Император Николай II. Мученик

Утром Царь и Великие Княжны присутствовали на благодарственном молебне в походной церкви Императора Александра Благословенного. Затем перед Государем церемониальным маршем прошли полки, которые сто лет тому назад участвовали в Бородинской битве. По полю шли наследники славных традиций тех, кто сто лет назад отстоял здесь свободу и независимость Матушки-России, тех, кто сокрушил очередного антихриста – Наполеона Бонапарта.

После смотра этим полкам Николай II около полутора часов объезжал войска выстроенные на разных участках Бородинского поля, там, где проходили основные этапы сражения. После объезда Николай II посетил 4-тысячный лагерь войсковых старшин и крестьян, собранных со всей России. Как вспоминал В. Ф. Джунковский: «Могучее “ура” огласило воздух, энтузиазм был совершенно неописуемый, я много раз бывал на торжествах, но тот восторг, с которым крестьяне на Бородине встречали своего монарха, не поддается описанию. Государь, столь трогательной встречей в крестьянском лагере, видимо, был взволнован»{497}. Обращаясь к крестьянам, Николай II сказал: «Я счастлив, что вместе с вами провожу этот день знаменитой годовщины боя, где ваши деды бились со славным врагом и отстояли Родину, чему помогла вера в Бога, преданность Царю и любовь к Родине. Надеюсь, что и вы воспитаете ваших детей в тех же заветах преданности и любви к нашей Матушке России»{498}.

После обеда Государь участвовал в освящении французского памятника «Павшим Великой армии». Когда Николай II подъехал к членам французской военной делегации, они дружно крикнули: «Vive l’Empereur!» («Да здравствует Император!»). Так как этот клич был главным в Великой Армии Наполеона, то было не совсем понятно, кого французы приветствуют: русского Царя или память своего императора. Государь присутствовал при освящении католическим духовенством памятника павшим Великой армии. Со стороны французских властей это было скорее проявление уважения к религиозным чувствам Николая II, чем проявление собственных. Известно, что в армии Наполеона не было ни одного католического священника, а правительство III Республики вело открытую борьбу с католической церковью. После открытия французского памятника Николай II посетил знаменитый Шевардинский редут, возобновленный к празднику сапёрами Гренадерского сапёрного батальона.

Торжества на Бородинском поле произвели самое глубокое впечатление на Государя. «Впечатления пережитого самые отрадные», – записал Император Николай II в своем дневнике 26 августа{499}. Спустя 10 дней после торжеств он делился своими впечатлениями с матерью: «Столько впечатлений пережито и таких светлых, что становится трудно описать их. Конечно, самыми приятными днями было 25-е и 26-е августа в Бородине. Там мы все прониклись общим чувством благоговения к нашим предкам. Никакие описания сражения не дают той силы впечатления, которое проникает в сердце, когда сам находишься на этой земле, орошенной кровью 50 000 тысяч наших героев, убитых и раненых в эти два дня Бородинского сражения»{500}.

Дальнейшие торжества продолжились уже в Москве. 27 августа Царская Семья и вся Императорская Фамилия «приехали в Москву, чудным жарким утром. <….> Масса народа, на улицах, по другой стороне войска гарнизона шпалерами – порядок великолепный. Остановились у Иверской и прибыли в Кремль в 10 ч.»{501}. Вокруг Кремля и внутри его собрались несметные толпы народа (свыше 100 тыс. человек). Государь во главе всего Императорского Дома проследовал через залы Большого Кремлёвского дворца и Красное крыльцо в Успенский собор. Туда были доставлены овеянные славой, простреленные и обожженные знамена русских полков, победивших Наполеона. Государь опустился перед ними на колени. После чего была отслужена Божественная литургия.

28 августа Государь направился на смотр войскам на Ходынском поле. Во время образцового парада внезапно произошел неприятный инцидент. Князь Гавриил Константинович вспоминал: «Я был рад присутствовать на параде на Ходынском поле и ехать в свите Государя. По новым правилам, когда Государь, объехав одну линию войск, объезжал следующую, стоявшую за ней, первая поворачивалась кругом, чтобы видеть Государя и не стоять к нему спиной. Вдруг я вижу, что из повернувшейся линии войск выбежал солдат с винтовкой в руках и бежит к Государю. Великий князь Сергей Михайлович, ехавший передо мной, в ужасе схватил за руку князя С. Г. Романовского, герцога Лейхтенбергского, ехавшего с ним рядом. Все это длилось одно мгновение. Солдат подбежал к Государю и подал ему прошение. Говорят, что ехавший за Государем дежурный генерал-адъютант Скалон, варшавский генерал-губернатор, схватился за шашку, а Государь сказал солдату: “Срам для полка!” и поехал дальше как ни в чем не бывало. Не знаю, какое впечатление произвело это неприятное происшествие на Государыню, ехавшую с Наследником за Государем, в экипаже. Оказалось, что солдат, подавший прошение, не должен был отбывать воинской повинности. Он хлопотал, чтобы его освободили, но ничего не мог добиться. Тогда он решил прибегнуть к последнему средству, раз представилась к тому возможность, то есть обратиться к самому Государю. Я думаю, что его простому крестьянскому уму этот способ казался нормальным. Государь поручил свиты генералу Дельсалю произвести следствие. Генерал Дельсаль мне рассказывал, что Государь лично написал приказ, налагавший различные наказания на прямых начальников этого солдата, начиная с командующего войсками Московского военного округа генерала Плеве»{502}.

Сам Николай II об этом эпизоде написал в своем дневнике следующее: «Войска представились очень хорошо, но испортило мне впечатление то, что во время объезда рядовой Софийского полка выбежал с ружьем из строя и хотел подать мне прошение»{503}. В письме к Марии Феодоровне от 10 сентября 1912 г. Государь более подробно рассказал об этом случае: «28-го был большой парад на Ходынском поле, в котором приняли участие четыре армейских корпуса – 75000 человек. Тут случился невероятный случай – во время объезда из строя вышел солдат Софийского полка с прошением ко мне. Разные генералы ловили его, но он пробрался ко мне и остановился, когда я крикнул на него. Я очень рассердился, и всему московскому военному начальству досталось от меня сильно»{504}.

Как всегда, этот эпизод не остался без своего фальсификатора. В данном случае им оказался лгунишка Михаил Пазин, числящийся историком и журналистом одной петербургской газеты. Он написал в интернет-издании «Криминал.рф» публикацию под названием «Дело рядового Бахурина»{505}. В ней он ничтоже сумняшеся утверждает, что несчастного рядового, того самого, что выбежал с прошением к Царю, подвергли суровому наказанию. Пазину как-то невдомёк, что солдата, бегущего с винтовкой к Государю, имели полное право, даже обязанность, не то что наказать, а убить на месте. Кстати, сегодня с ним так бы и поступили, причем в любом государстве: от самого «демократического» до самого «тоталитарного». То, что этому солдату вообще дали добежать до Монарха, да еще вооруженным, говорит о плохой работе службы безопасности и удивительной гуманности дореволюционного общества. Пазин, однако, крайне возмущен суровым приговором суда: «После получасового совещания суд вынес приговор рядовому Григорию Бахурину – бессрочная каторга. Это чудовищное по своей несоразмерности проступку наказание вызывало в городе различные толки: может, царь помилует бедного солдатика? Нет – не помиловал. Николай II не простил Бахурину такой “дерзости” и тот пошел по этапу»{506}. Всё вышеизложенное, говоря булгаковским языком, представляет собой классический пример «классического вранья» и лишний раз доказывает, с какой осторожностью должны мы подходить ко всем «жареным» фактам, которые касаются личности последнего Государя. Генерал Джунковский, который был свидетелем этого эпизода и хорошо знал его последствия, писал: «С житейской точки зрения случай этот мог вызвать сочувствие к виновному, но с точки зрения военных законов поступок этот содержал в себе ряд преступлений. <…> Как бы ни драматичными были обстоятельства, побудившие его подать прошение, но они не могли послужить оправданием. Воинская служба должна покоиться на полном отречении от личных интересов. <…> Суд приговорил Бахурина к лишению воинского звания и ссылки в каторжные работы и представил приговор на Высочайшее благовоззрение. 25 октября последовало Высочайшее повеление о полном помиловании Бахурина»{507}.

497

Джунковский В.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 5–68.

498

Там же. С. 35–36.

499

Дневники Императора Николая II. 1894–1918. Т. 2. Ч. 1. 1905–1913. Запись за 26 августа 1912 г. С. 687.

500

Император Николай II – Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне 10 сентября 1912 г. // ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 259. Л. 14–18.

501

Дневники Императора Николая II. 1894–1918. Т. 2. Ч. 1. 1905–1913. Запись за 27 августа 1912 г. С. 687–688.

502

Гавриил Константинович, Великий Князь. Указ. соч. С. 211.

503

Дневники Императора Николая II. 1894–1918. Т. 2. Ч. 1. 1905–1913. Запись за 28 августа 1912 г. С. 688.

504

Император Николай II – Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне 10 сентября 1912 г. // ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 259. Л. 14–18.

505

Пазин М. Дело рядового Бахурина // Интернет: Криминал.рф. № 3 // http://www.allkriminal.ru/archives/559 (дата обращения 28 июля 2015 г.).

506

Там же.

507

Джунковский В.Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 38.