Страница 49 из 166
- Что? – не понимает он. – Я очень плохо слышу, и тело так странно слушается! - говорит он так громко, что я отклоняюсь в сторону Елены. – Так странно! – он задирает согнутую в коленке ногу, но через долю секунды та обмякает и падает на пол.
- Сейчас привыкнет, - улыбается Елена. – Это того стоит, чтобы мальчик увидел звёзды. Нужно, чтобы он снял очки.
- Что?! – опять кричит Инг.
Я прикладываю палец к губам, но он ничего не понимает. Смотрит то на нас, то на свои руки, вертит головой в разные стороны. Его движения чередуют расплывчатость и резкость, как будто он оказался глубоко под водой. Я рывком придвигаюсь к нему, пытаюсь снять с него очки. Но он испуганно отпрянул.
Я прикладываю ладони к его щекам. Он замирает, смотрит на меня. Я снимаю очки. Его зрачки расширяются. Я вижу только окаёмку его радужек; их цвет мне нравится; эта смесь голубого и зелёного напоминает мне плоды атиса в их краткосрочном спелом состоянии.
«Почему его зрачки расширены? Это реакция на асенсорин?» - мой внутренний голос беспокоится.
Или...
- Невероятно, - шепчет Инг, смотря мне прямо в глаза. Такое чувство, что он видит в них галактики – у него такой восхищённый вид. И вместе с тем он напуган…
Я же не могу трогать его! Я совсем забыла, что передо мной особь второго пола.
Я первая отвожу взгляд.
- На, держи, - я протягиваю ему очки, но он так и сидит, не шелохнувшись, только глупо улыбается. Я бросаю очки ему на колени и возвращаюсь на своё место. Смотрю на Елену - она выглядит подозрительно довольной.
- Женщины и мужчины по-разному на первый раз реагируют, - улыбается Елена. – Первые расстраиваются и цепенеют, вторые радуются и ведут себя бодро.... – она лукаво косит на меня глаза.
- Для мужчин зрительный анализатор – основной канал восприятия, - пожимаю я плечами. – Асенсорин обостряет то ощущение, которое для них самое полезное в познании мира. Женщине важны другие рецепторы, и от этого лекарства они в первое время чувствуют себя как парализованные.
- А ты – как ни в чём не бывало. Разговариваешь спокойно, хорошо читаешь по губам. Способная, - Елена по-другому заглядывает мне в глаза и убирает за ухо прядь моих волос.
- Я быстро адаптируюсь. Необходимым условием для…
- Смотрите-смотрите! Вон мой дом! – Елена наклоняется вперёд и указывает пальцем в сторону высокого шпиля на одном из двухэтажных особняков. Я даже не заметила, как мы проехали через коридор. Я почти дома… – Видите, там солнце нарисовано под шпилем? Обожаю солнце! Я родилась летом, в полдень жаркого дня августа. Сейчас моего созвездия не видно, да, Инг? Я – Львица. Инг!
- Да, - Инг наклоняется вперёд, чтобы видеть Елену. – Ваше созвездие будет видно ближе к утру.
- Я буду спать в это время. Ужас. Столько работы, не вижу ни солнца, ни звёзд. Вам пора выходить. Кира, вас будут сопровождать ребята из ЗОПа, я договорилась насчёт двоих. От них, конечно, никакого толка. Но там не так опасно, как вы, горожане, думаете. А завтра я посмотрю на ваши результаты и подумаю, хорошо ли вы справились. Ты занимайся своими метафорами, а Инг будет заниматься своими.
Я смотрю на Инга в ожидании. Он сидит на месте и глупо улыбается. Он отвернулся от окна и не чувствует, что мы остановились.
- Давай-давай, - машу я на него руками, чтобы он поскорее выметался.
Мы выходим. Справа от нас стоянка. Я иду вдоль неё к зданию, где сидят ребята из ЗОПа. У оборотной стороны купола припаркованы громоздкие Сталкеры: высокие, с мощными колёсами, их двигатели работают с грохотом, от них пахнет бензином, их проходимость отражается на не отмытом корпусе. Не идёт ни в какое сравнение с гладким и изящным городским автомобилем, который сейчас удаляется от нас в сторону особняков. Я поднимаюсь по ступеням в здание из толстого грязного стекла, и за порогом надо мной нависают два амбала, мужчина и женщина, которые отличаются разительно от спокойного, в отутюженном костюме водителя Елены (интересно, это был её аполло?).
- Разве ты одна?! – кричит мне женщина из ЗОПа. Она выглядит как ненормальная, хотя официально ненормальная сейчас я – и это особенно забавно.
Где Инг? Я оборачиваюсь, и вижу через мутное стекло, что он так и остался стоять на том месте, где нас высадили. Выхожу из здания.
Инг задрал голову к небу, и изгиб его вытянутой шеи не даёт резкого перепада высот там, где расположен кадык. Я в очередной раз отмечаю, что величина этой уродливой выпуклости влияет на моё восприятие особи второго пола: у Себастьяна кадык тоже почти незаметен, и это делает его облик близким к совершенству.
«Ну что он там встал?!» - выпаливает мой внутренний голос.
- Тише, - шепчу я. - Он впервые видит настоящие звёзды…
Я иду к нему медленно. Я будто боюсь его спугнуть. И чем ближе я к нему, тем больше меня завораживает его силуэт. С каждым моим шагом он всё плотнее наливается красками. Его бледные руки сжаты в кулаки, светлые волосы раздувает ветер, и они переливаются стальной россыпью; белые надписи на толстовке кажутся такими мягкими на ощупь; и кожа на его щеках светится от влаги. Он улыбается. И плачет.