Страница 26 из 29
— Ну и дурочка, — ответил он и, положив руки ей на плечи, резким движением привлек ее к себе. Светлана почувствовала прикосновение его сильного, мускулистого тела даже сквозь махровую ткань халата. Инстинктивно она попыталась отстраниться, Павел легко, словно котенка, поднял ее на руки и осторожно опустил на тахту. Светлана попыталась вырваться.
— Пусти меня! Я не игрушка!
— Ты зайчик, почти такой же, как этот. — И Павел положил рядом с ней игрушечного голубого зайца.
Невольное напоминание об Антуане остановило сопротивление Светланы. Она взяла игрушечного зайца и, как будто пытаясь найти ответ в его раскосых глазах, внимательно посмотрела на него. Павел расценил этот жест как ее согласие. Его загорелые руки потянулись к ее лицу, легко коснулись щек, еще влажных волос, а потом резким движением распахнули полы халата.
От неожиданности Светлана охнула, и краска гнева бросилась ей в лицо. Она хотела опять запахнуть халат, но его сильные руки не позволили ей сделать этого. Он с силой привлек ее к себе и прижался к ее губам, заглушая слова протеста. Поцелуй становился почти нестерпимым. Его язык проник в ее рот. Она все еще пыталась сопротивляться, но ее попытки он принял за игру, не веря в то, что может быть отвергнут. Светлана извивалась в его объятиях, стараясь вырваться из его железных тисков, осыпая его грудь и плечи ударами кулачков. Он схватил ее за запястья и опрокинул на спину, вдавив в подушки всей своей тяжестью.
Он торопился удовлетворить свою страсть. В тишине слышалось только их дыхание, короткое, прерывистое, возня борющихся тел да слабые стоны Светланы. Сопротивление ее слабело, и ее тело покорилось его воле, предательски реагируя на его грубые ласки. Раздвинув ее ноги, он вошел в нее, торжествуя. Он был хозяином, она — рабыней, покорной рабыней его прихотей. Еще одна жертва.
Она не знала, сколько это продолжалось, обеспамятевшая, потерянная. Наконец с его губ сорвался полустон-полурычание, и конвульсии его тела прекратились внезапно вслед за этими звуками. Медленно он, скатился с нее, машинально проведя рукой по ее груди:
— Извини, я увлекся. Но твое сопротивление завело меня.
Светлана молча смотрела на его красивое тело и не испытывала ничего, кроме смертельной усталости.
Он повернулся к ней:
— Я был несколько груб, прости. Но ты меня задела за живое.
Она равнодушно посмотрела на него:
— А мое мнение тебе не интересно?
— Нет, почему же… Но ведь нам было хорошо…
— Нам? Ты уверен?
По его лицу скользнула тень сомнения.
— Я же попросил прощения. В другой раз будет лучше.
— Другого раза не будет.
Она заметила, как он напрягся. Торопливо он забормотал:
— Ты не бойся, я смогу заботиться о тебе. Ты получишь все, что захочешь: новые платья, шубу; мы с тобой будем ходить в театры, рестораны, поедем за границу…
Светлана похолодела: он ничего не понял. Не захотел понять. Не смог… Она встала и накинула халат, завязав пояс узлом.
— Мне ничего не надо, — ее голос прозвучал резко, — уходи и не возвращайся.
Павел был удивлен не столько ответом, сколько выражением решимости на ее ставшем еще красивее от гнева лице. Эта нищенка отвергает его!
— Ты пожалеешь об этом! — хрипло ответил он и стал быстро натягивать джинсы.
Пока он одевался, Светлана вспомнила то мгновение, когда впервые увидела лицо Павла в морозных ноябрьских сумерках. Могла ли она предполагать тогда, что эта случайная встреча принесет ей столько боли и разочарований. Но это произошло, и она чувствовала себя обманутой. Светлана скрылась в другой комнате. Быстро вернувшись, она протянула руку и разжала кулак. На ее ладони лежала смятая пятидесятидолларовая купюра.
— Мне от тебя ничего не надо. Подари на счастье кому-нибудь еще.
В недоумении он уставился на деньги. Значит, она помнила о нем, раз берегла эту купюру. Растерянно взглянув в ее ставшие холодными глаза, он машинально сунул деньги в карман и повернулся к выходу. Впервые он осознал, что, так и не приобретя, потерял что-то очень важное и ценное. И опять гнетущее чувство пустоты заполонило его душу.
Антуан лежал неподвижно, его тело было плотно стянуто белыми простынями. Он попытался пошевелить руками и не смог. Попытался встать. Ноги ему не повиновались. Нет возможности двинуться, даже пошевелиться. От ужаса и беспомощности его спина покрылась потом. Он огляделся: белый потолок, белые стены. Силуэты в белых одеяниях бесшумно скользили вокруг него, он не различал лиц, а только ощущал, как холодные, липкие руки прикасались к нему. Он попытался спросить, что с ним и как он сюда попал, но не смог даже разомкнуть губы. Его нервы были натянуты до предела. Чье-то лицо наклонилось к нему. «Узнать, надо узнать». Ему почему-то показалось, что оттого, узнает ли он это лицо или нет, зависит его жизнь.
— Нужно за все платить, — леденящим шепотом произнесла зловещая маска, и тонкие губы сложились в едкую усмешку.
— За что? — с силой разомкнув губы, еле слышно прошептал он.
— За мои страдания.
— И за мои.
— И за мои.
Он лежал неподвижно в удушливом пароксизме страха, наблюдая, как лица-маски менялись одна за другой. Вот-вот, казалось, он узнает. Это Мадлен, его бывшая жена?.. Нет! Маска расползается в ужасной гримасе, обнажая гнилые зубы. Людмила?! Нет! Рыжая шевелюра опадает клочьями, оставляя голый, желтый череп. Он в ужасе закрывает глаза, но что-то меняется вокруг него, знакомый нежный аромат заставляет его опять напрячь зрение. Он различает силуэт девичьей фигурки, склонившейся над ним. Легкими прикосновениями она разворачивает простыни. Кати! Его дочь несет ему освобождение! Он протягивает к ней руки, дотрагивается до ее груди, твердой маленькой груди юной девушки, чуть раскосые бирюзовые глаза, обрамленные темными ресницами, укоризненно смотрят на него. Нет, это не Кати, это…
«Светлана!» — Антуан, вскрикнув, проснулся в холодном поту. Несколько минут он лежал неподвижно, ослепленный ужасом сна. Он опять был в гостинице, рядом с кроватью валялся его костюм, рубашка и галстук. Вчера он был настолько пьян, что не смог повесить одежду в шкаф.
Он взглянул на часы. Пол-одиннадцатого. Головная боль пронзила виски, во рту пересохло. Эти жуткие приемы. Всегда много алкоголя, много тяжелой пищи. И скука, подобострастие, скрытая зависть. Он постепенно стал приходить в себя, вспоминая вчерашний день. Все начиналось как обычно. Официальный прием в администрации. Обильный завтрак, красная и черная икра, коньяк. На этот раз они постарались, где-то раздобыли «Хенесси». Потом знакомство с дирекцией московского предприятия, выпускающего дешевую косметику, поход по цехам. Ужин в ресторане «Прага».
Он помнил, что все время пытался позвонить Светлане и предупредить о том, что задерживается. Но позвонил ли?.. Почему он так напился? Он не мог в точности вспомнить, чем закончился день. Помнил только, что Людмила чуть ли не силой заставила его сопровождать себя на какое-то закрытое шоу «для своих», где опять был коньяк, икра и «стриптиз по-русски»: юные девушки пытались танцевать народный танец, постепенно скидывая с себя одежду. Это было наивно и вульгарно. Людмила в открытом платье. Ее тесные объятия в танце.
«Хорошо, что я проснулся один, — с облегчением подумал Антуан. — Сейчас приму душ и позвоню Светлане. На сегодня — никаких дел. Куплю ей цветы и красивую куклу». — С этими мыслями он пошел в ванную.
После трех чашечек кофе в буфете он вернулся в номер, расположился в кресле и, опустив руку в карман, достал портмоне. В специальном отделении лежали визитки. Перебрав все, похолодел: он точно помнил, что положил сюда клочок бумажки, где Светлана записала свой телефон. Вскочив, он выложил на кровать все содержимое портмоне. Мелкие монеты, денежные купюры, визитки, фотография дочери. С ужасом он подумал, что потерял телефон Светланы. В рисках бешено стучала кровь. Он должен вспомнить номер телефона, обязательно должен вспомнить…