Страница 16 из 23
В этом нашем труде мы ставим себе нижеследующие задачи:
Во-первых, помочь читателям и всем работникам книжного дела в их знакомстве с общей наличностью русских книжных богатств.
Во-вторых, помочь их знакомству с распределением этих книжных богатств по разным отраслям знания.
В-третьих, помочь знакомству их с книжными богатствами в каждой отрасли знания в отдельности и освещающими каждую область жизни.
В-четвертых, познакомить, хотя бы в самых общих, основных чертах, с распределением этих богатств в пространстве и времени, т. е. по странам и по эпохам, по национальностям, их создававшим, и по историческим периодам, с которыми совпало это созидание.
В-пятых, помочь внутренней идейной оценке этих богатств с исторической точки зрения, с точки зрения истории научно-философских и литературно-общественных идей, находящих в этих книжных богатствах свое отражение и выражение.
В-шестых, помочь знакомству, тоже хотя бы в самых общих чертах, с наиболее выдающимися произведениями и литературными именами в каждой отдельной области, с наиболее известными авторами, работающими в данной отрасли литературы и науки и, по возможности, с их теориями, по крайней мере главнейшими из них, излагая эти последние цитатами из их собственных произведений.
В-седьмых, познакомить с распределением книжных богатств по кругам читателей, по основным типам их.
Наконец, в-восьмых, познакомить с распределением русских книжных богатств по трудности изложения, т. е. по тому, какой подготовки требует та или иная книга от своего читателя.
Все эти задачи, по крайней мере, в своих общих, основных чертах, могут быть до некоторой степени разрешены как теоретически, так и практически, по мере наших сил и не на основании одних общих соображений, а на основании непосредственного знакомства с русскими книгами.
Мы намерены в нашем дальнейшем изложении следующим образом идти к разрешению вышенамеченных задач, на которые, естественно, распадается наша общая, основная задача, – иначе сказать, задача всего книжного дела.
‹…›. Какие же требования можно и должно предъявлять к этому мощному, вечно нарастающему книжному потоку в его целом? Что он должен давать человечеству, должен давать во всяком случае, если только книжные богатства не простая груда бумажного мусора, печатной макулатуры.
Всякая книга, какая бы она ни была, кто бы ее ни написал, ни напечатал ‹…› подлежит нижеследующей оценке: оценке с точки зрения мыслящей, чувствующей, страдающей человеческой личности. Всякая книга должна, раз она, так сказать, появилась в свет, дать ответ на такой вопрос: что ты, книга, можешь дать мне, личности человеческой, мне – такому, каков я есть, моему уму, моему чувству, моей жизни, борьбе, которую я веду, работе, которую я делаю или намерен делать, в тех условиях, в которые меня поставила судьба-фортуна или судьба-злодейка? Что ты, книга, даешь вообще личности человеческой, потому что каждый человек к тебе, книге, может и должен предъявлять именно такой вопрос, прежде чем даже взглянуть на тебя и подойти к тебе? Будь эта книга – устав какого-нибудь учреждения или свод законов, ученый трактат или сборник стихов, философское рассуждение или поэма, роман, высшее произведение художественного творчества – все равно, вопросы, предъявленные выше к книге, это вопросы, которые относятся одинаково к каждой книге. Ты, книга, что, собственно, представляешь из себя и какому именно господину служишь? И какие именно перемены ты намерена или можешь внести в мою и вообще человеческую жизнь? Каковы же твои намерения, цели и средства? Мне, личности человеческой, далеко не все равно, какой ответ ты даешь на все эти вопросы. Я, личность, – судья всякой книги, и только я могу решить, что ты мне даешь или можешь дать, и в рай или в ад кромешный ты стремишься превращать те условия, в которых я живу в настоящее время. От твоего, книга, ответа, который я сам же в тебе прочитаю, то на строках, а то и между строк, зависит всецело – я друг или враг твой. Отсюда следует: критерием всякой книги, пробным камнем ее всегда была, есть и будет личность человеческая.
‹…› Мы живем в целом мире таких общих слов, которые нередко принимаются за критерий и при оценке книг: «книга, полезная для общества вообще», «для народа», «для правительства», «для человечества» и т. д…. Приступая к оценке книжных богатств человечества, прежде всего отбросим в сторону все эти фетиши и поставим во главу угла нашей библиологической системы как главный критерий для оценки всех книг и всяких книг – личность. ‹…› Книжные богатства тоже созданы людьми, существуют для людей, оцениваются людьми. И каждая отдельная книга, и все они, вместе взятые, все книжные богатства человечества, вся литература, в самом широком смысле этого слова. Исходя из этого, мы прежде всего должны понять и помнить, что как суббота существует для человека, а не обратно, так и книга тоже существует для человека, а не обратно. Любовь к книге ради книги не должна существовать. Можно любить книгу лишь поскольку любишь человека – отдельную человеческую личность и человечество, совокупность их. ‹…›
Другой вывод из того же основного принципа книжного дела, т. е. из примата личности, состоит в следующем: говоря об оценке книг, прежде всего нужно думать не о книге, а о жизни, ею отражаемой и выражаемой. Нет и не было такой книги (да, пожалуй, и быть не может), которая отражала бы жизнь во всем ее целом, во всем ее бесконечном разнообразии и величии. Книга всегда одностороння, жизнь, напротив, всегда и бесконечно разностороння. Книжное содержание всегда более или менее схематично, жизнь не укладывается ни в какие схемы, и эти последние всегда временны и преходящи. Жизнь – это сама реальность; книга, сравнительно с нею, всегда отвлеченна. Жизнь нераздельна, книга никогда не трактует о всех, а лишь о немногих сторонах жизни; ради удобства их рассмотрения и изучения книга не может не делить нераздельное целое на части. Это – прием ума, в сущности, идущий вразрез с нераздельностью жизни. Но не в том беда, что человечеством выработан такой прием, – разумеется, в силу необходимости, – а в том, что результат этого приема, логический вывод, начинает занимать в человеческом уме место нераздельной реальной жизни, и книжная отвлеченность оттесняет на второй план реальность, т. е. самую жизнь. ‹…› Мы со школьной скамьи приучаемся мыслить жизнь не в ее единстве, а в ее раздробленности. Мы учимся делить неделимое, подмечать прежде всего отдельные его стороны и, разделяя их в своем уме, забывать, что вне нашего ума они ведь неразделимы. Каждая наука, как известно, изучает жизнь лишь с какой-либо одной стороны – химия с химической, психология с психологической, история с исторической и т. д., и, изучая все эти науки в отдельности, мы мыслим все эти стороны не отдельными сторонами, а отдельными областями жизни: вот тут химическая, а где-то дальше психическая, а еще дальше – историческая, тогда как на самом деле, т. е. в жизни, все это отнюдь не отдельные области, а одна-единственная область, т. е. та же жизнь, только изучаемая с разных сторон. Все они – нераздельные части целого, а его нужно делить только для того, чтобы лучше изучить. ‹…› За анализом нельзя забывать синтеза. Как известно, давным-давно вошло в обычай распределять все литературные произведения по разным отделам, напр., на искусства и на науки, а эти отделы делить снова и снова на подотделы и целый ряд других, еще более детальных и частных рубрик. ‹…› …не следует забывать все той же жизни, нераздельной и разносторонней в ее вечности. В любом, даже самом простом, жизненном факте всегда сосредоточивается множество сторон – в его рассмотрении, понимании, изучении всегда участвует множество наук. Вот, напр., вы, читатель, человек определенного сословия и общественного положения, читая эту мою книгу, изданную в Российском государстве, по всем правилам российского свода законов, – представляете из себя по этому самому факт юридический и поэтому подлежите изучению и уже изучены в этом отношении, с этой стороны, наукой права. Вы – явление правовое. Вы, покупатель этой книги, человек такого-то общественного класса и экономического положения, пользующийся такими-то доходами: рентой, прибылью или заработной платой, или живущий в таких-то экономических тисках, уже по этому самому изучены и изучаетесь экономическими науками. Вы – явление экономическое, социальное. Вы, читатель, живущий в определенный исторический момент, представляете собой частичку русской истории, ее деятеля или ее жертву. Вы – во всяком случае, исторический факт. Вы – явление историческое, продукт исторической среды, исторического развития. Вы же и факт географический, потому что вы – человек определенной расы и племени и занимаете определенное место на земном шаре как житель данной страны. Вы же и факт психологический, потому что в это самое мгновение в вашей душе совершается бесконечно сложный ряд психических явлений, изучаемых психологией: поле вашего сознания – безграничная арена их. Тут и мысли, и чувства, и желания, и надежды, и мечты, и интересы, и аппетиты, и инстинкты, и потребности. Вы же как организм – и анатомический и физиологический факт. Вы же и факт химический и физический, потому что в нашем теле есть и химическая и физическая стороны, вы представляете собой очень сложный комплекс силы и материи, всевозможных физических явлений, до электричества включительно, вы – настоящий поток вечно превращающегося вещества. Вы же – и факт космический, иначе сказать, астрономический, потому что и силы и атомы, из которых вы составлены, – нераздельная часть планеты Земли, с нею несущиеся в пространстве. Другими словами, в вас, лично в вас, как бы сосредоточен целый ряд фактов, изучаемых одновременно множеством наук. Но вы-то сами – факт единый и нераздельный. Вы – воплощение и представление жизни в ее целом. Вас, как и всю жизнь, в ее целом, одновременно изучают все науки. Нет такой науки, которая не имела бы никакого касательства к вам. Но как бы все науки ни были раздельны, вы-то, как человеческая личность, все-таки нераздельны, да таковым всегда и останетесь. ‹…›