Страница 16 из 33
Если говорить в самом общем виде, то черты чтения российских читателей в детстве во многом совпадают со свойствами самой русской литературы, с ее «сверхлитературным» характером, который поэт Е. А. Евтушенко выразил словами: «Поэт в России больше, чем поэт». В той мере, в какой литература в России больше, чем литература, в той мере и чтение в ней больше, чем общепринятая функциональная грамотность, заложенная в Международный стандарт качества чтения. Так же, как в литературе, Россия в чтении нашла свое самое полное и глубокое выражение. Чтение оказалось главным способом существования русской души, сосредоточием культуры, способом возвышения нации над прагматичностью и повседневностью быта. Оно открывало в самом читателе такие стороны личности, о которых он часто и не догадывался: повышенный интерес к человеку, способность к сопереживанию, побуждение к самовыражению и самостоятельному мышлению.
На первом месте в обеспечении влияния искусства на русского читателя стоит эмоциональная заражаемость как ответная реакция на образное слово, рождающее в сознании зрительные, звуковые, пространственные представления. Характерно в этом отношении название первого российского журнала для детей Н. И. Новикова «Детское чтение для сердца и разума» (1775), где на первое место поставлено «сердце». «Пережить творение поэта, – считал один из великих читателей России В. Г. Белинский, – значит, переносить, перечувствовать в душе своей все богатство, всю глубину их содержания, переболеть их болезнями, перестрадать их скорбями, переблаженствоватъ их радостью, их торжеством, их надеждами». Его собственная реакция на литературные произведения – реализация этой мысли. Ему как читателю была присуща не только сила чувств, но и их «разгул», богатство оттенков – от смеха, радости до глубокой грусти, жалости, сострадания, тоски. Названные критиком эмоциональные черты чтения в наибольшей степени проявлялись у детей. На будущего драматурга Виктора Розова, например, когда он был подростком, произведения Ф. М. Достоевского действовали так ошеломляюще, что он не мог усидеть на месте и прыгал, чтобы успокоиться. Говоря о чувственном характере восприятия российского читателя, надо отметить, что этот характер распространялся не только на отечественную, но и на зарубежную литературу. Достаточно напомнить отношение А. И. Герцена к произведениям Шиллера: «Сколько слез лилось из глаз моих на твои поэмы! Какой алтарь я воздвигнул в душе моей!»
Включение эмоций в восприятие художественного произведения создавало иллюзию личной причастности читателя к сюжетным коллизиям книги. Он испытывал отношение к героям книги как к живым людям. Ребенок стремился воздействовать на события не только в мыслях, он продолжал и трансформировал книгу в играх, рисунках, в поведении, во внешнем облике. Он даже наружностью и привычками старался быть похожим на полюбившегося героя. Евгений Шварц, например, будучи ребенком, создавал театр понравившейся книги, где стремился проиграть, примерить к себе образ того или иного персонажа с соблюдением всех внешних атрибутов. В слиянии читателя с героями и заключалась главная притягательная сила чтения.
Эмоциональность в сочетании с доверчивостью к тексту и соучастием в жизни персонажей обуславливали долговечность книги в духовной биографии читателя. Читательские впечатления детства «вжигались» (выражение В. В. Вересаева) в душу, влияли на характер и поведение молодого человека. Они входили, как говорил Н. В. Гоголь, в «жизненный состав», иногда определяя профессиональную судьбу человека. Желание самому писать, рисовать, импровизировать, познавать, изобретать рождалось у них именно в процессе детского чтения. Пройдя школу сотворчества вместе с авторами книг, читатели чувствовали потребность в собственном творчестве.
Столь сильное влияние книги в детстве было обусловлено еще и тем, что книга пробуждала самосознание российского подростка. А там, где зарождалось самосознание, зарождалось и самовоспитание, поиски и открытие нравственных достоинств человека. И. А. Бунин дивился: «Икак уже различала, угадывала моя душа, что хорошо, что дурно, что лучше и что хуже, что нужно ей и что не нужно ей!» И не только различала и угадывала, но и закрепляла за собой все доброе и отторгала все злое, или, как говорил СТ. Аксаков, «рождала презрение ко всему низкому и подлому и уважение к честному и высокому».
Способность русского читателя находить в себе сходство со всеми характерами и персонажами, видеть в них живых людей, доверяться автору, «принимать к сердцу чужие печали и радости» (К. И. Чуковский), ценить «честное и высокое» породила явление библиотерапии, названное так и обоснованное H. A. Рубакиным. Психологически это явление объясняется перенесением жизненного интереса от себя на другого. Переживая в процессе чтения человеческие страдания и радости, разделяя их мысленно, человек внутренне закалялся, получал опыт преодоления жизненных трудностей, умение жить в обществе по законам толерантности и взаимопонимания.
Отличительная черта русской литературы – ее глубочайший психологизм. Эта черта обусловила привитие с детства российским читателям интереса к внутреннему миру человека. Углубленность во внутренний мир персонажей, способность пережить разные психологические состояния открывала юным читателям сложность окружающих их людей, ценность любой человеческой личности. Великая литература вызывала у юного читателя ощущение человека как единственного в мироздании, который никого не повторяет и никогда не повторится. Не случайно А. И. Герцен в «Записках одного молодого человека» цитирует немецкого поэта Гейне: «Каждый человек есть вселенная, которая с ним родилась и с ним умирает; под каждым надгробным камнем погребена целая всемирная история». Это ощущение сложности человека, осознание его неповторимости помогало растущей душе бережно относиться к людям, страховало от проявления жестокости и унижения по отношению к другим, помогало осознавать себя.
Нельзя не коснуться еще одного элемента культуры чтения российских читателей – философского умонастроения. Открытие «умственных наслаждений» было характерно для юношеского чтения. К философским поискам подталкивала сама русская художественная литература, о которой философ В. Ф. Асмус сказал: «Редкая литература в кругу литератур мирового значения представляет пример такой тяги к философскому сознанию жизни, искусства, творческого труда, какой характеризуется именно русская литература».
Говоря о национальных чертах культуры детского чтения XIX–XX веков, нельзя не заметить такое качество, как желания читающих детей разделить свои читательские впечатления с другими. С отцами любили разговаривать о чтении писатели В. В. Вересаев, Д. Н. Мамин-Сибиряк, художник А. Н. Бенуа, с другом делил свои читательские переживания А. И. Герцен, дневнику доверяли сокровенные мысли будущая меценатка М. К. Тенишева, актриса Н. Л. Выгодская. Читательское творчество перешло у этих людей со временем в мемуары, в собственное литературное, художественное, актерское творчество.
Мы назвали лишь несколько наиболее характерных черт чтения российских детей, которое становилось ключом к чтению на все последующие годы. Все эти черты можно назвать общим словом рефлексия – субъективно окрашенная реакция на образное слово. Читая, ребенок не только получает из книги новые знания и новые образы, он отдает книге свои мысли, чувства, представления. «Мотор развития» в этом случае находится как в произведении, так и во внутреннем мире читателя. Это единство получения-отдачи и обогащает читателя, доставляет ему наслаждение. В нем, очевидно, и скрыта та духовная сила чтения, которая для России является зерном ее национальной культуры, о чем так эмоционально сказал Президент Российской Федерации В. В. Путин на Российском литературном собрании 21 ноября 2013 года.
Составители Российской программы «Поддержка и развитие чтения в РФ», осмысляя ее цели и задачи, учитывая международные стандарты, позволяющие идти России в ногу с развитием цивилизации, не вправе были игнорировать традиции в этой области, которые с максимальной отчетливостью проявились в детском чтении. Освоение национальных традиций культуры чтения и достижений в этой области должно быть заложено в Стандарт школьного образования, в программы ДОУ, в стандарты профессионального образования педагогов и библиотекарей, в просветительскую деятельность среди родителей. Должна быть усилена психологическая составляющая в осмыслении природы чтения. Если мы хотим сохранить отечественную культуру, нам надо чаще оглядываться на наших великих предшественников и ориентироваться на их высоту. Отрыв от национальных корней русской культуры чтения может обернуться огромной потерей для будущего России.