Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 29

–Да, – твёрдо сказала я.

–Вопросы есть? – строго спросила Проповедница.

–Да, у меня есть один больной вопрос, и я думаю, что вы, как человек, зна-ющий Библию…

–Вот видишь, как Иегова-бог встретил нас, – хмыкнула Проповедница.– Пойдём.

И она вновь услужливо накрывает меня зонтом. В моей душе поднимается гадливость, я страшно боюсь, что нас кто-то увидит вместе и расскажет родителям. Васильково-синяя шерстяная юбка Проповедницы, изрядно поношенная, метёт мокрый асфальт.

На ступеньках магазина «Рассвет» стояла продуктовая тележка с человеком без ног. Помню, как моя подруга Лиза сказала: «Не смотри туда, там дядька без ног!»

–Два рублика, пожалуйста, – прохрипел он, когда мы с ним поравнялись.

Проповедница с готовностью поворачивается, и я решаю, что она, как человек, знающий Библию, решает помочь убогому.

–Что-что?– совершенно придурочно пропищала она.

–Два рублика, пожалуйста.

–Что-что-что, что-что-что, не слышу? – продолжала она пищать; её заело.

Но не слышит ли Проповедница, издевается ли над инвалидом, или же просто слабоумная? Или всё вместе? А разобравшись, в чём дело, она говорит безногому гордо:

–Я – пен-си-о-нер-ка.– А мне – строго:– Пойдём.

Ужас, гадливость и разочарование затопили всё моё существо. Это было для меня, как пощёчина. Я все свои карманные деньги, что давала мне бабушка, оставила дома, – чтобы Проповедница не выцыганила. Хотя вряд ли я решилась дать ему бумажную мелочь при ней, постеснялась бы. Да она глаза бы мне выклевала: почему не ей, бедной, голодной?!

Пенсионеры – это священная корова нашего общества. Только мои бабка с дедом до сих пор работали, Бог дал им для этого здоровья.

На перекрёстке Комарова и Центральной мы встретили грязную старуху с пустым ведром, лет за девяносто. Её замызганная ситцевая юбка волочилась по мокрой дороге. Старуха и Проповедница сердечно здороваются:

–Как дела?

–Да какая тут жизнь: ни воды, ничего. А вы всё ходите? – кивнула она на меня.

–Ну да, ну да.

Проповедница спаривала слова, как заевшая пластинка. Я вспомнила паука из мультфильма, затягивающего в сеть бабочку. На это намекнула даже эта встреченная старуха.

В семнадцать лет, конечно, хочется красоты и эстетики. Старость, немощь, болезни пугают. А потом привыкаешь.

–Мама будет изучать? – строго спросила Проповедница.

–Ей некогда.

–А отец?

–Он не будет. Мне он очень нравится тем, что не строит из себя настоящего христианина…

Это не было камушком в огород Проповедницы, – я имела в виду свою подругу Лизу Лаличеву. Мы как раз проходили под её окнами. В этом году она не поступала в Первый медицинский институт, и тоже сидела дома.

…Проповедница звонит на четвёртом этаже кооперативного дома, – ей никто не открывает. Я в ужасе думаю, что мы пришли ещё к какой-нибудь жуткой старухе.

–Дайте, пожалуйста, пройти, – устало попросила женщина лет сорока. Площадки здесь были ужасно маленькими.

Проповедница спустилась и позвонила на первом. Ого, да тут их целая банда!

–На улице изучать, там намокнет же всё, – извиняющее бормочет она. – Можно было бы у меня, сама-то я из Фрязино, живу там одна, но у меня же проезд бесплатный!

Из приоткрывшейся двери на неё набросились старческим голосом; я в ужасе спряталась на лестнице.

–Здравствуйте, скажите, пожалуйста, а Таня здесь живёт? – вызывающе кротко спросила Проповедница.

–Нет здесь никаких Тань!

–Но, может быть, вы про неё знаете? Она недавно родила.





Проповедница омерзительно льстит, подобострастничает, старается быть угодливой. Ей удаётся выяснить, что искомая Таня живёт этажом выше.

–Спасибо вам большое, извините нас, пожалуйста, простите нас, пожалуйста, – прощается она каким-то тошнотворно сладким голосом.

Но и на втором этаже нам никто не открывает. Все на святом деле проповеди, что ли?

–Что ж, есть тут ещё один дом, – горестно вздыхает Проповедница. – Так у тебя своя Библия есть или нет? – уже прокурорским тоном спрашивает она.

–У меня есть Новый Завет.

–Значит, есть Евангелие… А Библия?

–Есть «Библейские сказания». В прозе.

–Нет! – заорала Проповедница. – Это – не то! Так значит, своей Библии у тебя нет!

У всех моих одноклассников она стояла в шкафу, а мы почему-то не купили. Зато Новых Заветов полно.

–Ну и какой же у тебя ко мне вопрос? – надменно осведомляется Проповедница.

Я уже как под гипнозом, не хочу говорить, а докладываю:

–На обложке журнала было написано: «Знаю, Господи, что не в воле человека путь его, что не во власти идущего давать направление стопам своим».

И рассказала, как хотела свернуть направо, а свернула налево.

–Вот видишь, как Иегова-бог встретил нас, – хмыкнула Проповедница.

А потом я спросила, что делать с котятами, которых подбрасывают в наш подъезд. Она всё выслушала, кивая и поддакивая, и разразилась тирадой:

–Ой, да мне и самой всех жалко, когда собачка потеряется, допустим, но что тут поделаешь? Я – прохожу мимо! Но Иегова никого не оставит! Это будет, это ещё только будет, – ни мороза, ни ветра! Снег? Ну, если только где-то высоко в горах! Как в наших книгах, сейчас увидишь! А они все будут жить рядом с нами, и питаться только травой! Сейчас и люди многие не в домах живут! А делать, ну что ты, Алла, будешь делать? Не по квартирам же ходить предлагать? Тогда ведь о тебе и подумают не то, ведь правильно? А будешь домой всех таскать, тогда ведь у них будут появляться и внутренние котята. Тогда ведь тебе даже родители на это укажут, ведь правильно?

Мы шли по лужам, прозрачным на только что вытканных асфальтовых простынях с серой каймой бордюра, тревожа целые флотилии и одиночные кораблики разноцветных листьев, грубо сорванных ветром.

Проповедница подвела меня к Пролетарскому проспекту; здесь всегда что-то строили, через траншею много лет лежал деревянный мостик, а сейчас он исчез. На автомагистрали была открыта всего одна полоса. Спасаясь от машин, Проповедница, как какая-то дурочка, смешно и нелепо перекатывается, словно клубок шерсти.

Обогнув афишную тумбу в папье-маше объявлений, Проповедница подвела меня к новостройке, которую я никогда прежде не видела, панельной и уродливой, но зато с аркой. Она привела меня на второй этаж, где нам, нако-нец-то, открывают.

–Ой, Светочка, здравствуй, – затараторила Проповедница, – ты уж извини, что мы без приглашения. Вот, человек хочет изучать, а дома у неё нет возможности, – и Света понимающе кивает. – Она сама мне назначила на сегодня! Я ведь как? Если человек заинтересовался, я даю ему ещё один журнал. Ты уж нас извини.

–Да ничего, ничего…

–Познакомьтесь: это – Света, а это – Алла.

Тоненькая молодая хозяйка в голубом халате деловито протягивает мне руку, и я смущённо её пожимаю. На вид Свете года двадцать четыре – двадцать семь, она среднего роста, у неё светло-русые волосы до плеч.

–Давай кофту, – она вся намокла.

И Света устраивает наши одёжки на вешалке-распялке.

–А то уж мы уже и к Гале Букашиной заходили, и к Тане – никого нет! – оправдывается Проповедница.

–Надевайте тапки, пол холодный.

–Я свои ношу! – пискнула Проповедница и гордо потрясла пакетом с вязаными синими тапочками.

–А где ты живёшь? – спрашивает Света.

Новая знакомая мне очень даже нравится, но видя её, судя по всему, тесную связь с омерзительной Проповедницей, ограничиваюсь номером дома и улицей.

И вот Проповедница сидит рядом на диване и суетливо перебирает какие-то книжки. Мне же в чужом доме очень неловко. Я понимаю, что физически здесь со мною ничего плохого не случится, но вот морально…

На полу тонкий серый коврик, мебель награмождена неуютно, в углу у двери – решётчатая детская кроватка, занавешенная синим шерстяным одеяльцем, – у меня в детстве было такое же.

Тут рядом со мною возникло дитя, – маленькая некрасивая девочка с огненными волосами, молочной кожей и голубенькими глазками.