Страница 19 из 20
– Он что, хочет ее замочить?
– Потом, после всего, он ее, конечно, замочит. Того, что случилось в кабаке в тот вечер, он ей никогда не простит. Но пока, как он мне сказал, он хочет получить на ней навар.
– В смысле?
– В смысле, захватить и взять выкуп.
– Выкуп с кого?
– С американцев. Она богатая телка, от мужа у нее остались большие бабки. Там пахнет не одним лимоном. Бурун ее возьмет, получит, сколько хочет. А потом кончит. Так он мне сказал.
– Понятно. Что-то еще про этот случай можешь сказать?
– Ну, Бурун сказал пацанам, чтобы водилу, который на своей тачке увез тогда мочалку и американца из «Шатра», убрали. Причем велел убрать этого водилу прямо на стоянке, перед кабаком. Его и убрали там. В его же тачке. Пустили пару маслят в бок – и кранты.
– Кто это сделал, знаешь?
Гудок покачал головой:
– Не интересовался. Мне еще водилой заниматься – своих дел хватает. Убрали и убрали, а кто – мне до балды.
– Понятно. – Несколько секунд Молчанов сидел, делая вид, что обдумывает услышанное. – Значит так: с тем, что меня просила узнать у тебя Марья Ивановна, все.
– А с чем не все? – Не услышав ответа, Гудок настороженно покосился: – А?
– Вот с чем – ты хочешь закалымить?
– Не понял. Что значит – закалымить?
– Это то значит, что мне нужно узнать одну вещь. За это я прямо сейчас, не отходя, плачу тебе пять косых зелени. Налом. Разъяснишь – бабки твои.
Гудок погладил баранку:
– И что я должен тебе разъяснить за эти пять косых?
– Да вообще-то пустяк, тебе сказать это мне, что два пальца об асфальт. А мне это нужно знать. Я, если захочу, и так узнаю. Но поскольку ты рядом и я знаю, ты можешь меня просветить, мы можем договориться.
– Ну ты даешь. – Гудок помолчал. – Пустяк, говоришь? И пять косых зелени?
– Да, пять косых зелени. – Молчанов расстегнул прикрепленную к брючному ремню сумку. Взяв за край, чуть высунул перетянутую резинкой пачку стодолларовых банкнот. – Вот пять косых, натурально. Взял специально для тебя. Поскольку знал, что с тобой встречаюсь и то, что мне нужно, ты знаешь. Думаю, мы договоримся.
– И что ты хочешь знать?
– Я хочу знать, где сейчас Моня. И что он делает. И почему он это делает.
– Моня?
– Да, Моня. Виталька Филимонов. Как я понимаю, ты должен о нем кое-что знать.
Несколько секунд Гудок раздумывал над ответом. Наконец сказал:
– Верно, должен.
– Только вот что, Гудок. Не думай, что я лох и дам тебе пять косых за лапшу. Начнешь вбивать болты, просеку сразу. И пяти косых ты не увидишь.
– Да понял я, понял. Только я сначала хотел бы посмотреть твои бабки. Может, это кукла.
– Нет вопросов. – Молчанов протянул пачку. – Смотри.
Взяв пачку, Гудок снял резинку. Насчитав ровно пятьдесят стодолларовых банкнот, снова сложил их в пачку. Кивнул:
– Значит, договор: я тебе говорю, где Моня и что он делает. И за это получаю эти пять косых. Так?
– Так. Только бабки пока снова замотай резинкой. И положи на сиденье между нами. Чтобы я был спокоен. Ты еще ничего мне не сказал.
Замотав пачку резинкой, Гудок положил ее на сиденье.
– Значит, тебя интересует Моня?
– Да, меня интересует Моня.
– Моня сейчас в Америке.
– Где в Америке?
– В Нью-Йорке.
– Просто в Нью-Йорке?
– В Нью-Йорке у него база, а так пойми, где он. Может, он мотается по всей Америке.
– Допустим, я хочу его найти – где искать?
– Если захочешь его найти, загляни в Нью-Йорке на Брайтон-Бич. Знаешь, что такое Брайтон-Бич?
– Знаю. Еще где?
– Еще есть такое место, Форт-Ли. Это рядом с Нью-Йорком. Он может быть там.
– Еще где?
– У меня есть наводка только на Брайтон-Бич и Форт-Ли. Других его хат не знаю.
– Понял. Моня сейчас в Америке сам по себе? Или как шестерка Буруна?
После некоторого колебания Гудок выдавил:
– Как шестерка Буруна.
– У него что, свое дело в Америке? У Мони?
– Да, свое дело.
– Замастыренное?[4]
– Ну… считай, замастыренное.
– Какое?
– Своя компания.
– Какая?
– Длинное название. Ты можешь не запомнить.
– Ничего, запомню. Какая компания?
– «Нью-Инглэнд энерджи энд импрувмент».
– Еще что-нибудь про Моню можешь сказать?
– А что еще? Я вроде все сказал.
– С какими банками или компаниями эта Монина фирма связана, не знаешь?
– Не знаю. Насчет банков и прочего я с ним связи не держу. Знаю, что он в Америке, знаю, какая у него компания. И все.
– Хорошо, лады. – Молчанов помедлил. – Бери бабки, они твои.
Взяв пачку правой рукой, Гудок, нагнувшись, стал засовывать ее под сиденье. Делал он это подозрительно долго, причем его левая рука, которую Молчанов не видел, совершала еще какие-то движения. Сообразив наконец, что означают эти движения, Молчанов локтем левой руки резко поднял Гудка, придавив его к спинке сиденья, а правой подхватил спустившийся по рукаву «байярд». Прижал ствол к горлу делового:
– Не нужно трепыхаться, родной. Пустое.
Косясь на «байярд», Гудок захрипел:
– Ты что, ты что… ты что, сдурел? Что с тобой? Убери пушку…
Не отнимая ствола от горла Гудка, Молчанов оттянул предохранитель:
– Тихо, малыш… тихо… Не я сдурел, а ты… – Перехватил «байярд» левой рукой, пошарил правой под сиденьем. Нащупав металлическую поверхность, достал пистолет «ПСМ». Улыбнулся: – О, сюрприз… «ПСМ», серьезная пушка… – Покачал головой: – Нет, это ты сдурел, раз решил играть со мной в такие игры… Хотел меня грохнуть под шумок? А? А Марье Ивановне сказать, что я не пришел на свидание? А, Гудок?
– Ты что? – Гудок сглотнул. – Крыша поехала, что ли?.. Не хотел я тебя грохать. Ну шпалер лежит под сиденьем, ну и что? Я всегда держу под сиденьем пушку. Да и все нормальные люди держат, ты что, не знаешь?
– Знаю. Но нормальные люди не пытаются грохнуть из этой пушки человека, от которого только что получили пять косых зелени.
– Да не пытался я тебя грохнуть… Показалось тебе…
– Мне ничего не показалось.
Нащупав сзади ручку дверцы, Молчанов рукой, которая держала «ПСМ», открыл ее. Боком, ни на мгновение не упуская Гудка из поля зрения, подошел к радиатору. Засунул «байярд» за пояс, открыл крышку радиатора, быстро отсоединил контакты от батарей зажигания. Вернув крышку радиатора на место, сказал:
– Все, Гудок. Разбегаемся. Может, ты и прав. Может, я в самом деле ошибся и ты не хотел меня грохнуть.
– Да в натуре ты ошибся. В натуре, я тебе говорю.
– Наверное. – Вытащив из «ПСМ» обойму, спрятал ее в карман. Подойдя к окну машины, бросил пистолет на сиденье. – Ладно. Разбегаемся. Только ты посиди малость в своей тачке, хорошо? А я тем временем слиняю. И все будут довольны. А?
– Хорошо, – процедил Гудок.
– Все, Гудок. Извини, не прощаюсь, говорят, плохая примета.
Молчанов оглянулся, увидел в просвете домов часть улицы, на которой изредка возникали, чтобы тут же исчезнуть, прохожие. Вытащив «байярд» из-за пояса, стал пятиться задом, по-прежнему не упуская Гудка из поля зрения. Дойдя до угла тупика, спрятал пистолет в карман рубашки. Свернул на улицу, пошел спокойным шагом в сторону остановки троллейбуса.
Стоя на остановке, он не переставал внимательно наблюдать за выездом из тупика. Как он и рассчитывал, при нем «БМВ» из тупика на улицу так и не выехал. Не увидел он «БМВ» и тогда, когда, войдя в троллейбус, встал у заднего окна.
Троллейбус шел быстро. После того как выезд из тупика и остановка скрылись из вида, Молчанов сунул руку за пазуху, выключил рекордер и сел на свободное место.
Сделав несколько пересадок, сошел с очередного троллейбуса у Речного вокзала в Химках. Зашел в туалет, снял парик и усы, спрятал их в сумку. Выйдя из туалета, минут пять постоял на площади у входа в метро. Не заметив ничего подозрительного, прошел на Речной вокзал.
Здесь, в ресторане «Волга», разглядывая скользящие по глади канала яхты, гребные суда и пассажирские теплоходы, еще раз обдумал все, что произошло сегодня при встрече с Гудком.
4
Замастыренное – здесь: замаскированное, скрывающее преступные цели (блатн. жарг.).