Страница 84 из 135
Он слушал музыку, и эхо ее доносилось сквозь стены.
- …пятый на позиции… чисто… надолго? Да какого… чтоб линялому рапану этому…
Он говорил, не прекращая жевать, и интенсивно размахивал конечностями, а потому не сразу и почувствовал укус.
Скорпионы не агрессивны.
Но заботятся о немногочисленном потомстве своем.
- Погоди… какая-то хрень… ползет… - гость остановился и попытался стряхнуть скорпиона. Но конечности того, снабженные сотней крохотных игл крепко цеплялись за поверхность брони. Хвост взметнулся еще раз, чтобы распрямиться. Он нашел уязвимое место, где смыкались две тевларовые пластины, и с легкостью пробил связующую ткань. – Да что…
Яд вошел в гемолимфу чужака, но подействовал не сразу.
Тому удалось скинуть скорпиона. И наступить. Хрустнул панцирь под подошвой, и громко застрекотала обиженная невеста…
…кладку она сожрет. А уже на закате нового дня исполнит брачный танец с другим, более везучим охотником. Впрочем, вряд ли это знание как-либо помогло бы чужаку. Его рука дернулась.
И нога.
Из горла донесся протяжный хрип. Некоторое время он стоял, поддерживаемый мышцами экзоброни, но в конце концов рухнул, забился в конвульсиях.
Нкрума отступил.
…хорошо, что скорпиона удалось раздавить. Вряд ли пираты станут искать иную причину смерти… жаль только их слишком много, чтобы выдать каждому по твари.
Но уходить следовало.
Нкрума задержался на внешней границе, подложив под сторожевые столбы пару маячков-замедлителей. Пригодятся.
Еще он надеялся, что камеры молчали.
А женщина спала.
Меня разбудило то нехорошее чувство переполненности, которое весьма часто обрывает крепкий еще сон. Я поерзала, пытаясь выбрать позу поудобней, но…
Удобной не было.
А мочевой пузырь настоятельно намекнул: еще немного и он попросту лопнет. Это будет нехорошо. В следующее мгновенье тело осознало, что, во-первых, лопнет или нет – этого толком никто не знает, во-вторых, оно отлежало руку, а в-третьих, мягкая грелка исчезла.
Не грелка – Нкрума.
Я открыла глаза.
Темно.
И страшно… и страх этот моментально развеял остатки сна. Впрочем, стоило мне пошевелиться, как под потолком нашей хижины вспыхнула круглая крупная колба, наполненная чем-то мелким и явно живым.
Я икнула.
И зажала рот руками.
Как быть?
Позвать на помощь? А если не услышит и… и если он далеко? А кто-то другой близко? И этот кто-то вряд ли будет рад встрече. То есть, он, может, и обрадуется, а я вот таки нет…
Разум и инстинкты подсказывали, что надо сидеть тихо-тихо и надеяться, что мой жених ушел недалеко… скажем, в кустики или, с учетом окружающего пейзажа, в камушки.
Вот сейчас вернется.
Или сейчас…
Или…
Время шло. Медленно так, как жевательная резинка, тянулось, а Нкрума не возвращался. И первое беспокойство сменилось другими, нехорошими мыслями. Бросил? Нет, он не похож на того, кто… а вот оставить на время… скажем, чтобы проверить, как там гости незваные…
…заухало сердце.
Вдруг он к усадьбе пошел?
И в ловушку попал?
Или его местные твари сожрали? Небось, здесь изрядно тварей водится, которые сожрать способны. И тогда я осталась одна?
Одинокая.
Несчастная.
Дева в башне, точнее в палатке… но от этого не легче… и надо бы еще подождать, только у мочевого пузыря собственные планы на жизнь имеются. И я… я ведь недалеко.
За палатку.
Писать в палатке – дурной тон. А больше я просто не выдержу… и если не уходить, то… то ничего дурного не случится.
Я выбралась из шелестящих листьев, которые поспешили сомкнуться. Сейчас наша постель больше всего напоминала кукурузный початок. И верхние листья начали подсыхать.
Камень в центре палатки был еще теплым и, значит, если Нкрума ушел, то не так давно: он бы не бросил меня замерзать. То есть, очень надеюсь, что не бросил бы.
Я коснулась стены, не слишком понимая, что делать: та выглядела сплошной. Но стоило тронуть, и по гладкой поверхности побежала трещина. Отлично. Надеюсь, войти будет не сложнее, чем выйти. Снаружи было… холодно.
И видела собственное дыхание. И холод на губах, на языке.
…я видела седой налет на камнях и палатке.