Страница 14 из 30
Открытого большевистского направления среди членов съезда не было. Напротив, все они отрекались от большевиков, и даже совпавшее по времени с заседаниями съезда подавление первого большевистского восстания в Петрограде 3–5 июля было встречено с удовлетворением{75}. В действительности же взгляды и мнения, выражаемые отдельными членами съезда, зачастую были чисто большевистскими. Видимо, пропаганда пустила уже глубокие корни в армии, и многие уже бессознательно становились большевиками, если не по названию, то по духу.
Поражение большевиков в июле 1917 года могло быть использовано Временным правительством в свою пользу. Престиж партии был серьезно поколеблен, во-первых, самой легкостью подавления восстания, во-вторых, и в особенности, тем, что они для своего выступления избрали момент военных неудач на фронте, указывая таким образом на свою солидарность с внешним врагом, ненависть к которому в то время, несмотря на братание на фронте, еще не погасла в народных массах.
Если бы правительство обошлось сурово и решительно с большевиками, а это было возможно, так как оно нашло бы поддержку не только в обществе, но и в войсках, что доказало подавление восстания, то торжество большевиков отодвинулось бы на неопределенный срок, и, опять-таки повторяю, быть может, удалось бы закончить победоносно войну.
Какие причины побудили Временное правительство настолько легко отнестись к виновникам мятежа, что ни один не понес никакого наказания, не знаю. Не знали этих причин никто из тех лиц, с которыми мне приходилось беседовать по этому поводу.
Глава V. Опять на фронте
В Смоленске мне пришлось пробыть лишь недели две. Главный начальник снабжений Западного фронта генерал-лейтенант Кияновский{76}, занявший эту должность, когда я был назначен начальником Главного штаба, скоропостижно скончался, и Деникин предложил ее мне. Таким образом, я вновь занял ту должность, которая была предложена мне генералом Гурко три месяца тому назад.
9 июля я приехал в Минск. В это время как раз окончилась неудачей последняя попытка на Западном фронте перейти к активным действиям. Как сейчас помню глубокую скорбь Деникина, этого истинного воина{77}.
Операция была подготовлена прекрасно. Все было продумано до мельчайших подробностей. Артиллерийская подготовка смела все искусственные препятствия в пунктах удара, разрушила все узлы сопротивления, потрясла морально дух противника. Наши ударные части почти без потерь захватили всю передовую линию противника. Было взято свыше двух с половиной тысяч пленных. Результаты могли быть колоссальны, так как против наших 175 батальонов, сосредоточенных на ударном участке, немцы имели всего лишь 25 батальонов. Более или менее значительные резервы их были далеко. Наступление могло развиться в победоносное шествие чуть ли не до Вильны, так как тыл был тоже подготовлен к тому, чтобы не служить помехой развитию успеха.
Но вот вечером того дня, который дал такие хорошие результаты, когда начали сгущаться сумерки и в сердца малодушных начала закрадываться смутная тревога, неизбежный спутник темноты, по всей линии, как по сигналу, собрались митинги для решения вопроса, что делать дальше. В это же время немцы, кое-где оправившиеся от дневных неудач, начали проявлять активность. Это еще более обескуражило революционных воинов. «Сознательное» воинство решило, что сделало вполне достаточно, выполнило свою задачу, что дальнейшее движение будет уже «аннексией», и поэтому комитеты постановили отойти в исходное положение. Положительно было от чего с ума сойти, когда началось это паническое бегство с захваченных позиций, без всякого повода со стороны противника.
Результат этой попытки принес нашему делу в борьбе с немцами громадный вред. Эта попытка не только не принесла существенного ущерба немцам, но, напротив, еще раз доказала им (после Тарнопольской катастрофы{78}), что наша революционная армия никакого боевого значения не имеет, что сила ее равна нулю, что они смело могут убрать с нашего фронта все, что только есть боеспособного, оставив на нем лишь «обозначенного» противника, используя для этого инвалидов и стариков. В частности нам, русским, она показала, что наш фронт вовсе не обладает устойчивостью, что немцы в любой момент могут прорвать его в любом направлении, что мы всецело находимся в их руках. Нечего сказать – завидное положение. И это при громадном численном превосходстве над врагом, при обильном снабжении боеприпасами и техническими средствами, при вполне достаточном продовольствии. Вот что сделали революционеры, называющие себя русскими, с русской армией, до того времени неоднократно доказавшей, на какие подвиги геройства и самоотвержения она способна! Клеймо измены и позора вечно останется на них!
При таком положении вещей надо было все время оглядываться назад, как бы не оставить немцам, в случае их напора, богатой добычи. Надо было все, что возможно, убрать подальше в тыл, но вместе с тем сделать это осторожно, чтобы заметной эвакуацией фронтового района не породить паники среди храброго революционного воинства и не ускорить пришествия немцев.
Эта деликатная работа, которая и в прежнее время требовала от исполнителей большой выдержки и скрытности, теперь усложнилась до крайности, вследствие вмешательства «товарищей» во все отрасли военного управления.
Фронтовой комитет выделил из среды своей целый ряд разного рода комиссий: комиссию продовольствия, комиссию снабжения боевыми припасами, комиссию эксплуатации, комиссию просвещения (время ли было этим заниматься) и так далее, всех не перечесть{79}.
Члены этих комиссий были одержимы зудом деятельности и положительно не давали покоя. Поднимали какие-нибудь вздорные вопросы и носились с ними как с писаной торбой, требуя, чтобы они были немедленно рассмотрены. При малейшем промедлении в ответах на их вопросы тотчас же жалобы Главнокомандующему в очень строгих выражениях вроде того, что они вынуждены принять решительные меры, что бездействие – смерти подобно, что это саботаж, и т. п. Копии этих жалоб одновременно отсылались в политическую канцелярию военного министра, откуда следовали запросы, что сделано по ним. И без того немалая работа прямо-таки удесятерилась.
В то же время не проходило почти ни одного дня, чтобы не являлись делегации от разных войсковых частей и учреждений фронта с самыми нелепыми требованиями.
Одна делегация от пехотной дивизии требовала устройства особой санатории для солдат, предназначенной специально не для больных и выздоравливающих (так как такие санатории уже были), а для здоровых людей, только «утомленных» долгим пребыванием в окопах. Для этой санатории требовалось отпустить из складов Земского союза{80} шоколаду, сахару, макарон, рису и прочих деликатесов. Когда я ответил, что не могу дать разрешения на отпуск этих продуктов, ибо эти продукты не входят в казенную дачу и закон не предоставляет мне права изменять ее, то один из членов делегации, молодой зауряд-врач[17], ответил: «Ну, знаете, генерал, теперь законы пишут солдаты, и поэтому вы не будете в ответе». На это я ему возразил, что пусть они тогда лично ходатайствуют перед правительством об изменении мешающего им закона, пока же закон не отменен и не изменен, он для меня закон, и никто не в силах заставить меня нарушить его. «Какая бюрократия!» – воскликнул мой оппонент, и вся делегация демонстративно, не попрощавшись, покинула мой кабинет.
Другая делегация от тыловой автомобильной мастерской настаивала на том, чтобы солдатам мастерской выдавалось дополнительное жалование. За основание этого расчета была принята стоимость починки на частных заводах с подробной расценкой разного рода исправлений и замены негодных частей. Следуемая сумма ежемесячно должна была уплачиваться комитету мастерской для распределения между работавшими. Все доводы мои, что служба в мастерской та же военная служба, как и в войсковых частях, что установление дополнительного жалования для тыловых работников было бы несправедливостью по отношении к людям, находящихся в окопах, рискующим каждое мгновение своей жизнью и терпящим все невзгоды полевой жизни, пропадали даром. Приходилось чуть ли не десять раз и без всякого результата повторять сказку про белого бычка, пока наконец не удавалось избавиться от назойливых визитеров обещанием обсудить их требование.
75
Имеется в виду Июльский кризис 1917 г., когда левые силы, воспользовавшиеся вызванным поражениями на фронте тяжелейшим правительственным кризисом, спровоцировали восстания, пытаясь захватить власть. Ударной силой стали 1-й и 2-й пулеметные полки, а также части распропагандированного Петроградского гарнизона. В ночь на 4 (17) июля на совместном заседании ЦК РСДРП(б) Петроградский комитет партии и военная организация приняли решение возглавить восстание. 4 (17) июля большевики вывели на улицы около 500 тыс. человек и потребовали от ЦИК передачи всей власти Советам. Однако правительство подтянуло верные войска и разогнало восставших. 5–6 (18-19) июля правительственные части заняли редакцию газеты «Правда», типографию «Труд», помещения ЦК РСДРП(б) и военной организации, был отдан приказ об аресте руководства большевиков. 7 (20) июля Временное правительство объявило о расформировании воинских частей, участвовавших в демонстрации.
76
Кияновский Михаил Иванович (09.10.1867–05.07.1917, Минск), с 1916 г. генерал-лейтенант. Окончил 1-е Павловское военное училище в 1886 г. и Николаевскую академию Ген штаба в 1893 г. Служил по Ведомству военных сообщений. С 27 мая 1911 г. начальник военных сообщений Одесского, с 30 ноября 1912 г. – Московского военного округа. С 19 июля 1914 г. возглавлял этапно-хозяйственный отдел штаба 5-й, с 18 января 1915 г. – 12-й, затем вновь 5-й армии. С 4 октября 1915 г. помощник главного начальника снабжений армий Северного фронта. С 14 декабря 1916 г. главный начальник снабжений армий Румынского, с 13 апреля 1917 г. – Западного фронта.
77
Имеется в виду летнее наступление русской армии («Наступление Керенского»), где главный удар наносили армии Юго-Западного фронта. На юге наступление продлилось с 16 (29) июня и завершилось к 2 (15) июля: ударные части понесли слишком большие потери, а основная масса солдат просто отказалась идти в атаку. На Западном фронте было предпринято вспомогательное наступление силами 10-й армии. Главнокомандующий армиями фронта А. И. Деникин сообщил на совещании 16 (29) июля: «Части двинулись в атаку, прошли церемониальным маршем две, три линии окопов противника и… вернулись в свои окопы. Операция была сорвана. Я на 19-верстном участке имел 184 батальона и 900 орудий; у врага было 17 батальонов в первой линии и 12 в резерве при 300 орудиях. В бой было введено 138 батальонов против 17 и 900 орудий против 300» (Цит. по: Головин Н. Н. Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939. Т. 2. С. 209).
78
Имеется в виду наступление Злочевского отряда, основу которого составил 1-й германский армейский корпус генерала пехоты Арнольда фон Винклера: 11 германских и 3 австро-венгерских дивизии. 6 (19) июля австро-немецкие войска нанесли из района Злочева удар на Тарнополь по позициям 11-й русской армии Юго-Западного фронта. Деморализованные русские части отступили к 9 (22) июля на рубеж р. Серет, армия стремительно разлагалась, отступление превращалось в паническое бегство. В виду отступления 11-й армии также были вынуждены начать отход соседние 7-я и 8-я армии. 15 (28) июля фронт стабилизировался на Броды – Збараж – Гржималов – Кимполунг. Наступление Юго-Западного фронта окончательно провалилось.
79
На 1 сентября 1917 г. на Западном фронте действовало 7284 войсковых комитета, в том числе 6665 ротных 484 полковых, 60 дивизионных, 15 корпусных, 3 армейских, 57 хозяйственно-технических.
80
Имеется в виду созданный 30 июля 1914 г. Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам, главноуполномоченным которого стал будущий министр-председатель Временного правительства князь Г. Е. Львов. Официально его целью была помощь больным и раненым путем организации госпиталей, санитарных поездов, складов лекарств и т. д. Однако вскоре союз стал активно заниматься подрядами на поставку на нужды армии различных товаров, то есть начал активно «осваивать» казенные средства.
17
Звание зауряд-военного врача присваивалось студентам 4-го и 5-го курсов медицинских институтов, медицинских факультетов университетов и Императорской военно-медицинской академии при назначении в военное время в армию на должности младшего врача.