Страница 27 из 62
Я взяла протянутый телефон и с ним ключ от дома.
– Ключ, если захочешь погулять, – он улыбнулся, – только одна лучше не ходи.
Встал и не отпускает взглядом глаз моих, а мне отвести в сторону – сил нет, и не хочется, так бы и утонула в его глазах.
– Договорились?
– Ладно.
Он улыбнулся.
– Ну, всё. Я пошёл.
Я сидела – в одной руке телефон с ключом, в другой чашка. Хлопнула дверь и он вышел. Дверной замок щёлкнула ещё раз, и я вновь увидела его:
– Закрывай дверь на замок, знаешь, там... как в сказке, в общем... не помню – про семерых детишек, что ли… и никому не открывай, – улыбнулся и скрылся за дверью, которую я тут же заперла, как велели, дёрнув её хорошенько и убедившись, что она закрыта.
Я осталась в утренней тишине. Одна. Странно, но в его доме я как в непреступной крепости – так мне безмятежно. В безмятежности я послонялась по холлу, пока мой временно безработный, но пытливый ум не озадачился столь свойственным ему беспокойством: я решила проверить, есть ли монстры на улице.
Вернувшись наверх, в свою комнату, я подошла к окну. Прячась (зачем-то) за полупрозрачной шторой, посмотрела в окно.
Город потихоньку оживал, улицы наполнялись прохожими и автомобилями. Небо было подёрнуто дымкой, и солнце рассеивало в ней свои утренние лучи. Я осторожно приоткрыла створки окна.
Сердце бешено стучало. Ещё немного открыла и…
И ничего! Меня поцеловал влажными прохладными губами ветер. Я даже засмеялась от удовольствия. Открыла нараспашку окно, подалась вперед, долго и глубоко дышала насыщенным влагой воздухом. Я ничего не ощущала – никакого непотребного присутствия. Убедившись в том, что беспокоится не о чём, сбегала вниз за остатками кофе и, водрузив на подоконник подушку, а сверху подушки – себя, стала любоваться, как просыпается незнакомый город.
Прежде всего, розово-серебристые лучи солнца проделали в сиреневой дымке, застилающей небо, побольше дыр, забирая в свои владения тротуары и дома. Потом абрикосовый свет наступающего дня завладел всем простором. Словно на другой планете, если бы не запах ванили от горячей сдобы из невидимой мне пекарни и парочки бегущих и толкающих друг друга внизу мальчишек с рюкзаками за спиной.
Так я сидела на подоконнике, пока магия утра не сменилась дневной суетой. Она мне наскучила, и я отправилась исследовать дом моего Бога. Любопытство меня снедало трепетное. Прилично бы дождаться хозяина и его желания познакомить меня с домом. Но ждать не было терпения, а делать – нечего. И посему, крадучись, как вор, я начала исследования. Кроме того, бесспросное шастанье по дому вызывало во мне вихрь предвкушений: я буду узнавать тайны его жизни.
Я начала снизу и спустилась в уже знакомый холл. Показавшийся с раннего утра «лёгкий беспорядок» сейчас выглядел как «изрядный бардак» на мой взгляд ярой чистюли: скомканные пледы на диване, под диваном кучки задвинутых с глаз долой сухариков подозрительного происхождения, слой пыли на журнальном столике, отпечатки пальцев на экране на стене, разбросанные то тут, то там одежды хозяина. Расположенная у большого окна кухня изобиловала полезной посудой и кухонными приборами – аккуратно прибранными. По слою пыли и особому порядку стало понятно: мой Бог не любитель готовить. А кухонное убранство – случайно попавшая сюда декорация.
Следуем дальше.
Слева от кухни – дверь на улицу. Справа за диваном ещё одна дверь. Закрыта. То, что нужно. Иду, открываю и попадаю из тёплого пастельно-сливочного холла в прохладный полумрак. Я опешила от такой перемены. Высокий потолок, в два этажа, может выше. Большой зал – я не видела его противоположного конца в туманном сумраке. Тишина.
Большой, чёрный, старинный концертный рояль прямо посредине зала правил пространством.
– Вот это да! – выдох удивления мягкая тишина разнесла по залу, разделяя каждое слово. Меня втянуло внутрь, бесшумно закрылась за мной дверь.
Я попала в сказку в сказке.
Воздух внутри был свеж и лёгок, высокое, до потолка, окно было задернуто тёмным и плотным занавесом, сквозь узкую щель пробивался лишь один луч солнца, наполняя зал сиреневой дымкой.
Осторожно, ведя ладонью вдоль стены, обитой чем-то бархатным на ощупь, таким же, как и пол, я добралась до окна. Постояв немного, я отодвинула тяжёлую штору и, сквозь матовые окна хлынул свет. То, что казалось серым и чёрным, обозначилось, заиграло фиолетовыми оттенками. Они переливались и переходили друг в друга: пол, стены, потолок. А посредине зала в клубах сиреневого тумана отливал бриллиантовым блеском статный рояль.
Это было потрясающе: музыкальная студия со всеми атрибутами камерного зала. Размеры, акустика, тишина…
Повернув голову, я увидела у окна на белом пушистом ковре софу и столик. На софе лежала расписная акустическая леди-гитара, а сбоку прислонился её электрический друг.
Я задёрнула штору, оставив маленькую щёлку для света, чтобы не заблудиться, вернулась к двери и, поводив рукой по стене, нашла выключатель: на потолке, как на небесном своде, зажглись серебряные звёзды-лампы, едва нарушая темноту и высвечивая
овальные переходы фиолетовых разводов-оттенков на потолке. Поток света приходился на рояль, который сиял и ждал. Пространство над моей головой: пустое, звёздное, тихое, застыло в ожидании звука.
Я подошла к роялю и села на банкетку перед ним. Отрыла крышку. Казалось, ещё чуть-чуть, и начнётся музыка.
Я нажала на клавишу рояля. То, что я услышала, ласкало слух. Звук был чист и мягок. Эх! Если бы я умела играть на рояле. Но я не умею.
Но значит, здесь играет он! И я должна его услышать!
Я вышла, выключив свет, потрясённая.
Теперь я пошла наверх. Одно из помещений мне уже известно под названием «моя комната» – небольшое, с двумя окнами: одно, мною хорошо насиженное, широкое, высокое и квадратное и другое – небольшое круглое под потолком. В него стучалась ветками осенняя липа, бессовестно за мной подсматривая. Пара пуфиков, небольшая кровать, встроенный в стену шкаф, белый резной комод и такое же трюмо с креслом в цветочек рядом. Лохматый коричневый ковёр на полу.
(Коврики лохматые по всему дому меня умиляли: я занималась разведкой босиком, и так приятно было опускать пятки в их буйную лохматость!)
Медовые, шоколадно-молочные тона, полупрозрачные занавески из органзы. Эта комната словно ждала меня. Разве так бывает?
Из пустого холла на втором этаже, с большим окном и одиноко стоящим в углу фикусом, вела дверь в комнату его сестры. Я открыла дверь: рано утром я тут побывала, разыскивая домашнюю одежду, не обращая внимания на окружающую обстановку. Вот это я понимаю. Идеальный порядок. Не переступая порога, я закрыла дверь: сюда я ещё вернусь по делу особой важности.
Я подошла к окну в холле: оно выходило в сад, в который я спустилась, наскоро нацепив свои новые, но порядком истерзанные ботильоны.
Солнце не жаловало днём это тихое защищённое от ветра место, заваленное осенними листьями. Они грудой лежали на старом деревянном кресле-качалке, на стеклянном столике с чугунными ножками и в кружке на столике. На кресле под ворохом листьев ютился видавший виды клетчатый плед. Про беднягу забыли: его поливали дожди, осыпали листья и, наверное, грызли мокрицы. Я решила спасти плед, взяв его двумя пальцами и хорошенько встряхнув. Парочка разъярённых серых откормленных мокриц выпали из пледа на мощённый камнем пол, злобно ругаясь и грозя мне каждой из двадцати шести ног. Я не стала ввязываться в эти мокрые дела, высыпала из кружки листья и, захватив её с собой, огляделась вокруг. Напротив – точно такой же дом. Внутренние дворики разделены подстриженными кустами и клумбами, на которых цветились остатки лета. И только наш отличался кучей наваленных листьев. Мой Бог – совершенно бесхозяйственный тип.