Страница 2 из 8
Тем временем трехлетний Эмерсон не находил ничего опасного в собственном положении. Он погружался в новый мир, наполненный расплывчатыми красками и пузырями, выходящими из собственного рта.
Там было очень комфортно. В отличие от обычного мира, людского, ему было легко ориентироваться, и близорукие глаза вдруг разглядели все окружающее с неприсущей им остротой. Этот волшебный мир заворожил маленького Эмерсона, который уже чувствовал себя его владыкой, и ему захотелось остаться там навсегда…
Вдруг он почувствовал, как что-то огромное надвигается над ним, и в ужасе закрыл глаза, захлебнувшись…
Кло оказался проворнее остальных. Он не стал ждать подмогу от взрослых, и, как был в одежде, нырнул на помощь своему младшему брату. Как ни странно, этот случай отложился в голове маленького Эмерсона, не в качестве несчастья, которое могло кончиться наихудшим образом, а как возвращение к самому себе – преодолевшему оболочку своего несовершенного хилого тела и вспомнившему о своем водном происхождении наследника затонувшей Атлантиды.
Но вскоре грянули по-настоящему драматические события, которые надолго вырвали маленького Эмерсона из мира грез, волшебства и беспричинного счастья. Которые заставили почувствовать его растоптанной букашкой, ненужной абсолютно никому на этой страшной планете.
Предсмертный салат
Казалось, день не предвещал ничего дурного: с раннего утра Клаудия и Эмерсон игрались в придорожной пыли, поднимать которую им казалось презабавной затеей. Затем последовал вкуснейший обед, состоящий из традиционного риса, бобов и мяса. Дальше все разбрелись, каждый по своим делам. Соседка позвала Марию поболтать у ее ворот.
Вообще-то Марии было некогда, в руках у нее находился пучок кресс-салата, чтобы приготовить ужин для всей семьи, которая вот-вот начнет собираться. Старшой уже работал, и его растущий организм больше всех нуждался в усиленном питании. Увесистый кусок говядины дожидался его еще с обеда, малявкам пока столько есть не обязательно.
Вдруг из другого соседнего дома послышались крики, это Клеуза – самая заядлая сплетница округи, взяла бразды правления в свои руки. Видя, что сегодня ее не позвали к воротам в качестве главной героини, она не на шутку обозлилась. И решила отомстить.
– Ты что, Мария, совсем потеряла стыд? Обсуждаешь мою жизнь, как будто меня и в помине не существует! Ну да, говорить плохо о других – это ты умеешь!
Мария совершенно растерялась от такой нападки, да еще и прилюдной. Тем более, что речи об этой дородной особе вообще не заходило. А Клеуза все зверела.
– Нет, вы посмотрите на нее, – уже не сдерживаясь, орала она на всю округу. – Эта нахалка разбалтывает то, что другим знать совершенно не обязательно. Не раскрывайте ей свои секреты!
–Клеуза, что с тобой, успокойся, – попыталась защититься Мария, но ей это слабо удавалось. Было такое ощущение, что силы совершенно покинули ее и так не блещущее здоровьем тело.
–Ха, она меня еще и успокаивает! Да она хочет заткнуть мне рот! А все потому, что ей не хочется знать о себе правду: на-хал-ка и сплет-ни-ца – вот кто ты! – Клеуза входила в раж, и уже ничто не могло ее остановить.
–Клеуза, пожалуйста, не надо, не кричи… – Мария почувствовала жуткую слабость, словно с каждым криком соседки ей в сердце вонзался кинжал.
– Не кричи? Да ты мне в дочки годишься, чтобы командовать мной. Нет, вы посмотрите – никакого воспитания, а еще хочет, чтобы ее уважали! И какой ты пример своим детям подаешь, бесстыдница!
–Я пойду, – прошептала Мария растерявшейся рядом с ней соседке, лишь крепче сжимая пучок салата, словно свою единственную защиту. Нетвердой походкой она вошла в дом. Вдруг дикая боль пронзила ее сердце. Она схватилась за грудь, не выпуская из рук листья салата, все померкло перед ее глазами, и каменный пол принял на себя ее бесчувственное тело.
– Мама, мамочка, поднимись! – беспрерывно повторял маленький Эмерсон, тряся любимую руку. Вторая ее рука продолжала сжимать салат. Произошедшая сцена поразила его неокрепшую душу своей щемящей фатальностью, но его мозг совершенно не мог понять, почему его мама – самое дорогое на свете существо, продолжает лежать на полу, не двигаясь.
Клаудия безвольно сидела возле него и не могла вымолвить ни слова. Наконец, в ней будто что-то преломилась, и она завопила своим тоненьким голоском: «Помогите!»
Дом стал заполняться людьми, кто-то из соседей побежал за сеньором Нельсоном. Единственный, кто не шелохнулся за время всей суматохи – это трехлетний Эмерсон, который больше всего на свете хотел одного – чтобы мама опять заговорила с ним и ласково потрепала по головке. Пусть она даже отругает его за очередную шалость – сейчас он примет все и даже не подумает рассердиться.
Нельсон склонился над любимой женой в беззвучном плаче: неужели такой конец приготовил ей Он? И все из-за какой-то сумасшедшей соседки… Ведь у Марии вся семья умерла от разрыва сердца, а теперь и она… 33 года – возраст Иисуса, да она просто святая. А детишки, что будет со всеми ними…
Когда у нее вынули из руки пучок салата, Эмерсону стало по-настоящему страшно. Эти люди пытались и его оттащить от любимой мамочки, но он вцепился в ее руку так, что они сдались. Он сидел подле нее, и его сердце сжимала необъяснимая тоска. Из глаз, не переставая, лились слезы. Так он просидел всю ночь.
Судьбоносное решение
В семье Пинто поселился траур. Хуже всего приходилось сеньору Нельсону, так как помимо своей печали, он должен был нести ее крест каждого своего отпрыска. Но труднее всего ситуация складывалась с Эмерсоном: он и Клаудия – единственные из детей, присутствовавшие при смерти матери. И если его сестра хоть как-то да смирилась с потерей, то мальчонка до сих пор не мог справиться с травмой. Он постоянно ревел, практически перестал есть, по ночам просыпался в поту и своими криками будил всех окружающих.
Сеньору Нельсону срочно нужно было принять какое-то решение, иначе ситуация совершенно выйдет из-под контроля. И он, скрепя сердце, его принял.
–Завтра вы в школу не пойдете, – объявил он детям, от чего они радостно захлопали в ладоши.
«Ох, знали бы, что я им приготовил, так бы не радовались», – с горечью подумал отец семейства, но другого пути он не видел. Он чувствовал, что сам не справится.
Завтра детей заберут в приют, конечно же, он будет их там навещать, но ответственности за них он уже нести не будет. При нем же останутся двое старших: Тадэу (Дэ) и Клодоалдо (Кло). Им уже по тринадцать и четырнадцать, ребята они толковые, работают, так что будут ему в помощь, а не в обузу.
Остальным придется свыкнуться с новой реальностью. Но говорят, в этом интернате совсем неплохо. За детишками смотрят, ухаживают, голодными или потрепанными они ходить не будут. Пожертвования идут из самой заграницы, правда, Нельсон забыл, из какой точно страны. Но все, что заграница – это хорошо.
Младшенький, как всегда отличился – и откуда столько упертости в этом трехлетнем мальчугане? Он забился в угол, отбиваясь своими маленькими кулачками, и никакой силы в этой вселенной не существовало, чтобы она забрала его далеко от комнаты его мамочки.
Но нет худа без добра. Нашему герою была уготовлена иная судьба, чем прозябать за стенами интерната, где на детях нещадно нагревались, обкрадывая мясом их пайки.
Нет, вы не подумайте, голодными или неухоженными их не оставляли, ведь дотации приходили из самой Швеции, и семейство, организовавшее это предприятие, хоть и нагревалось на нем, сделав его весьма доходным бизнесом, но держало детей в относительно приемлемых условиях.
Единственное, чего там не хватало детям, это нежности. Чуткости. Душевности. Маленькому Эмерсону там грозила бы смерть от тоски, либо путь «трудного подростка», сердце которого стало бы жестче камня.
К счастью, есть такое понятие в католицизме – крестные. В Бразилии они, как добрые феи, приходят на помощь в самых запутанных ситуациях. У Эмерсона такие крестные были и, узнав о беде, постигшей сестру, они решили на время приютить безутешного мальчонку у себя. Тетя Алзира и дядя Алсидес, увидев своего племянника, всплеснули руками: он был почти за стадии истощения, с заплаканными глазами, где давно уже не вспыхивали искорки надежды на возможное счастье.