Страница 27 из 65
Между тем 23 сентября/5 октября в Петербурге австро-венгерский посол сообщил о предстоящей «свободе действий» в Боснии и Герцеговине и передал памятную записку с предложением выступить совместно о признании Болгарии самостоятельным королевством{267}. 24 сентября/7 октября вышел указ императора Франца Иосифа о присоединении Боснии и Герцеговины. Николай II в послании Францу Иосифу указал, что это было сделано, «предупредив нас всего лишь за 24 часа и не посчитавшись ни в малейшей степени с моими возражениями»{268}.
Ночью 25 сентября/8 октября Николай II получил телеграмму от адмирала Ф. В. Дубасова, извещающую, что «Босния и Герцеговина присоединены к Австрии, как имперские земли, с обещанием в будущем постепенно очистить Санджак. К сербской границе стянуты части VII, XV корпусов»{269}. Чуть ранее в Париже о состоявшейся аннексии из газет узнал и Извольский. Вена поставила весь мир перед совершившимся фактом. Одновременно пришло известие о провозглашении Болгарией независимости.
Между тем Извольского в Париже ждало новое горькое разочарование. Как сообщал посол А. И. Нелидов, Франция «безучастно… взирает на международные события, когда она к ним непосредственно не причастна и когда не затронуты самые чувствительные для неё материальные интересы»{270}. А эти «материальные интересы» Парижа были связаны в тот момент гораздо больше с Австро-Венгрией, чем с Россией. Ещё во время Альхесирасской конференции Париж обещал поддержку Австро-Венгрии на Балканах в обмен на её поддержку в Марокко. По словам Б. М. Шапошникова: «Новые столкновения в этом вопросе с Германией были не исключены» и поэтому «лишаться будущей поддержки Австро-Венгрии в споре с Берлином Франция не хотела»{271}.
Президент Французской республики Арман Фальер отреагировал на аннексию Боснии и Герцеговины в самом сердечном тоне, а министр иностранных дел Стефан Пишон отнёсся к идее Извольского о международной конференции весьма скептически. Кроме того, во французских правящих кругах были недовольны сепаратными переговорами Извольского с Эренталем. Франция выступила за уважение суверенитета Турции и настоятельно советовала согласовать этот вопрос с Лондоном{272}.
Положение Извольского становилось весьма щекотливым. Он собирался ехать в Лондон, но Совет министров вновь требовал его возращения в Петербург. 25 сентября Извольский писал Чарыкову: «Благоволите доложить Государю, что отказ мой от поездки в Лондон, где в воскресенье у короля назначен в мою честь официальный обед и где меня ожидают с нетерпением для установления соглашения о созыве конференции и её программе, мог бы произвести нежелательное впечатление, вызвав превратное толкование, особенно опасное при настоящих критических обстоятельствах. Ввиду милостивой резолюции Его Императорского Величества, решаюсь ехать в пятницу в Лондон, и затем в кратчайший, по возможности, срок, вероятно прямо в Париж, Берлин, Петербург»{273}.
Государь полагал, что Извольский должен довести начатое дело до логического завершения. Кроме того, отказ от поездки в Англию, после всего происшедшего, действительно выглядел бы недружественным шагом. Поэтому Николай II разрешил Извольскому ехать в Лондон. Там министр встретился с тем же нежеланием помочь России, что и во Франции. Извольский попытался воздействовать на английское правительство угрозой омрачения дружественных отношений, с таким трудом намеченных во время Ревельской встречи русского и английского монархов. Выступая перед британским кабинетом, Э. Грей сообщил, что «Извольский заявил, что настоящий момент является наиболее критическим – он может укрепить и усилить добрые отношения между Англией и Россией или разорвать их совершенно»{274}. Извольский предупреждал Грея, что без Проливов ему в Петербург возвращаться нельзя и что он будет заменен «реакционным» министром{275}. Однако все его усилия не дали никакого результата.
26 сентября/9 октября Турхан-паша сообщил, что султанское правительство в целом согласилось с предложением России. «Против нашей формулы о Проливах Турция не возражает», – писал Чарыков Столыпину{276}. Но при этом турецкое правительство просило Петербург добиться согласия Англии и Франции на созыв конференции. В действительности, по сообщению посла в Константинополе И. А. Зиновьева, младотурецкое правительство было «не особенно расположено к разрешению вопроса о Проливах в желательном для России смысле»{277}.
26 сентября/12 октября Извольский в первый раз был вынужден публично признать, что ему было официально заранее сообщено австрийской стороной о намерении присоединить Боснию и Герцеговину. Он также признал, что обнадёжил Австрию, что Россия не сделает из этого факта casus belli{278}.
Между тем Эренталь публично заявил, что аннексия совершена по сговору с Извольским. Попав в столь щекотливую ситуацию, министр 29 сентября 1908 г. просил в письме к Чарыкову помочь ему «отмыться» от своих же интриг: «Благоволите доложить Государю: речь барона Эренталя, с подлинным текстом коей я познакомился сейчас, является образцом иезуитства и выставляет в совершенно ложном свете результат обмена мыслей в Бухлау»{279}. Извольский просил Государя разрешения выступить ему с разъяснениями в Государственной думе. Вскоре Н. В. Чарыков получил от Николая II телеграмму: «Обдумав предложение Извольского, нахожу, что его выступление в Думе полезно и лучше всякого другого способа для восстановления истины. НИКОЛАЙ»{280}.
Уехав из Лондона и Парижа с пустыми руками, Извольский хранил последнюю надежду на обратном пути остановиться в Берлине и договориться с германским руководством. Однако в ходе переговоров с В. фон Шёном Б. фон Бюловом и императором Вильгельмом Извольскому дали понять: Германия будет поддерживать свою союзницу Австро-Венгрию всеми силами и средствами; конференция, если она состоится, должна свестись только к двум пунктам: признание аннексии Боснии и Герцеговины и независимости Болгарии; вопрос о Проливах может решиться для России положительно лишь в том случае, если она договорится об этом с Турцией{281}. Берлинские переговоры означали полный крах Извольского. Бюлов писал по этому поводу: «В боснийском вопросе Извольский делал ошибку за ошибкой. Грубой ошибкой было то, что 15 сентября 1908 г. в Бухлау он не спросил Эренталя прямо и без обиняков, когда и в какой форме он намеревается предпринять аннексию Боснии и Герцеговины. Дальнейшей ошибкой было то, что, когда Эренталь поразил его аннексией, он не вернулся в Петербург, чтобы перед Думой и Царём мужественно защищать свою политику. Вместо этого он комичным образом объездил все европейские столицы»{282}.
Сам Извольский в письме к Нелидову признавался, что в ходе своего европейского турне он убедился, как радикально изменилась ситуация в Европе: державы оказались разделёнными на две группировки: Германия и Австро-Венгрия – с одной стороны, Россия, Англия и Франция – с другой{283}.
267
Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 53.
268
Император Николай II – императору Францу Иосифу 17 декабря 1908 г. // Красный архив. М.–Л., 1925. Т. 3 (10). С. 48.
269
Ф.В. Дубасов – Императору Николаю II 25 сентября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Д. 750. Оп. 1. Л. 24.
270
Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 56.
271
Там же. С. 57.
272
Лунёва Ю.В. Босфор и Дарданеллы… С. 64.
273
А.П. Извольский – Н. В. Чарыкову 25 сентября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 750. Л. 23.
274
Лунёва Ю.В. Босфор и Дарданеллы… С. 66.
275
Милюков П.Н. Воспоминания. С. 376.
276
Н.В. Чарыков – П.А. Столыпину 26 сентября/9 октября 1908 г. // Исторический архив, 1962. № 5. С. 306.
277
И.А. Зиновьев – А.К. Бенкендорфу 9/22 октября 1908 г. // АВПРИ. Ф. 184. Посольство в Лондоне. Оп. 520. Д. 1324. Л. 138.
278
Речь. 26 сентября 1908 г.
279
А.П. Извольский – Н.В. Чарыкову 29 сентября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 750. Л. 26.
280
Император Николай II – Н. В. Чарыкову // ГА РФ. Ф. 601. Оп.1. Д. 750. Л. 27.
281
АВП РИ. Ф. 133. Канцелярия министра. 1908 г. Д. 203. Л. 6–7.
282
Bülow B. von. Op. сit. P. 350.
283
Игнатьев А.В. Указ. соч. С. 85.