Месть Лисьей долины

– Очень сочувствую бедным девушкам, – вполне искренне сказала я.

– Мы с Анной постарались сделать все возможное, чтобы загладить последствия трагедии. Не знаю, насколько нам это удалось, – вдохнул Аркадий Станиславович. – Анна – это моя супруга. Еще с нами проживает мой взрослый сын Вадим. Он почти ровесник моим девочкам.

Мне показалось, или, когда миллионер заговорил о собственном сыне, его голос звучал прохладно – ничего похожего на то обожание, которое слышалось всякий раз, когда речь заходила о близняшках.

Я уже заметила, что Аркадий Горенштейн не умел долго задерживать внимание на чем-то одном. Вот только что он грустил, вспоминая о трагедии, унесшей жизнь его брата и невестки. Миг – и мужчина уже отвлекся, с видом собственника принялся указывать мне на красоты местной природы.

– Смотрите, вон уже видно Семирадово, – пояснял миллионер. – Там у нас березовая роща, а это ферма. Мы не покупаем продукты, все выращивается в собственном хозяйстве. Это теплицы – видите, блестят на солнце? Зимой там даже персики растут. Это коровник, только швейцарские и европейские породы. А там, за деревьями, пасека. Любите мед, Евгения?

Похоже, миллионер принадлежал к числу увлекающихся натур. Он с одинаковым жаром рассказывал о своих коровах и лошадях, перге и пчелином подморе (понятия не имею, что это такое, и знать не хочу). Я вежливо слушала, кивала с заинтересованным видом и в нужным местах восклицала: «Да что вы? Неужели! Как интересно!» В моем весьма специфическом учебном заведении нас специально обучали слушать самого нудного собеседника без малейших признаков неудовольствия. Аркадий Горенштейн не был занудой – просто слишком увлекающимся человеком. Пожалуй, он был даже очень мил. Но мне было совершенно незачем знать, какой приплод дают его коровы. Куда больше меня интересовало то, что имело отношение к близнецам. Пару раз я попыталась перевести разговор на сестер, спросила, где учились девочки. Но Горештейн беседы не поддержал. Вместо этого он шутливо спросил:

– Ну-ка, Евгения, скажите мне, что говорят о нас в городе?

Я непонимающе уставилась на Аркадия, и тот пояснил:

– О нашей семье ходят самые невероятные слухи.

– О да! – усмехнулась я.

– Так просветите меня.

Ладно, сам напросился. Я приятно улыбнулась и сообщила:

– Чаще всего говорят, что вы используете рабский труд в своем поместье. Будто бы все эти люди, что работают в Семирадове, живут в бараках, и на ночь вы приковываете их цепями.

Горенштейн искренне, как ребенок, расхохотался:

– Боже, какой бред. Евгения, но ведь вы не верите во всю эту чушь? Есть куда более простые способы. Например, деньги. Все, кто работает на меня, – тут Горенштейн сделал кивок в мою сторону, что, очевидно, означало «Включая и вас, моя дорогая», – получают приблизительно в полтора-два раза больше, чем платят за ту же работу другие. Разница в деньгах не столь ощутима для меня, зато люди очень благодарны. Возможность получать больше, работая столько же, необычайно привлекательна для наших соотечественников.

Ага, называется «халява». А то, что за не такую уж большую прибавку человек старается не за страх, а за совесть и выкладывается на все сто, как-то не учитывается.

– Так-так, – Горенштейн заинтересованно склонился ко мне и побарабанил пальцами по колену, – какие еще слухи доходили до ваших ушей?

– Что вы прячете в поместье сумасшедшего престарелого отца.

– Кого?! – изумился миллионер.

– Отца. Дескать, вы получили громадное наследство, а папашу держите под замком, чтобы не путался под ногами.

– Какими, однако же, злыми бывают люди, – помрачнел мужчина. – Наш дорогой отец покоится на кладбище под мраморной плитой. Я заказал ее в Карраре. Отец всю жизнь мечтал поехать в Италию, но так и не успел. Папа был инженером на заводе сельхозтехники. Разумеется, никакого наследства он нам не оставил.

Я обратила внимание, что Горенштейн все время говорил «мы», «нам». Очевидно, имел в виду себя и погибшего брата Бориса, отца близняшек.

– А еще я слышала, что у вас гарем из таиландских танцовщиц, и ни одна и них не старше восемнадцати, – решила я напоследок повеселить миллионера, но тот уже утратил интерес к теме.

– А вот и моя супруга, – как-то невесело проговорил Аркадий, указывая на женщину, которая стояла на белом причале, оборудованном специально для яхты.

Близнецы поднялись на палубу, только когда наш кораблик пришвартовался. Расторопный матрос выдвинул трап, и мы сошли на берег.

– Алекс, проследи, чтобы яхта была готова к завтрашнему дню, – обернувшись на сходнях, крикнул миллионер. – Я собираюсь пройти до Зеленой косы и обратно, пока погода позволяет.

– Хорошо, Аркадий Станиславович, – покорно ответил белокурый помощник.

Анна Горенштейн встретила нас неприязненным взглядом холодных голубых глаз, а девочкам достались еще и упреки:

– Лиза, Валентина, вы одеты совершенно не по сезону. Уже осень, на воде прохладно. Совершенно не собираюсь заниматься вашим лечением, раз вы сами не следите за здоровьем. Вы уже взрослые девушки.

Близнецы мрачно молчали.

– Лиза, как тебе не стыдно? – не отставала женщина. – Я еще понимаю, Тина, но ты – разумная девочка, и вдруг такое легкомыслие!

Девушки никак не показали, что слова мачехи обращены к ним. Повернулись и направились к дому, стройные, красивые и равнодушные.

Значит, бедным сироткам досталась классическая мачеха – как из страшной сказки. Интересно, что означает фраза Анны Горенштейн? Она сказала, что Лиза – разумная девочка. А Тина, получается, не слишком?

– Не сердись, дорогая, – пробормотал Аркадий, целуя жену в щечку. – Девочки внезапно захотели прокатиться со мной, встретить Евгению. Познакомься, Евгения Охотникова, самый лучший телохранитель в нашем городе.

Анна скользнула по мне незаинтересованным взглядом, едва заметно кивнула и напустилась с упреками теперь уже на мужа. Речь шла о каком-то обещании, данном их сыну Вадиму. Горенштейн покорно слушал. Надо же, да он, оказывается, подкаблучник! Интересно, почему такой обаятельный мужчина, как Аркадий Станиславович, женился на такой удивительно некрасивой женщине? Костлявую фигуру без малейших признаков талии, не мог скрыть дорогой кашемир, грубые черты лица – скорректировать тщательно уложенная прическа. Темные волосы, маленькие глазки, тонкие губы, которые постоянно кривятся в недовольной гримасе… нет, эту даму не назовешь обаятельной. К тому же она старше Аркадия – рядом с ней светловолосый мужчина в белых брюках, по-юношески стройный казался ее сыном, но никак не мужем. Впрочем, семейные проблемы супругов Горенштейн меня не касались, поэтому я дождалась паузы в разговоре – ждать пришлось долго – и вежливо спросила:

– Могу я приступать к своим обязанностям?

Кажется, миллионер обрадовался, что представился случай ускользнуть от зануды-супруги.

– Пойдемте, Евгения, я сам покажу вам наши владения.

Глава 2

Так началась моя жизнь в поместье. Семирадово оказалось не просто усадьбой, а целым имением, в котором имелись собственные пруды, где водились карпы, ферма, поля, на которых росли гречиха и клевер, тепличное хозяйство, березовая роща с беседкой, даже лес имелся на территории. Причем все это не производило впечатления, будто находишься в колхозе «Светлый путь». Хозяйственные службы и постройки были ухожены, по-европейски нарядны и чисты и скрыты от глаз тщательно продуманными зелеными насаждениями. Думаю, не обошлось без ландшафтного дизайнера и парочки архитекторов, выписанных из столицы.

Семейство проживало в большом трехэтажном доме из камня, дерева и стекла. Никаких псевдорусских штучек – резьбы или конька на крыше. Казалось, дом перенесли сюда по воздуху, скажем, из Норвегии. Хотя нет, в Скандинавии принято экономить и место, и материалы. А дом Горенштейнов поражал размерами.

Чтобы содержать в порядке эту махину со всеми ее музыкальными гостиными и бильярдными, имелся штат вышколенного персонала. Слухи и сплетни оказались верны – все эти люди были приезжими, их наняло специальное агентство сроком ровно на шесть месяцев, после чего их должны были заменить другими. Выглядели они так, будто были не гастарбайтерами, а артистами, которые снимаются в кино про жизнь «новых русских». Ухоженные, причесанные, аккуратно и стильно одетые. Горничные все похожи, как родные сестры, чистильщик бассейнов словно сошел со страниц порножурнала, а повара хотелось поместить на упаковку, скажем, макарон, настолько он был мил в своем белоснежном колпаке, с неизменной улыбкой и пухлыми розовыми щеками.