок - так называемый вялый день. Ладно, думаю, вреда не будет. Помойка во рту, а кругом женщины, приятный запах изо рта не помешает... Это оказалась не просто мята. Это была адская смесь мяты, ментола и эвкалипта, и я пожалел о сделанном уже через секунду. Зато опытный Коля, не отличавшийся хорошими манерами, решительно отвел твою руку с угощением. - А конфетки не отравлены? - с подозрением осведомился он. Наш майор имел очень специфическую манеру общаться, и шутки его были весьма своеобразны. Мент все-таки - злая порода, улыбка всегда с оскалом. Вот, например, типичная история (со слов Коли, ясное дело). Некий его сослуживец уходит в отпуск. Стоят они на лестнице, перекуривают. "Ты вещи-то свои из рабочего стола собрал?" - невзначай интересуется Кожух. "В каком смысле", - удивляется коллега. "Ну, мало ли что за время отпуска может случиться, а то ведь потом другим придется барахло из твоих ящиков на пол вываливать..." Через полчаса сослуживец отлавливает Колю в коридоре - специально искал, бедолага! - и спрашивает, крайне озабоченный: "Стой, я не понял! Почему кто-то будет вещи из моего стола на пол вываливать?" Юмор ментовского розлива - это когда не сразу распробуешь, шутит он, гад, или провоцирует. "Не отравлены ли конфетки..." Ты, Щюрик, сориентировался мгновенно, ответил Кожуху в тон. - Нет, - говоришь, - я обычно только первую притравливаю. Дотошный майор заглянул в упаковку: - Так ты ему первую и дал, инквизитор. Потом мы дружно смеялись, и ты, Щюрик, беззаботнее всех. А потом конференция закончилась, и мы разбрелись в разные стороны...