Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 15

Расследование выяснило наличие поджога с целью затруднить погрузку угля для судов, предназначенных к походу Около 3 часов дня были получены следующие телеграммы в штабе командующего флотом:

1. «Ввиду переживаемого момента временно подчиняю финляндского генерал-губернатора командиру отдельного 42-го армейского корпуса, а береговой полк командующему флотом Балтийского моря с правом давать указания по управлению краем. Подписал генерал-адъютант Рузский». В связи с этой телеграммой был поднят вопрос о переезде управления генерал-губернатора в город Куопио.

2. «По обстоятельствам текущего момента я счел необходимым подчинить Николаевский форт Кронштадтской крепости коменданту Выборгской крепости. Генерал от инфантерии Гулевич».

Вице-адмирал Непенин ответил на эту телеграмму: «На подчинение Николаевского форта согласен, ибо из-за льда прийти туда с флотом не могу. № 242/оп.».

1 марта генерал от инфантерии Гулевич решил восстановить связь Выборга со столицей. Из состава гарнизона крепости был выделен особый отряд, который под начальством коменданта крепости генерал-лейтенанта Петрова выступил на Петроград. Предприятие это было мало продумано, отряд был слабого состава, а самое главное, генерал Петров оказался не на должной высоте. Обладая высокими административными дарованиями, он в боевой обстановке растерялся. Нарвавшись около Шувалова на высланные из Петрограда броневые автомобили, он не смог исправить путь и вернулся обратно в Выборг, не выполнив возложенной на него задачи. Через несколько дней при аресте и отправлении в Таврический дворец генерал Петров проявил редкое малодушие…

Следствием этого неудачного похода на Петроград явилось открытие границы в Белоостров. Прибывшим из Петербурга членом Солдатского комитета, или правильнее Совета солдатских и рабочих депутатов, были сняты, арестованы и увезены в столицу начальник тылового пограничного участка полковник Тюфяев и чины жандармского пограничного надзора. Благодаря этому обстоятельству в течение нескольких часов некому было производить проверки документов у лиц, следовавших из Петрограда в Финляндию, так как Дом предварительного заключения к этому времени был разгромлен, то в Финляндию успело прорваться около 300 человек освобожденных германских агентов, шпионов и финских активистов. Опасными для нас, как увидит дальше читатель, оказались лица первых двух категорий.

В войсках и флоте было пока спокойно, так как определенного о событиях в Петрограде не знали ничего даже начальники отдельных частей.

2 марта с утра стало известно, что в Торнео сорвана охрана головного участка финляндской пограничной охраны. Дело это не обошлось без содействия германских агентств, проникших туда из шведской Хапаранды подробнее об этом мы расскажем далее. Граница в Торнео несколько часов оставалась совершенно открытой, и благодаря этому в Финляндию прорвалось много германских эмиссаров, которые и явились виновниками произошедших на следующий день в Гельсингфорсе кровавых событий.

Здесь я уклонюсь немного назад и коснусь обстоятельств, при которых был произведен арест финляндского генерал-губернатора.

1 марта под влиянием начальника Финляндского жандармского управления генерал-майора Еремина генерал-лейтенант Зейн послал в Псков телеграмму с выражением верноподданнических чувств государю императору от войск и населения Финляндии. Телеграмма эта была перехвачена в Кронштадте и передана в Таврический дворец. Так как в Гельсингфорсе уже находились прибывшие из

Петрограда германские эмиссары, и наша контрразведка имела сведения о серьезной угрозе для лиц, занимающих высшие административные посты, то в целях ограждения генерала Зейна и вице-председателя Императорского финляндского сената камергера Боровитинова от возможной с ними расправы адмирал Непенин после переговоров с Таврическим дворцом получил от шталмейстера Родзянко телеграмму с просьбой об их аресте.

Арест генерал-губернатора произошел при следующих обстоятельствах.

До полуночи у генерала Зейна находился с докладом генерал-майор Еремин, с непонятным для автора этих строк упорством, до самой последней минуты смотревший на Петроградские события как на обыкновенные волнения и веривший в то, что они будут быстро подавлены.

Едва генерал Еремин уехал домой, успокоив главного начальника края, который, к слову сказать, совершенно правильно смотрел на развертывавшиеся события, как в кабинете генерала зазвонил телефон с «Кречета» (посыльное судно, на котором помещался штаб командующего флотом), и контр-адмирал Григорьев просил генерал-губернатора срочно прибыть в штаб.





Генерал уже ложился спать. Было решено, что сопровождать начальника края на «Кречет» будет чиновник особых поручений Яухци. Около 3 часов ночи Яухци позвонил в дом генерал-губернатора и сообщил, что генерал Зейн арестован и отправлен на линейный корабль «Слава».

Туда же был доставлен вскоре и камергер Боровитинов, арестованный у себя на квартире штаб-офицером флота.

Сообщение об их аресте сейчас же облетело весь город, и так как оба сановника не пользовались симпатиями даже русской части общества города Гельсингфорса, то многие выражали злорадство по поводу их ареста. После генерала Зейна остался чрезвычайно ценный архив, который позже разбирали специально для этого прибывшие из Петрограда прокурор Судебной палаты Случевский и товарищ прокурора Давыдов.

Камергер Боровитинов предвидел свой арест и весь день просидел в Сенате, уничтожая свой личный архив.

О произошедшей перемене Сенат получил следующее уведомление: «Имею честь довести в Сенат, что я сего числа вступил во временно исполняющего должность финляндского генерал-губернатора. Подписал сенатор А. Линский. Скрепил директор канцелярии камергер Н. Горлов».

В газеты об этом было сообщено в следующих выражениях: «2 марта генерал-губернатор, генерал-лейтенант Зейн подписал прошение об отставке и уехал с вечерним поездом в Петроград». 3 марта сообщение это было напечатано в столичных газетах края.

О замещении камергера Боровитинова старейшим по чину и званию сенатором вице-адмиралом Вирениусом было отдано следующее распоряжение в виде официального письма на имя названного адмирала: «По приказанию командующего флотом и согласно § 36 Положения об Императорском финляндском сенате предлагаю вам, господин сенатор, вступить во временно исполняющего должность вице-председателя Хозяйственного департамента Императорского финляндского сената. Подписал сенатор, тайный советник А. Линский».

2 марта штаб-офицером для поручений при штабе командующего флотом были наложены печати на двери кабинета бывшего вице-председателя Сената и поставлен караул.

В общем и день 2 марта прошел в городе спокойно. Население, войска и флот продолжали пребывать в неведении относительно всего происходящего в Петрограде…

Германия имела много покровителей в Швеции, особенно из числа лиц, принадлежащих к королевскому двору, и поэтому ей не стоило большого труда развить там ряд разведывательных организаций, имевших нити не только в Финляндии, но даже в Закавказье, которые все, однако, сходились в Стокгольме.

Германским посланником в Швеции был бывший советник посольства в Санкт-Петербурге фон Луциус. По отзыву покойного статс-секретаря Сазонова, «этот господин не принадлежал к числу людей, которые располагают в свою пользу и внушают к себе доверие, даже по довольно продолжительном знакомстве».

Поэтому лишь только в Швеции стало известно об образовании в России Временного правительства и разгроме правительственных учреждений, то 1 марта фон Луциус созвал в Стокгольме совещание из представителей разведки, на которое были приглашены и русские политические эмигранты.

Результатом этого совещания был немедленный выход в Финляндию целого ряда германских эмиссаров (около 80 человек). Они-то и сорвали 2 марта охрану нашей государственной границы в Торнео и просочились во все значительные пункты края. Специально для антимилитаристической пропаганды был отправлен русский политический эмигрант, уроженец Гельсингфорса, и вступил в связь с местными революционными организациями.