Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 65



— Ариман собирается предложить что-то в обмен на то, во что верит.

Кнекку не прервал повисшее молчание. Он чувствовал ответ даже без необходимости озвучивать вопрос. Магнус кивнул, будто услышав невысказанные мысли.

— Он собирается предложить себя. Он умирает — и легион живет.

Кнекку открыл глаза и пошел к двери. Два шага — и он перешел на бег. Авениси прыгнул первым. Колдун окунулся в пелену черноты и начал падать сквозь ничто.

— Он умрет?

— Если да, то обречет и меня, и Алого Короля, и легион, который хочет спасти.

— Но если ты прав, и все уже началось…

— Да, началось, но не закончилось, — произнес Магнус. — Пока нет.

— Я был настоящим, Иобель, — сказал Ормузд. — Я жил, и истекал кровью, и сражался за своего Императора, а также за идеалы, которые на моих глазах изменяли человечество.

Инквизитор выдохнула и обвела взглядом балкон и разбитые двери в город-воспоминание.

— Почему он хранит память о тебе здесь, Ормузд?

— Потому что меня больше нет. Во времена, когда нас еще не возглавлял примарх, в легион пришло Изменение Плоти. — Ормузд сделал глубокий вдох и вновь стал мальчиком, говорившим со старческой горечью. — Оно вырезало наше сердце, обратив лучших из нас в монстров… Мы делали все возможное, чтобы сдержать его, но все было тщетно. До тех пор, пока мы не нашли Просперо. Пока не нашли Магнуса.

— Знаю. Я видела те времена глазами Аримана, а также читала записи, оставшиеся с тех пор. Магнус не спас вас. Он обрек вас на проклятие.

Ормузд кивнул:

— Да. Именно это он и сделал. Продал наши души и купил нам будущее. По крайней мере для некоторых из нас.

Он вновь умолк.

— Изменение Плоти… — произнесла Иобель, и он опять кивнул.

— Оно пришло за мной, и я не выжил. Я умер, но продолжил жить в своем брате, став шипом вины в его душе, семенем цели.

Женщина вздрогнула:

— Ты… ты — начало.

Мальчик провел рукой над камнями, и те завращались вокруг его ладони. Он наблюдал за ними, не отводя глаз.

— В каждой катастрофе, обрушивавшейся на легион, он видел меня. В каждой неудаче, в каждом шансе спасти генетических братьев, в каждом повороте судьбы он видел меня и тот факт, что не сумел сберечь меня. Ариман хранил меня здесь, в глубочайшем месте своей памяти, запертого за дверью, которой никогда не открывал. Все прочие воспоминания обо мне он со временем выбросил, пока я не остался лишь одним моментом в его прошлом.

— Когда вы были детьми, до легиона…

Ормузд улыбнулся:

— День, перед тем как мы отправились в легион, последний день перед тем, как все изменилось. Этот день… — указал он на пустыню и балкон. Шторм стал ближе. Неровные хребты света прыгали по грязной стене туч. — Я был узником его сознания, жемчужиной вины и самопрезрения в его сердце.

— Но теперь ты свободен.

— Свободен?.. Никто из нас не свободен, Иобель. Мы — лишь сны людей, неважно, что мы думаем или чувствуем. Я Ормузд, верно, но также я Ариман. Как и призрак Амона там, в пустыне, тоже Ариман. Как и ты — Ариман.

— Нет, — сказала инквизитор. Шторм уже поглотил дальние дюны. Ей в лицо дохнул ветер. Она чувствовала в воздухе разряды молний. — Нет… я — Селандра Иобель. Я — отклонение, я — призрак. Я прошла по Лабиринту варпа. Я говорила с Алым Королем. Я…

— Поверила в ложь. Ты — метафора части разума столь разделенного и сложного, что он способен отправить частицу самого себя в странствие по своим глубинам и даже за их пределы. Магнус разбит на множество частей в царстве варпа, но Ариман был разбит внутри давным-давно. Ты — всего лишь частица его, закутавшаяся в украденный плащ воспоминаний.

Иобель судорожно вдохнула, пытаясь подняться на ноги. Шторм был непроницаемой охряной завесой, закрывшей небо и пустыню. Упали первые тяжелые капли дождя. Ее забила дрожь. Она должна уйти отсюда. Она…

…замерла.



Над балконом разразилась буря. Небеса расколола вспышка молнии. С барханов потекли ручьи, соединяясь в коричневые потоки. Она не двигалась. Ей не требовалось двигаться.

Теперь она все поняла — и свое желание найти Магнуса, и необъяснимую волю, которая толкала ее на поиски ответов, на поиски ответа о тайне Аримана.

Женщина взглянула на мальчика и кивнула.

— Я знаю, — сказала она. — Думаю, я всегда это знала. С тех пор как умерла. Я просто…

— Позволила себе верить в иное.

— Ты, Амон, пустыня…

— Странствие в поисках решения, спор внутри разума Аримана под слоями сознания.

— Алый Король — это…

— Отец, разговаривающий с изгнанным сыном через единственную частицу его разума, которая стала бы слушать.

— И что я за часть его?

— Та часть, которая судит себя. Часть, которая желает, чтобы он все еще был верным слугой Империума. По крайней мере, я так думаю.

— А ты?

Их накрыл шторм. Солнечный свет растворился в дождливых сумерках.

— Я — две вещи, — сказал Ормузд. — Я — его вина, а она — начало всего, чем он является. И как я — его начало… — очередная вспышка молнии выхватила его глаза. Они сияли, словно глаза шакала, крадущегося на границе света от костра; словно серебро монет, — так я — его конец. Я — то, что ведет его к гибели и придет за его душой. Вот в чем смысл одержимости. В конце тебе всегда приходится платить ту единственную цену, которая по-настоящему важна.

— Почему я здесь? Алый Король сказал, что я должна остановить Аримана. Он сказал, что Рубрика все еще имеет изъян, что она принесет в будущем еще больший вред.

Ормузд улыбнулся сквозь хлещущий дождь, а затем запрокинул голову и рассмеялся.

— Будущее… больший вред… Теперь ты слышишь его в своих словах? — Его глаза стали неподвижным и непроницаемым серебром. — Ты здесь потому, что перед тобой стоит выбор. Алый Король знал это, и он знал, что не позволит этому выбору стать безальтернативным, только если обратится к тебе.

Мальчик поднялся и отряхнулся, словно собака. Он склонил голову набок и улыбнулся, показав розовый язык. Инквизитор ощутила, как защипало ее омываемую дождем кожу. Рядом с балконом ударила молния. Тьма исчезла в белом свете. Иобель подняла руку, чтобы прикрыть глаза. Когда инквизитор опустила ее, мальчик оказался ближе. Рваная завеса воды размывала его очертания. Он сделал еще один шаг, его спина выгнулась, но каким-то образом он казался только выше. Серебряные глаза ярко блестели над розовой улыбкой.

— Что за выбор? — спросила она, и железо в ее голосе разлилось по конечностям.

— Последний и единственный выбор, Иобель, — произнес он, и она увидела, что дождь стекает с черного меха, а лицо удлинилось в острозубую морду. — Жизнь — или смерть.

XXII

Потери

Ариман… Ариман… Ариман…

Он слышал свое имя. Оно было повсюду вокруг, сплетая свой путь сквозь имена всех его братьев. Рубрика была теперь единым хором голосов. Он был ее центром, но также и краем. Он парил, но не сквозь материю, а сквозь само бытие. Он видел все. Он чувствовал все — каждый атом и то, как он там оказался, каждую нить причинности и ее окончание.

Теперь все они чувствовали это. Каждый из Тысячи Сынов почувствует это, неважно, где они сейчас находятся или какая бездна времени и пространства отделяет их от него. Времени больше не было. Пространства больше не было. Они слились в одно, а остальное не имело ни смысла, ни власти. Он был Сар’иком, летавшим на оперенных крыльях над черной башней в километре отсюда. Он был Киу, охранявшим его. Он был Хайоном, стоявшим на мостике корабля и на миг закрывшим глаза, когда его мыслей коснулась мимолетная боль.

Он удерживал их всех в своем сознании и на мгновение узрел их всех — от величайшего воина-мага до последней пустой оболочки рубриканта.

А затем упала тишина.

Вихрь видений иссяк, и голоса внутри него затихли.

По всей Планете Колдунов пальцы замерли на спусковых крючках, дыхание застыло на языках.