Сын розовой медведицы

Как-то вернувшись с поиска и осматривая восходящие стены вырубок, Ильберс спросил Сорокина:

- Яков Ильич, по-моему, половина дела сделана?

- Сегодня пятый день долбим. Как говорится: глаза боятся, а руки делают. Еще на пять, не меньше.

Сорокин был в том приподнятом настроении, какое обычно приходит к человеку, сперва где-то втайне от себя и других сомневавшемуся в успехе, а потом убедившемуся, что труд даром не пропадет и что цель будет достигнута.

- Ребята у меня хорошие, - продолжал он. - Работают - посмотреть приятно. Ну, а у тебя-то, все так же?

- Да, все так же. Даже следов не находим.

- Боюсь, что он испугался такого скопища людей и куда-нибудь ушел.

- Я уж думал. Во всяком случае, поблизости его нет. Завтра отправимся к Порфировому утесу.

- У Старой Ели были?

- Сегодня. Нашли заброшенное волчье логово.

Сорокин вздохнул:

- Можем вообще его больше не увидеть.

- Увидим, - упрямо ответил Ильберс, тряхнув своей круглой ершистой прической. - Я не уйду отсюда до тех пор, пока не найду Хуги.

Сорокин промолчал.

17

Два молодых здоровых парня, раздетых до пояса, кайлили грунт. Снимали нижний пласт очередной ступени. Одного, что был плотнее и покоренастее, звали Айбеком. Он здесь был самый молодой. Другого, такого же крепкого и жилистого, но более подтянутого, - Арсланом. Арслан недавно вернулся из армии.

Взмахнув кайлом, он вдруг задержал удар.

- Погоди, Айбек. Ну-ка взгляни.

Арслан опустил кайло и осторожно разгреб щебенку вокруг обнаруженного предмета. В его руках и в самом деле оказалось подобие каменного топора, какие находят при раскопках стоянок древнего человека. Но это был самый настоящий современный топор, даже с сохранившимся топорищем. Однако он был деформирован наростами коррозии, въевшимися в металл и окаменевшее дерево кусочками камня, земли и глины.

Арслана и Айбека обступили другие, те, что были заняты выносом грунта.

- Яков Ильич! Якуб-ага! - полетели голоса.

Сорокин находился во второй вырубке, которую пробивали с места найденного очага. Сообразив по радостным голосам, что в соседней вырубке, идущей к пещере, что-то нашли, он поспешил туда. За ним, побросав носилки, лопаты и кайла, побежали остальные. Все сгрудились вокруг находки.

- Ребята, ребята, погодите, - торопливо говорил Сорокин. - Пожалуйста, не трогайте руками. Это очень ценная находка. Ильберс Ибраевич сам все определит.

И все же каждому хотелось хоть пальцем да прикоснуться к найденному топору, пролежавшему под землей тринадцать лет, тому самому топору, к которому прикасались руки легендарного Дундулая.

Удивительная вещь - жажда открытия. Она заставляет людей забывать об усталости, о голоде, о страхе за жизнь. Она завораживает, увлекает, объединяет. Никто не приказывал этим пятнадцати человекам идти куда-то в горы и вспарывать кирками и лопатами крепкий каменистый обвал. Их и не нанимали, не сулили платы за каждый вынутый кубометр грунта, а просто сказали: это очень важно для науки. И они пошли, пошли с веселым задором, с упрямством открывателей, чтобы потеснить границы таинственного и неведомого.

- Значит, они погибли в пещере, - высказал догадку Айбек.

- Эта находка еще ни о чем не говорит, - заявил Арслан. - Топор могли оставить, где кололи дрова.

В спор включились другие:

- Дрова обычно колют возле костра.

- Но сперва надо срубить дерево...

- Нет, нет, - упорствовал Айбек. - Топор обронили, когда бежали к пещере.

- Хотел бы я знать, куда бы ты побежал, если бы начался обвал?..

- Обвал мог произойти не сразу. А если сперва пошел дождь? Куда побежишь?

- А что, - поддержал Сорокин, - в этом есть резон. Такие мысли нам с Ильберсом Ибраевичем уже приходили в голову. Именно так и могло быть. Но сейчас все-таки рано строить предположения. Пещера может оказаться пустой. Все отгадки у нас впереди...

Работа возобновилась. Рвения у людей прибавилось. У двоих носильщиков от излишней перегрузки сломались носилки. Их делали здесь, на месте. Длинные палки оплетали посередине крепкими прутьями джигды, скрепляли кусками волосяных арканов.

Опять пришел вечер. В этот день длина той и другой вырубки увеличилась на два метра. Оставалось пробить еще каких-то пять-шесть метров.

Ужинать пришлось без Ильберса и его спутников. Их ждали до самого темна, не ложились спать. Но они не вернулись и ночью. Сорокин встревожился: не случилось ли что-нибудь? До рассвета просидел у костра, четко вслушиваясь в ночную дикую тишину гор. Порой казалось, что где-то далеко-далеко лает Манул, которого все эти дни брал с собой Ильберс. Сидел, подкладывал в костер сучья и думал, каким настойчивым и целеустремленным вырос его питомец. Давно ли вроде бегал к нему в школу большеголовый, любознательный мальчишка? Он понравился тогда с первых дней. В школу пришел сам. Пришел и сказал:

- Якуб-ага, я хочу стать табибом. Пожалуйста, научите меня писать и читать, - и весело прищурился.

- Хм, ку-бала6, - ответил Сорокин и ласково потрепал его по розовой пухлой щеке. - Ну что ж, научу. Будешь табибом.

И вот этот мальчик - кандидат наук, напористый, смелый, с большим взлетом мысли. Нет, не каждому учителю улыбается счастье вырастить ученого.

Сорокин уснул только на восходе солнца. И хотя сон был коротким, проснулся он бодрым. Поднявшись, первым делом спросил, вернулся ли Ильберс. Но того все не было. Арслан предложил идти на розыски.

- Нет, не надо, - ответил Сорокин. - Мы будем продолжать работу.

Позавтракав черствыми лепешками и разогретым мясом, напившись чаю, снова отправились в вырубки.

Однако к полудню ожидание достигло предела. Темп работы заметно снизился. Каждый волновался за ушедших товарищей. Вокруг вон какие каменные трущобы! Мало ли что может случиться!

Обед прошел кое-как, торопливо и скомкано. "Если Ильберс не вернется сегодня, - подумал Сорокин, - завтра с утра выходим на поиски".

И вот, когда солнце уже село и потухли тени, отбрасываемые скалами, кто-то радостно закричал:

- Идут! Иду-ут!

Все тринадцать человек высыпали навстречу. Сверху по тропе, проложенной по расселине, спускались четверо. Позади тащился Манул. Сорокин сразу подумал: "Ну, уж если собака устала, то что говорить о людях?"