Страница 29 из 42
Доктор, стоявший до сих пор ко мне спиной, обернулся.
– Вы что?
– Здравствуйте, доктор; я хочу чистый халат.
– Откуда вы? Новая сестра?
– Да. Я только что пришла, первый день…
– Где чистые халаты? Выдайте сестре! – обратился он к солдату в чистой гимнастерке. Солдат достал с полки белоснежный халат и подал мне.
– Ну, на сегодня все! – сказал доктор и вышел вместе со мной из кладовой.
– Когда приехали, сестра?
– Вчера ночью из Сарыкамыша.
– Из Сарыкамыша?! – он остановился, чтобы хорошенько понять и разглядеть меня. – Я думал, вы приехали из Тифлиса? Мы ждем из Красного Креста.
– Вот, вместо них я одна из Сарыкамыша.
Мы вошли в палаты: доктор подошел к столам, а я пошла искать комнату для сестер. По дороге меня увидели две молоденькие сестры и страшно обрадовались.
– А! Новая сестра, – сказали они. – Вы к нам работать? Откуда?
– Здравствуйте, сестры! Да, я пришла работать; вот только переоденусь и приду к вам.
Я нашла комнату, переоделась и спустилась обратно в палату, и сейчас же увидела доктора Божевского, шедшего ко мне навстречу с другим доктором.
– Сестра Семина, познакомьтесь; это ваш сотрудник будет – доктор Беляев. Вы с доктором будете принимать продукты, все, что полагается по раскладке: мясо, овощи, крупы, молоко, хлеб, чай, сахар и тому подобное. И вы должны присутствовать при отпуске пищи; чтобы каждый раненый получил все, что ему выписал доктор.
– Но я не очень хорошо понимаю толк в провизии, и мясо сырое видела редко… – начала я в смущении.
– Не беспокойтесь! Вас будет двое. Вот доктор тоже не очень хорошо это дело понимает, но вы вдвоем справитесь отлично… Видите ли, кухонные солдаты не могут справиться с требованиями врачей… Когда на довольствии состоит пятьсот или тысяча человек, из коих половина слабых да двести усиленных, тогда нужно добиться, чтобы было приготовлено, как указано в требовании, и чтобы еда дошла до того, кому она предназначается. Это главное! А сейчас на кухне такой кавардак, что сам черт ногу сломает!..
Он был старшим врачом этого госпиталя и так же, как и мой муж, был подавлен хозяйственной неразберихой и путаницей…
– Хорошо, я приступаю сейчас же к своим обязанностям: вон санитары раздают уже хлеб раненым, скоро обед… Я пойду на кухню, посмотрю, как будут отпускать обеды.
Кухня стояла посреди двора, отдельным зданием. От крыльца госпиталя и до кухни шла черная, жирная тропа. Ошибиться было невозможно – по ней мы прямо пришли в сени кухни. В сенях была такая же жирная грязь, смешанная со снегом, щами и борщом, образовавшая толстый слой на полу. Из кухни, несмотря на мороз, дверь была открыта. Толпа санитаров с ведрами и с тарелками. Каждый хотел первым получить обеды, накормить раненых, чтобы потом самому идти обедать.
– Палата первая и вторая: слабых – 42, усиленных – 67, – протягивая записку, говорит санитар.
Но повара совершенно ошалели от записок и только отмахиваются:
– Подожди, подожди! Видишь – отпускаю другому…
Получившие обеды спешили каждый в свою палату, по дороге расплескивая щи из ведра и роняя «каклеты», горой лежавшие на тарелке. Каждый санитар нес в одной руке ведро со щами, в другой – с кашей, да еще тарелка с котлетами или манной кашей для слабых раненых. Тарелка была крепко зажата вместе с ручкой от ведра и придавлена большим пальцем. Если котлет на тарелке было штук пятнадцать или двадцать, то они по дороге сваливались на дорожку – и тогда санитар стоит, ждет, чтобы проходящий поднял и положил их опять на тарелку.
Довольно с меня! Пойду помогать кормить раненых… Прихожу в палату; только что стали раздавать обед. И что тут поднялось!! Кому нужно усиленную еду, тот получил слабую; кому нужна слабая, тот получил щи, кашу, черный хлеб и порцию вареного мяса. А кто должен получить эту здоровую, но тяжелую пищу, тот получил легкий манный суп, яйцо всмятку, белый хлеб и стакан молока. Сестры с ног сбились (четыре сестры на пятьсот больных и раненых).
– Вспомни, кому ты отдал усиленную порцию обеда! – приставала сестра к санитару, раздававшему обеды раненым. Санитар остановился, поставил ведро на пол и стал думать. – У Жданова на столе обед обыкновенный, а ему нужно усиленное питание! – продолжала сестра взволнованно.
– О, стойте, стойте! Кажись, я отдал усиленную порцию вон тому; вон, что третий с краю!
Сестра бросилась туда. Раненый сидит на койке и допивает молоко; а тарелки уже пусты! Сестра растерянно смотрит на тарелки и спрашивает:
– Съел?!
– Съел! Покорнейше благодарю!
Сестра берет пустые тарелки, уносит и отдает их санитару:
– Видишь, съел!
– Вижу, съел – прорва! – с грустью произносит санитар. Но потом сердито говорит: – А хто их разберет, кому што! Столько народу, на куфне тоже сами ничего не знают. Дают, а толком не говорят, кому какая порция полагается! – ворчит санитар, поднимая ведра.
С другого конца палаты сестра кричит ему:
– Что же ты стоишь! Больные ждут обед!
Сестра, у которой больной остался на обыкновенном обеде, завидя доктора, бежит к нему:
– Доктор! Усиленную порцию отдали другому! Чем мне кормить больного?
У доктора голова идет кругом. Только что сестра в третьей палате жаловалась, что обед для слабого больного съел здоровый, а слабому дали щей и каши! И у того теперь рвота!..
Я пошла на кухню, чтобы сварить для слабых молочный суп. Но на кухне шум был еще больший, чем в палатах…
Санитар, показывая на записку, которая была у него в руке, говорил:
– Семи порций мяса не хватает! Сестра послала меня: принеси, говорит, недостающие порции мяса! А вы одно: нету да нету. Так она же требует!..
Но при виде меня – сразу все замолкло.
– Дайте мне молока и манной крупы. Я сварю суп.
Каптенармус принес из кладовой все, что я просила.
Когда суп был готов, я сама его понесла, разлила по тарелкам и раздала больным.
Наконец все накормлены!! Сестры ушли, кроме дежурной. Но мерить температуру придут опять все… Санитары тоже ушли.
В 6 часов ужин; и опять такая же процедура раздачи еды. Я пошла к столам, где непрерывно шла работа по приему раненых, которых теперь было еще больше, чем утром. Некоторые сами шли, опираясь на ружье, закутанные в башлыки, и сразу садились на пол. Других поддерживали, третьих несли на носилках. За столом теперь работали только двое – врач и фельдшер.
Я подошла к раненому казаку и стала разматывать башлык.
– Куда ранены?
– В ногу…
– Кость цела?
– Не знаю! Но ходить не могу…
– Какой части, имя и фамилия как, когда ранен?
Все это я спрашиваю каждого раненого и записываю на листке бумаги. Потом с помощью санитара раздеваю его и надеваю ему чистое госпитальное белье… Затем укладываем его на носилки…
– В какую палату его нести, сестра? – спрашивает санитар.
– Вон свободная койка в четвертой палате. Положите его туда…
Одежду, снятую с раненого, кроме белья, сворачиваем в узел, прикалываю записку с фамилией и названием полка, роты или сотни. Эти узлы с амуницией выносили в особую кладовую. Ужасно было неприятно, когда раненого переоденешь, помоешь, уложишь в чистую постель, а на другой день скажут отправлять его в тыловой госпиталь. Опять санитары тащат узлы и кладут перед кроватью. И, несмотря на рану, на больного нужно надеть всю его одежду, часто окровавленную и нередко промерзшую! Много часов уходило на то, чтобы переодеть и приготовить раненого к отправке. И сколько новых страданий причиняли этим несчастным людям! Но почти никогда не услышишь жалоб! Очень редко вырвется стон…
Какая бы тяжелая рана ни была, но стоит только спросить раненого: «А как это тебя так турки ранили?» – и он сейчас же оживится и станет рассказывать, сколько было турок, как он стрелял…
– А вот не слышал, как меня турка ранил! – говорит раненый.
Только покончишь с одним, принимаешься за другого. А там третий, четвертый. И так круглые сутки, особенно если идут бои.