Железный марш

Раскинувшись на сырой земле, покрытой первой весенней зеленью, Цыган ошеломленно смотрел в небо и тяжело дышал. Сердце его колотилось как бешеное. В ушах стоял колокольный звон. За какие-то минуты, продираясь сквозь лесные дебри, он пробежал по меньшей мере несколько километров. Сначала позади слышались крики и автоматные очереди. Потом все стихло. Вокруг сумрачными великанами громоздились вековые сосны и ели. Их верхушки уже позолотило утреннее солнце. А по всему лесу серебряными колокольчиками восторженно звенели птицы.

Произошедшее до сих пор казалось ему страшным сном. Такое не могло, не должно было случиться! По этой трассе они мотались без охраны уже десятки раз. Считалась она здесь самой неприметной и безопасной. Потому что существовал договор. Железный договор с местными ребятами, согласно которому те обязались не трогать наши грузы. И до сих пор не трогали. Как и мы их. Ну а если бы у шефа возникли с местными какие-либо проблемы, Цыгана бы немедленно предупредили. Просто отправили бы с грузом в другую сторону, чтобы не рисковать. Благо клиентов у фирмы повсюду было хоть отбавляй. Так что же, черт побери, все это значит?!

Давешние бугаи на шоссе не были похожи на какую-нибудь мелкую банду, решившую втихаря поживиться чужим добром. Да и здешние авторитеты не допустили бы на своей территории такого беспредела. А уж сами и подавно не стали бы мараться. Нужны им какие-то жалкие сто тонн никеля… Однако дураку понятно, что это была хорошо спланированная и подготовленная акция. И участвовали в ней отнюдь не желторотые легионеры, которые толком пушку держать не умеют, а настоящие профессионалы. Значит, это война. Новая война за передел сфер влияния. И он, Цыган, едва не стал одной из первых ее жертв.

А Степаныча, похоже, замочили. Жалко. Хороший был мужик. Хоть и не разбудил Цыгана, как было велено. И сам он тоже хорош! Расслабился. Закемарил. Одним словом, потерял бдительность… Ладно, чего уж там. После драки кулаками не машут. И что бы он мог поделать — один со своей пушкой против этого блицкрига?

Груз теперь, ясное дело, перемаркируют. Оформят необходимые бумажки. И по-быстрому сплавят тем же эстонцам. Так что ищи-свищи ветра в поле. Старый пиратский способ. В свое время Цыган и сам этим промышлял. Тогда железки за кордон сплавляли все кому не лень и постоянно устраивали пиратские разборки, норовя вырвать друг у друга лишний кусок. Будто этих паршивых железок на всех не хватит. Сколько кровищи повыпустили! А все жадность.

Машины, конечно, тоже можно списать в расход. Будут они теперь бегать где-нибудь в Эфиопии или в Индии. Смотря кто купит. А ребят маленько постращают, чтоб языком не трепали, и отпустят. Что с них взять? Объясняться с шефом все равно придется ему, Цыгану. А у шефа разговор короткий. И аргумент всегда один — пуля…

От влажной земли промозгло тянуло холодом. Отдышавшись немного, Цыган вскоре почувствовал, что начинает мерзнуть. Это и неудивительно: был он в одной заляпанной кровью легкой рубашке. Его кожаный пиджак, «дипломат» с документами на груз, собственные паспорт и бумажник — все осталось в машине. Положение было нарочно не придумаешь: один среди глухого леса, без денег, без документов, весь в крови и с пушкой. К счастью, сам он почти не пострадал. Только пока бежал, в кровь расцарапал себе лицо и руки, будто продирался сквозь колючую проволоку. Теперь необходимо было как-то отсюда выбираться. Надо было пулей лететь в Москву и доложить обо всем шефу. А тот пусть сам разбирается с местными пиратами. Поднявшись, Цыган осторожно побрел в сторону дороги.

Как он и предполагал, злополучных трейлеров с никелем уже и след простыл. Остались лишь осколки расстрелянного лобового стекла и присыпанные песком пятна крови на асфальте. Налетчики сработали быстро и профессионально. Даже стреляные гильзы подобрали. Правда, не все. От трупов они избавятся где-нибудь в другом месте, так что и концов не найдешь. Эх, Степаныч, Степаныч…

Поминутно оглядываясь, Цыган шагал по дороге добрых полчаса, прежде чем услышал за спиной гул мотора первой попутной машины. Это оказался новенький «опель-омега» темно-вишневого цвета и почему-то с московскими номерами. У Цыгана сразу отлегло от сердца — не иначе сам Бог послал.

Увидев такого автостопника, всякий разумный водитель непременно прибавил бы газу, но этот почему-то остановился. Цыган вприпрыжку догнал машину. За рулем сидел немолодой плечистый дядька явно не робкого десятка, лицо которого отчего-то показалось Цыгану смутно знакомым. Покосившись на странного попутчика, тот молча выслушал его шитую белыми нитками байку про аварию, в которую он якобы попал, и так же молча кивнул — садись. Цыган с облегчением плюхнулся на сиденье и только сейчас почувствовал, как он смертельно устал. От вечного изматывающего чувства опасности. От всей своей бестолковой жизни. От самого себя… Знал бы он, какой непредвиденный финт уготовила ему коварная судьба, — ни за что бы не сел в эту проклятую машину! Но в том-то и вся штука, что от судьбы не уйдешь.

Лишь подъезжая к Пскову, хозяин «опеля», многозначительно кашлянув, разбудил задремавшего Цыгана и поинтересовался:

— Куда едем, парень?

Цыган машинально схватился за карман с пушкой.

— А?.. Что?..

— Куда едем, спрашиваю? — не моргнув глазом, невозмутимо переспросил хозяин.

— В Москву… — облегченно вздохнул Цыган. И снова уронил голову.

Москва. Крылатское

6.30

Утро начинается с рассвета…

Только не для всех. Ее утро обычно начиналось с первого телефонного звонка. И так день за днем. Год за годом. И винить в этом ей было некого. Ведь она сама выбрала себе такую жизнь…

Разбуженная ни свет ни заря, Ника спросонья бормотала эту традиционную фразу, потом неверной рукой нащупывала в изголовье постели трубку сотового телефона и раздраженно произносила вторую:

— Психушка слушает…

Звонили ей в любое время дня и ночи. И по будням, и по выходным. Причем звонившие были совершенно убеждены, что имеют неоспоримое право вторгаться в ее личную жизнь. Поэтому, наверное, никакой личной жизни у нее и не было. А были — так, одни мгновения, жалкие лоскутки, которые ей чудом удавалось выкраивать в перерывах между работой. И то не всегда.

С тех пор как по окончании журфака Ника пришла на телевидение, жизнь ее превратилась в сплошной кошмар. Она перестала быть человеком и сделалась похожа на белку в колесе. Шуструю такую белочку, которую хоть и кормили орехами, но заставляли ежедневно вертеть огромный мельничный жернов. И она вертела. Вот уже шестой год. Интересно, на сколько лет ее хватит?

Как ни странно, после английской спецшколы она мечтала поступить в Институт внешней разведки при КГБ. Естественно, под влиянием отца, старого разведчика, который дослужился в этой конторе до генерала. И конечно, дурацких книжек — это он называл их дурацкими, — бесконечных детективов и триллеров, которых она перечитала в оригинале целую пропасть и всерьез заболела шпионской романтикой.

Это началось после смерти матери, когда Нике было всего тринадцать лет. Отец и раньше воспитывал ее как мальчишку. Благодаря ему она росла сильной и независимой, с детства занималась спортом: сперва гимнастикой и плаванием, затем стрельбой и каратэ. В трудные минуты никогда не терялась, а при необходимости умела и постоять за себя. А уж смелости ей было не занимать… Дружила она в основном с мальчишками — и в школе, и во дворе. Поначалу те, как водится, пытались ее поколотить, но, получив вполне профессиональный отпор, зауважали и приняли в свою компанию. Одним словом, с мужиками она всегда легко находила общий язык. И в глубине души жалела, что сама не родилась мужчиной.

Плакала она в детстве только раз: на похоронах матери. В тот промозглый октябрьский день, собственно, и закончилось ее детство. Несколько дней она ничего не ела. Несколько недель ни с кем не разговаривала. Несколько месяцев ни разу не улыбнулась… Чтобы немного ее отвлечь, отец (сам убитый горем и на всю жизнь так и оставшийся вдовцом) принес ей кучу английских книжек: бульварных романов с аляповатыми коллажами на обложках про похождения Джеймса Бонда и иже с ним. Без всякого интереса, скорее чтобы попрактиковаться в английском, Ника начала их читать и… к другим впоследствии уже почти не притрагивалась. За классику она впервые взялась только перед вступительными экзаменами (до этого успешно обходилась шпаргалками), но и открыв для себя настоящую литературу, не перестала быть поклонницей детективного жанра.