Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 29



Жизнь есть все. Разум есть плод жизни, и разум отрицает самую жизнь.

Писатель Анатоль Франс в 1889 году пишет статью «Почему мы печальны?». В ней – тревоги «конца века»: утрата традиционного образа жизни, чувства милосердия и веры в высшие силы, как следствие, усиление несправедливости и жестокости в мире, обострение борьбы за личное благополучие. Человек, став только разумным, перестает быть «великолепным гимном Богу» и все больше превращается в бездушное, озлобленное существо.

В ХХ веке, даже на фоне очевидных достижений научно-технического прогресса, критика разума не прекращается. Она присутствует в работах Бердяева, Бергсона, Шпенглера, Шри Ауробиндо… Настойчиво отстаивается убеждение, что все «омышленное», сотворенное «по уму» есть механическое извращение естественного – и духовного, и органического. Подобное не может продолжаться бесконечно, поэтому высказывается предположение о неизбежности кризиса более чем двухтысячелетней эры разума (161). Недоверие в адрес разума постоянно звучит из стана философов-экзистенциалистов. А. Камю пишет о «расцветающем в современном мире интеллектуальном рабстве» (59, 247) и, одновременно, о «тщетности разума», о том, что «мышление сотворяет мифы», а «познание означает начало трагедии» (59, 126). Н.А. Бердяев говорит о «рационалистическом безумии», которое «производит разрушения в душевной жизни людей» (20, 162). Против всевластия разума выступают Шестов, Ясперс, Сартр, Хайдеггер…

Однако в оценках человека и каждой из его способностей любая крайность, – в частности, идущая с Запада или с Востока, – страдает одноколейной неполноценностью и поэтому является ошибочной. Это касается и отношений в системе «человек – разум». По словам Паскаля, здесь можно наблюдать «две крайности: зачеркивать разум, признавать только разум» (106, 7). Каждая из них неизбежно ведет к искажению подлинной жизни человека, склоняет его к одностороннему, флюсовому развитию. Нельзя отрицать полезности разума в повседневном существовании, но не следует превращать его во всемогущего бога. Даже Шри Ауробиндо, непримиримый критик культивируемой на Западе рациональной ортодоксальности, считал необходимым отдать должное разуму за то, что он был и остается незаменимым орудием, полезным помощником в деле решения большинства повседневных проблем (132, 108).

Мы обречены пользоваться интеллектом, всегда и во всем признавая его бессилие.

Человечеству предстоит решить фундаментальную дилемму. С одной стороны, мы не можем обойтись без постоянной опоры на разум – с его способностью внести в наше бытие ясность, упорядоченность, избавить от кажущегося гибельным беспредела, в котором может оказаться общественная жизнь без действия разумных правил, принципов, законов. С другой стороны, вынужденные непрерывно наращивать разумность, мы постепенно попадаем под ее полную опеку и, как следствие, опустошаем свой внутренний мир, делаем его однотональным и закрытым для всего духовного, высшего. В итоге оказываемся на пороге иного беспредела – абсолютного господства бездуховности, цинизма, лицемерия, жестокости. Возможно, последствия как раз такого развития рисует нам «Откровение» апостола Иоанна, предсказывающее неизбежность апокалипсиса. Не переступили ли мы некий порог на этом пути, не сорвались ли уже в штопор к подобному финалу?

Глава 2. Разум в общей структуре человеческих качеств. Его природа и особенности

…нам потребуется принципиально новая манера мышления, чтобы человечество выжило.

2.1. Разум – природное или приобретенное качество?



…мозг заведомо обусловлен образованием, традицией, телевидением, прессой – всем укладом общества, в котором вы живете, а также окружающей средой.

2.1.1. Что больше мешает человеку: недостаток разумности или ее монополия во внутренней и практической жизни?

Трудно быть человеком! И, увы, при вечных надеждах на лучшее будущее – все труднее и труднее. Внешне мы еще бодримся, но в глубине души уже не верим ни в настоящее, ни в будущее, не верим во что-либо радостное, чем может обернуться для нас жизненная суета. Мы теряем надежду понять мир, поэтому все больше и больше боимся его; мы не понимаем сами себя и боимся этого еще пуще. Несколько тысячелетий назад в Упанишадах говорилось: «Они бродят и бродят вокруг, калечась и спотыкаясь, – как слепые, ведомые слепцами» (132, 311). В середине ХХ века Альберт Швейцер фактически подтверждает сказанное в Древней Индии: «Наша жизнь находится во власти бессмысленных событий и может быть уничтожена в любой момент». Попытки изменить что-либо к лучшему подобны «действиям того, кто пашет море и сеет семена в борозды волн» (158, 201). Опьянение успехами науки и техники во второй половине ушедшего столетия оставило после себя лишь синдром тяжелого, непроходящего похмелья. Мы продолжаем барахтаться в трясине, все больше погружаясь в нее. Внешне мы живем ярко, светло – в лучах сверхмощных осветительных ламп, блистающих экранов, броских рекламных художеств; а внутри себя – тревожно, убого, тускло.

Что происходит? Где корни этого бесконечного поражения рациональной цивилизации в борьбе за всестороннее процветание человека и человечества? Современная наука продолжает утверждать: причина наших неудач – в недостатке разумности. В литературе будущее человечества все еще связывается с необходимостью всеобъемлющего наращивания интеллекта. Человек должен стать не просто разумным, а сверхразумным. Любой ценой – вплоть до использования возможностей генетики, наследственной гигиены, селекционного подбора супружеских пар и даже клонирования человеческих особей с нужным коэффициентом IQ. Именно к такой заботе о разуме призывают ставшие вдруг популярными на Западе датский психолог Х. Нюборг, его британский коллега Р. Линн, психологи из США Р. Хернстайн и Ч. Мюррей (42). Но правильно ли выбрано само направление движения, не ведет ли оно человечество в тупик?

Всесильная наука не сумела познать человека, поэтому не понимает и весьма произвольно судит о роли и возможностях отдельных структур его внутреннего мира. Нынче общее число добротно описанных «деталей» человеческой психики исчисляется сотнями. Но общего убедительного их структурирования по степени жизненной важности нет.

Непонимание человека неизбежно влечет за собой появление неадекватных выводов о роли тех или иных феноменов психической жизни, отдельных человеческих качеств. В такой ситуации вполне возможно возвеличивание тех качеств, которые не отражают сущностное начало внутреннего мира человека, но являются более удобными для сложившейся системы внешней жизни.

По этому принципу, видимо, и решался нашей наукой главный вопрос: что в этом хаосе психических качеств – изнутри человека, из его сущности? А что – наносное, приобретенное, маска приспособления, временно надетый «костюм»? Что есть истинно человеческое в человеке? Научная психология и навязанные нам обыденные представления сделали простой, всем понятный вывод: главное в человеке – разум(!), на котором и выстраивается сегодня практическое бытие людей (107).

Но позади уже многие столетия эры разума, а внутреннее и внешнее благополучие людей не видно даже в далекой перспективе. Прав Шри Ауробиндо, когда пишет: ни один известный истории великий ум не сделал людей более счастливыми. Как не сделал этого индивидуальный разум для своего носителя в каждой отдельной человеческой жизни. История не подтвердила ожиданий Сократа и Аристотеля. Нынче, при всем «многознании», у нас больше, чем когда-либо, оснований повторить издревле известную дилемму: понимаю, что есть благое, но к дурному стремлюсь. Разум за время своего господства скорее усугубил ситуацию, породив в людях тягу не к добродетели, а к лицемерию, цинизму, самовозвеличиванию, поклонению «золотому тельцу».