Страница 17 из 19
Только она ушла, как ноги и руки мои стало колоть словно иголками. Терпеть нету мочи. Приходит цыганка. Я говорю: «Сними повязки, пропадаю». Она запела и заплясала по-своему, по-цыгански, а потом и говорит: «Мы нашли лекарство от твоей болезни». От своего камня отколола мне камешек. Я его отдам Екатерине Ивановне. Тебе, детина, надо набрать цветов камыша, Федя, внучек, пойди с дядей. У Курдюмовых на гумне навес упал. Он камышом крыт, а навес старше меня. Нужен старый камыш. Климановна, – окликнула старуха-свекровь сноху, – дай какую-либо сумку.
– Спасибо, бабушка, не надо. У нас мешки есть, – сказал Павел.
– Ну, как знаете, только набери побольше, чтобы там дома не ходить в займище.
С мельницы вернулись благополучно. Павел сразу бросился к сестре Марии, в стряпку:
– Маша, на вот цветки камыша. Нажги две пригоршни золы, замеси золу на свежих сливках, как на пышки, и жди меня.
Разгрузили два воза, сели отдохнуть, а Павел – в стряпку.
– Маша, замесила?
– Вот смотри, так? – Маша показала чашку с месивом.
– Так, – одобрил Павел.
Он достал из кармана тряпочку, развернул, взял грязно-жёлтый камешек, отстругал от него немного, размял в муку и посыпал на чёрное тесто.
– Маша, перемешай ещё раз, а я схожу за Катериной Ивановной.
Павел рассказал Марии, как и что надо делать с лекарством, а сам поспешил разгружать возы. Разгрузили и – курить, а Павел – в стряпку.
– Забери своё лекарство, Павел Фомич, от него не лучше, а хуже, – встретила его Катя.
– Что делается, Екатерина Ивановна? – спросил Павел.
– Руки и ноги колет сильней…
Павел от радости пошёл вприсядку, прибасая:[11] «Казак – казачок, фуражечка на бочок». Мария испугалась:
– Павел, ты чего, пьяный или заболел?
Павел перестал плясать:
– Мы нашли лекарство для Екатерины Ивановны. Хозяйка говорила, если будут колоть тысячи иголок, значит это лекарство от этого вида экземы, с чем я Вас, Екатерина Ивановна, и поздравляю.
После разгрузки и обеда, Иваны, то есть Семёнович и Павлович, стали развозить на малых лошадях муку, пшено и масло. Себе и девочкам Павла. Девочкам Павла Михаил велел взять по куску сахара, да куски должны быть одинаковые, ведь это дети.
Павел повёз Дашу в станицу Урюпинскую, проведать родных. Даша ехала не с пустыми руками. Михаил положил в сани два мешка муки, мешок пшена, ведёрный кувшин масла, соли, бак керосина и ведро сахара.
Всем родным Даши Катя подобрала одежду, но главное, сапоги-дутыши, штаны суконные с лампасами, две гимнастёрки суконные и форменный казачий полушубок – отцу. Даша одета была во всё праздничное и выглядела красавицей. Она привезла с собой мерную ленту и теперь снимала мерки с братиков, Вани и Феди. Павел передал приглашение Михаила посетить на Рождество Божий храм. Если согласитесь, то будет за вами послана подвода. И ещё. Надо подготовить тёплый хлев, так как Даша приведет к отцу свою заработанную тёлку или корову и привезет сено. Когда подвода с Павлом вышла со двора Ивана Ананиевича, он отозвал Дашу в сторону:
– Дочь. Откуда такая щедрость? Столько привезли да ещё корову обещает. Вы живёте?
У Даши слёзы брызнули из глаз:
– Папань, чего ты говоришь? Грех тебе. Это святые люди. Они поминают умерших снох и убиенных братьев. Моли Бога за Ивана Никитовича. Это он меня устроил. Если бы не он, не видать бы нам ничего этого. Попроси у Бога прощенья за клевету на святых людей. Они ко всем так относятся. Скажи при исповеди батюшке. Приходи на Рождество в храм, там сам всё поймёшь.
Вон Павел Фомич. Пришёл из госпиталя, а тут дом, подворье и вся живность, какая была, сгорели, жена Акулина тут же, на пепелище, упала и померла. Осталось три девочки. Он пришёл в латаных штанах и порванных сапогах. Они его к себе взяли. Одели, обули, дом с обстановкой и постелью дали, женись, живи, пока свой отстроишь.
– Доченька, прости меня, глупого.
– Бог простит, папаня. До свидания.
Даша пошла со двора. Перецеловав всех родственников, села в сани.
Муторно было на душе у Даши. Жениха ей не дождаться. Идти за другого не хочется. А жить одной, так всё время под подозрением будешь. Даже отец родной усомнился.
Даша понравилась Павлу с первого взгляда и он хотел с ней сегодня переговорить. Девушка же тоскливо вспоминала, что как раз в этом месте они с Женей любили гулять. По лугу росло много мальвы и диких гладиолусов под Макарчевой рощей, а в старице лилии и кувшинки. Красота. Но Женя уплыл на пароходе в чужие страны, а она осталась здесь.
– Даша, ты такая красивая, почему замуж не выходишь? – спросил Павел.
Даша перехватила вожжи и потянула. Кони стали. Даша соскочила с саней и заговорила:
– А скажи мне, разлюбезный Павел Фомич, за кого мне замуж выходить?
– Само собой, за казака.
– А потрудись или назвать, или пальцем показать мне этого казака.
– Вот он, Сиволобов Павел Фомич.
– Ты казак? Где твой лампас? Нету. Ты его провоевал. Где папаха с красным верхом? Казак – это защитник отечества, а ты и такие, как ты, бросили Родину под ноги немцам и трусливо разбежались по домам. А потом в красные подались. Кто вы сейчас? Вы искалеченные, обгаженные теми, за кого вы воевали. Они выгнали вас из госпиталей полураздетыми, полуобутыми, без копейки денег и без куска хлеба.
– Дали трёхдневный паёк, – возразил Павел.
– С чем ты пришёл? С пустым вещевым мешком. Что принёс детям? Вшей. Вы трусы. Вы ничего не требуете. Вашу станицу назвали волостью[12] и вы молчите. Не так давно вы сами на Дону выбирали себе власть, от хуторного атамана до атамана общевойского. Теперь вам власть сажают. А вы молчите. Вам будут мочиться на голову, а вы будете молчать. Так из вас вытравили казачий дух, казачью смелость, честь. Вашу землю казачью сделали общенародной собственностью, вы и тут ни слова.
Ваши предки завоевали волю, свободу, землю. Всё это вы потеряли. А кто будет от вас родится? Такая же сволочь, как и вы. Украинцы говорят: «совыня никогда не родит сокола». Так как же можно выходить за вас замуж? Чтобы рожать сволочь?
Даша выхватила кнут у Павла, прыгнула в сани, огрела кнутом коня, который от испуга встал на дыбки.
Девушка передёрнула вожжи и лошадь пошла полной рысью. При въезде в станицу остановила, перевела на шаг. Подъехав к воротам, Павел и Даша одновременно выпрыгнули из саней, чтобы открыть ворота. Павел тихо заговорил:
– Дашенька, прости меня ради Христа. Я сказал в шутку, а получилось вон как. Мы живём в одной семье, а в семье должен быть лад. Я боюсь, что если мы будем ссориться, то Михаил Иванович обоих нас выгонит.
– А если нас выгонят, мы выдём из их ворот в костюмах Адама и Евы. У меня же ничего своего нет.
После размолвки с Дашей Павел всячески старался ей угодить. Несёт Даша воды от колодца в стряпку, Павел тут как тут, выхватывает вёдра и несёт. А однажды вышла она из стряпки с двумя вёдрами корма для свиней. Павел ухватил вёдра и – рысью к свинарнику. Даша до свинарника и полпути не прошла, а Павел уже возвращается. Даша, не глядя на Павла, взялась за вёдра:
– Ты, Павел Фомич, никак мылиться начинаешь? Не надо, не мылься, бриться всё равно не придётся.
– Как сказать. Может и выпадет такой случай. Знаешь чего петушок думает, когда за курочкой гонится? – спросил Павел.
– Не знаю. На курином языке разговаривать не приучена. Отдай вёдра, кочет! – Девушка рванула вёдра, да так сильно, что Павел не удержал их. С тех пор они не разговаривали. Только тогда, когда Даша и Павел повезли Ивану Ананьевичу перед самым Рождеством скоромные продукты и мальчикам обновы, пошитые Дашей, Павел дорогой сказал:
– Даша, я люблю тебя. Не отдам никому, окромя Евгения. Коли он придёт, слова не скажу. Не пойдёшь, сам за руку возьму и отведу к нему, любого другого убью. И давай больше об этом не говорить. Готовь себя морально за меня выйти.
11
Прибасить – подпевать (Прим. ред.)
12
В результате политики расказачивания. (Прим. ред.)