Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 29



- Нет, но он в прошлом вполне мог спровоцировать подобные преступления, – честно ответил Уэнрайт, еще более заинтриговав девушку.

- Каким образом?!

Шарлотта желала знать все и в подробностях, ведь если отец Уэнрайт знал что-то о корне преступлений, значит, он мог совершенно точно указать на истинного виновника, но в таком случае, этим виновником мог оказаться и сам пастор. Узел интриг продолжал затягиваться, завлекая в гущу криминальных событий все больше людей.

Конь впереди тряхнул мордой и заржал, останавливаясь. Сперва было такое впечатление, что конь почуял кого-то впереди. Но впереди была свободная пустая дорога, с обочин поросшая густой травой и дерном. Тот самый ведьмин лес должен был начаться через полмили.

Отец Уэнрайт спрыгнул с насиженного места и полез в котомку за яблоками.

- Эта лошадь очень хитра, – улыбнулся священник. – Она требует продовольственной платы за риск.

Шарлотта тоже улыбнулась, хотя кожей чувствовала что стоит держать ухо востро. Дороти ведь не зря ее предупредить решила. Она и перед этим много говорила ей о том, что дороги пересекающие ведьмин стан, куда одному лучше не ходить.

- Получается, что на вас работают только хитрые звери, – продолжила шуточный разговор Шарлотта, пытаясь отделаться от чувства, что за ними наблюдают.

- Вы про пса рядом с часовней? Я просто не мог дать ему умереть, – просто сказал Уэнрайт. – К тому же собаку если правильно обучить, она будет приносить немало пользы. Надо было ее с собой взять.

Накормив яблоками своенравное животное, Уэнрайт посмотрел в голубые небеса. Как-то спонтанно, будто что-то ждал от них. Шарлотта тоже подняла голову и вдруг почувствовала как сзади в шею словно что-то укололо. Перед глазами все поплыло и последнее, что девушка услышала перед тем, как ее накрыла темнота, были слова отца Уэнрайта:

- Не надо! Возьмите лучше меня...

====== 6. Ведьмин лес. ======

Харпер уныло смотрел, как на базарной площади города выстраивается помост для виселицы. Ему раньше приходилось смотреть повешение в ходе разных расследований и дел. Но в Лондоне это теперь редко делалось прилюдно, по большей части судебные приставы решали дело в темных кулуарах зданий суда, тихо и относительно мирно. На повешении присутствовали только официальные лица, главный судья, судебная медэкспертиза с врачом и пара констеблей. И все. Ни посторонних лиц, ни народных свидетелей, ни других гражданских. Хотя по желанию и разрешению суда могли присутствовать полицейские офицеры в чине сержанта и лейтенанта. Все казни в Лондоне происходили под строгим присмотром губернатора и префектуры, а так же окружного прокурора и его маршалов. Разумеется, были и ошибки, но за них приходилось отвечать по всей строгости законов Великобритании. Именно поэтому Харпер не сомневался, что поступает правильно, оправляя уведомление для судьи Лондона и своего генерального руководства, о том, что, черт возьми, здесь творится.

Он понимал, что отец Уэнрайт во многом разделял его взгляды, как бывший военный, но в данном случае и на данной территории он подчиняется губернатору штата, как и все его подданные. А губернатор штата, даже не в курсе, что мэр города Хэмпшира намерен делать, поэтому ему тоже следовало отправить уведомление.

Дети, которых без хлеба и воды заперли в камеру при офисе шерифа, были еще очень молоды, чтобы понять то, во что играется мэр города и все его констебли. Вряд ли они понимали, что происходит, однако догадывались, что если даже они заговорят, мэр Ридинг вряд ли услышит их. Да и то, что отец Уэнрайт сможет достать доказательство непричастности этих детей к жестоким убийствам, верилось с трудом. Эти дети были обречены на расправу с того момента, как на них надели кандалы. И здесь Харпер ничего не мог сделать, даже при всей его горячности и мастерстве детектива. Он нутром чуял, что дети непричастны, они всего лишь возможные посредники или даже случайные жертвы обстоятельств. Но никак не преступники, жестоко зарезавшие несколько человек. Хотя Харпер, верил, что ведьмы порой очень опасны, просто потому что действуют по своим правилам и законам, которые далеки от законов Великобритании, все же нужно было расспросить и других детей. Только вот времени на это было, до рассвета.

Неожиданно в кабинет, где писал свои уведомления Харпер, без стука влетел Стоун и сообщил, что приезжую журналистку, которая ехала через ведьмин лес вместе с отцом Уэнрайтом, похитили. Стоун явно бежал со всех ног чтобы сообщить детективу эту новость раньше остальных.





- А сам отец Ричард? – поинтересовался Харпер.

- Живой. Только легкое сотрясение мозга получил, видать огрели его лихо. С силой, на которую женщина вряд ли способна.

Меткое замечание помощника шерифа Стоуна. Бывает, что женщина не уступает по силе мужчине, но не в этом случае.

- Что будем делать, детектив? – спросил переведший дух Стоун. – Если мэр уже знает, он ускорит казнь.

Харпер повернулся на каблуках и серьезно взглянул на Стоуна.

- Скорее он уже знает, я иду к нему. Кто-то должен сказать Ридингу, что он посеет панику среди людей, если казнит детей. Нужно обождать. Стоун, возьмите Фоули и прочешите вместе с констеблями дорогу по которой ехали отец Уэнрайт и мисс Ди. О найденных уликах, сообщать лично мне или шерифу Ригли.

- Слушаюсь, сэр.

Взяв в руки недописанное уведомление, Харпер какое-то время смотрел на лист, а затем скомкав, отправил в мусорную корзину около стола и вышел из офиса в направлении дома мистера Ридинга.

В Ливерпуле Шарлотте иногда приходилось заниматься поиском годных историй для годных статей, а для этого она порой попадала в такие притоны города, что не многие живущие в городе знали о них. Куда только не заводило Шарлотту ее любознательное эго. Однажды, когда они с Микаэллой поругались, Шарлотта ушла, хлопнув дверью. И домой она снова вернулась только через четыре дня. Она тогда попала в настоящий водоворот событий, которое сложно назвать легальным приключением. Именно тогда она впервые попробовала опий. Ничего в нем не было примечательного и интересного, как ей с восторгом рассказывали некоторые. Опий вызывал видения и галлюцинации и на него легко было подсесть, но Шарлотту эта участь миновала, просто потому что девушке было не интересно витать в облаках. Однако, она помнила неприятный осадок от этого легального наркотика. Горечь во рту, сонливость, раздражение, тошноту и прочие неприятные моменты жизни.

Поэтому, когда Шарлотта очнулась с подобными симптомами в совершенно незнакомом месте, она сразу подумала о том, что ее накачали наркотиком. Она не помнила, как попала сюда и как отсюда выйти, тоже не понимала пока что. А потом еще оказалось, что ее ноги втиснуты в железные колодки, которые цепью прикованы к каменной холодной стене помещения.

Было похоже на темницу. Свет не проникал через толщу деревянных досок, которыми было забито окно. А факел, который висел на стене, больше коптил, чем реально давал света.

Помещение было холодным и сырым. Через земляной пол кое-где пробивался мох и лишайник. Рядом с мощной дверью стоял небольшой прогнивший стол, на котором лежала книга. Потолок тоже был из камня, с него свисала паутина и редкие усики плюща.

Звуков не было. За пределами темницы было тихо, словно ночью. Но Шарлотта все же подумала о том, что сейчас еще день. Ведь они с отцом Уэнрайтом уехали из его дома, где-то в два часа дня. Значит, сейчас где-то около четырех, может пяти. Еще не вечер, но уже не день.

Помимо сырости помещения, в нем стоял запах какого-то отвара. Обычно, так пахло в лечебницах или лабораториях по изготовлению лекарственных средств. Однажды Шарлотте пришлось писать статью о местной ливерпульской ведунье – Марте. Вот в ее жилище был похожий запах.

Не успела Шарлотта подняться с холодного пола темницы, гремя цепями, как дверь с силой и скрипом отворилась и перед ней предстала женщина. Красивая, но уже не молодая женщина, с темно-русыми длинными волосами, в которые кое-где были вплетены красные и белые ленты. Лицо ведьмы казалось знакомым, но Шарлотта опьяненная наркотиком, который еще не выветрился из головы, не могла вспомнить, где и при каких обстоятельствах они могли пересекаться. Женщина была одета в серый балахон, туго затянутый на поясе кожаным ремнем, на котором висел небольшой мешочек, с чем-то тяжелым внутри. Еще, на поясе висела связка ключей и охотничий нож с волнистым лезвием.