Железный марш

Это боевое задание стало для него первым и последним…

Часть первая

ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА МЕТАЛЛ

22 мая

Псковская область. Район границы с Эстонией

5.00

— Цыган, проснись! Засада!

Водитель головной машины Степаныч первым заметил опасность, но было поздно…

Ехали они всю ночь напролет, и немудрено, что порядком умаялись. Сидя за баранкой, Степаныч, пожилой матерый водила с изрядным брюшком — недаром он состоял в партии любителей пива, — по обыкновению, слушал Цыгана, без умолку травившего анекдоты, жмурился от удовольствия и во все горло с жеребячьим восторгом ржал.

Анекдотов Цыган знал целую прорву: еврейских и политических, житейских и матерных, про старых и «новых русских», с солью и с перцем — словом, таких, что слезу вышибало. С его неиссякаемым запасом впору было по «ящику» выступать. И Степаныч не сомневался, что Цыган шутя заткнул бы за пояс того мордастого одесского «джентльмена» из популярной телепередачи, который настырно мозолил народу глаза, пробиваясь в звезды экрана.

Ясное дело, травил Цыган анекдоты не только ради забавы. Дорога была дальняя. Срок доставки груза такой, что времени на перекуры просто не оставалось. Да что перекуры — лишний раз не остановишься и не отольешь. Поэтому и гнали они машины всю ночь напролет как угорелые. А чтобы ребята от усталости ненароком не задремали и не зарулили бы вместе с грузом прямо в кювет, Цыган, а может, и не Цыган, придумал забавную штуку: установил у каждого в кабине карманную рацию и до утра без умолку травил им свои анекдоты.

Ездили они обычно колонной. По пять, а то и по пятнадцать машин. Загружались в Москве, на одном из заводских или железнодорожных складов, и с ветерком гнали тяжелые трейлеры за кордон, в Прибалтику.

Ребята подобрались что надо. Бывалые «дальнобойщики» — каждый за баранкой по меньшей мере два десятка лет. А Степаныч — так и все тридцать без малого. Желающих попасть к ним в бригаду было хоть отбавляй. Только не всех брали. При найме на работу начальство разве что в задницу не заглядывало. Отбор был строжайший: кроме водительского стажа и характеристики с прежнего рабочего места, которую, кстати, нешуточно проверяли, обязательно чтоб не пил (дозволялось только пиво), не курил, имел семью, желательно побольше, и отродясь не был замешан ни в каком криминале. Зато и платили им по высшему разряду. Не то что в прежние времена. Хоть и тогда «дальнобойщики» на бедность особенно не жаловались. Кому надо — устраивали московскую прописку, квартиру, детишек в приличную школу или сад. Не было проблем ни с отпуском, ни с санаторием. Ну а если кого по дороге замочат (случалось у них грешным делом и такое), то похороны тебе по высшему разряду, а семье — валютный счет в банке. Одним словом, фирма веников не вяжет. А на такую фирму и пахать не западло.

За полтора года работы Степаныч намотал уже без малого сотню рейсов. Пункты назначения всегда были разные: Калининград, Таллин, Клайпеда. Порой разгружались в Питере или мчались транзитом через Белоруссию в Польшу. Что они возили, Степаныч никогда не интересовался. Любопытные у них вообще долго не задерживались. Но конечно, все ребята в бригаде знали, что в трейлерах был металл. Откуда его везли и куда, кто заправлял этим делом и кто получал баснословный навар — это, как говорится, было делом фирмы. А наше дело маленькое: крути себе баранку да языком не болтай.

Болтать языком у них дозволено было одному Цыгану, который неизменно сопровождал все грузы от места погрузки до места назначения. Судя по всему, был он в фирме далеко не последним человеком. Но с народом держался запросто, как свой. Травил анекдоты, выбирал дорогу, договаривался с таможней, контачил с фирмачами, следил, чтобы на всем маршруте для ребят были всегда готовы жратва и питье. Безотказно давал взаймы сотню-другую баксов. Понапрасну собак ни на кого не спускал. Однако порядок в бригаде был у него железный. Цыган знал их всех как облупленных. И если уж подмечал за кем-нибудь гнильцу — увольнял без лишних разговоров.

На вид Цыгану было немногим больше тридцати. Смышленый и оборотистый, он успел отучиться в институте, знал несколько языков, легко находил подход к разным людям и сразу становился душой любой компании. Да и с виду был ничего: крепкий, смуглый, веселый. Бабы таких особенно любят. Одевался неброско, но со вкусом. Кто он был по национальности, оставалось для ребят полной загадкой. Одни считали его евреем, другие обрусевшим турком, как Остапа Бендера, третьи — молдаванином. Сам он отвечал на этот вопрос примерно так: «Национальность? Нет у меня национальности. А по профессии я — цыган».

В эту ночь он как всегда развлекал ребят анекдотами, а под утро, умаявшись, незаметно задремал. На сей счет у Степаныча был негласный приказ самого Цыгана — немедленно будить его, а то мало ли что? Но сегодня Степаныч сам маленько расслабился, между делом задумался о своем и… не выполнил приказа. Рейс был обычный. Пять трейлеров с грузом шли себе окольным путем в Эстонию (Цыган специально выбирал такие маршруты, чтобы не светиться). Трасса — затерянная в лесах двухполоска некогда военного значения — совершенно пуста. До эстонской границы оставалось каких-нибудь полчаса ходу. И Степаныч махнул на дисциплину рукой. Мол, пусть себе парень маленько поспит.

Светало. Лес по обеим сторонам дороги уже не казался таким зловещим и глухим, как ночью. В бирюзовом небе таяли последние утренние звезды. День обещал быть погожим, солнечным. В самый раз, чтобы повозиться на дачном участке. Чем Степаныч и намеревался заняться сразу по возвращении из рейса. Благо выходных у него будет целая неделя…

Все произошло стремительно и внезапно, как в заправском боевике. Впереди из леса вдруг выскочил крытый брезентом пятнистый «Урал» и встал поперек дороги как вкопанный. Рассчитано было точно: Степанычу только и оставалось, что затормозить; то же самое вынуждены были сделать и другие ребята. Тяжело груженная махина остановилась буквально в десятке метров от грузовика, из крытого брезентом кузова которого в мгновение ока высыпали здоровенные бугаи с автоматами и бросились окружать колонну. Один из них, очевидно старшой, на бегу вскинув ствол, угрожающе навел его на Степаныча.

— Цыган, проснись! Засада! — не своим голосом воскликнул тот и машинально пригнулся к баранке.

Но было поздно. Раскрошенное автоматной очередью, дождем брызнуло лобовое стекло. А Степаныч, отброшенный на спинку сиденья, зашелся в предсмертном вопле, с ужасом глядя, как из его распоротого живота судорожно разлетаются кровавые лохмотья…

Ошалевший от неожиданности и весь забрызганный кровью, Цыган не помнил, каким чудом ему удалось вырваться из этой заварухи. Спасла его, должно быть, только отменная реакция, выработавшаяся за годы десантного прошлого.

На ходу выдернув пушку, он кубарем метнулся вон из кабины. Сшиб распахнутой дверью какого-то зазевавшегося бугая с автоматом. Навскидку всадил в него пулю и, бросившись наземь, закатился под колеса.

Вокруг была отчаянная суматоха. Слышались яростные крики вперемешку с забористым матом. Метались какие-то ноги в тяжелых армейских полуботинках. Внезапно перед самым его носом возникла чья-то оскаленная рожа, и Цыган тотчас в упор саданул в нее из своего «люгера». Подхватил брякнувший об асфальт автомат. Пригнулся. И в два прыжка молниеносно нырнул в придорожный кювет. И в тот же миг над его головой засвистели пули.

Перекатившись по росистой траве на несколько метров в сторону, Цыган вскинул над головой куцый омоновский «калаш» и вслепую полоснул по дороге. Кто-то завопил, словно недорезанная свинья. И сразу затрещали ответные очереди. Стая пуль клочьями разметала придорожную траву в том месте, где только что лежал Цыган. Сам он снова успел перекатиться в сторону. Снова вскинул автомат и наугад хлестнул по дороге. Потом бросил отстрелявшийся «калаш». Перекатился еще раз. И, вскочив на ноги, что было духу припустил к лесу. К счастью, до того было уже рукой подать…