Страница 6 из 7
Блатняк, бандиты, воры
Наступили лихие девяностые годы. Сочи, славившийся артистической и культурной тусовкой изменился. Внешне все было пристойно, но уже все было по-другому. Первыми приехали Люберецкие. Заявились в «Жемчужину», говорят, мы рэкетиры. Что такое рэкет тогда еще никто не знал. Заняли лучшие номера и взяли под контроль весь отель. Ходят такие качки, на концертах занимают лучшие места… Но музыку же все любят. На сцене кордебалет, я пою. Их главный после выступления меня подзывает к себе за столик. Говорит, ты вот эту песню можешь спеть? Я говорю, могу. А эту, спрашивает, можешь. Я говорю, могу… А рок-н-рол, спрашивает, можешь. Я отвечаю, могу… В ресторане чего только не заказывали, и я все пел. Иначе нельзя. Все мировые шлягеры, армянские, грузинские, еврейские, на английском языке. Давай, говорит, вместе споем. Выходим с ним на сцену, музыканты заиграли, мы спели дуэтом. Отошли к бару, стоим разговариваем. А вокруг нас ходят качки – его охранники. И тут приходит Ирочка. И на него как гаркнет: «Ты чего его спаиваешь?» Все притихли, замолчали. Ирочка ничего не боялась. Многого насмотрелась. Он спрашивает меня: «Это кто?» Я говорю: «Жена». Он говорит: «Позвать этих… Сашу, Лешу». Это администратор и еще один из руководства. Те прибежали. Он говорит: «Ну-ка поставить стол в центре…» Там у нас была сцена и перед ней такой круг, где варьете танцевало, и посетители. Накрыли нам стол на виду у всех, и мы сели праздновать знакомство. После этого заезда рэкетиров в «Жемчужине» появились блатные и воры. Репертуар изменился. Стали заказывать «Мурку» и разные блатные песни – пошел блатняк. Культурный центр город Сочи превратился в большую малину. Приходилось петь низкопробные песни, ладить со всеми ворами и разруливать ситуации. У меня в оркестре был такой крутой парень. Мы его звали Петушок. У него на голове такой гребень, чубчик, был выстрижен. Мы сидели за столом и один блатной к нему обратился: «Петух…» Тот взял со стола вазу и ему ей по голове. И дальше пошли разбирательства. Все стало круто и резко. За слово могли убить. Я все разруливал. Мне предлагали стать вором в законе. Я отказался – зачем мне все это. Один появляется пассажир… Пассажиром мы называли людей, которых берешь сажаешь и везешь, куда надо. Приехал из Якутии и привез пакет с необработанными алмазами. Где он его взял, не знаю. Говорит мне, купи или помоги скинуть. Я не знаю, как ему помочь и что с этим всем делать. Ювелиры так могли бы помочь. Но ювелиров у меня знакомых нет. Надо кого-то искать. Посидели, поговорили. Тот говорит: «Понесу в скупку». Я же знаю, что если ворованное несут в скупку, то потом их берут. Я в это время уже в Европу мотался. Предложил ему поехать со мной. Отвез его Голландию, привел в ювелирную мастерскую, при которой была скупка. Там один русский работал. Я это знал. Подвел его к двери, открыл ему дверь, завел и ушел. Не знаю, чего там дальше было.
Когда перебрался в Германию жить, все из России друзья и знакомые ко мне поехали в гости и за покупками. Одни уезжали, другие приезжали. Карусель знакомых и малознакомых людей. Приезжали музыканты, их знакомые, знакомые знакомых, их родственники.
Один приезжает ко мне и говорит; «Купи мне автозапчасти. Денег нет, я тебе потом отдам». Ну, я ему заказал запчасти, заплатил пятьсот марок. Он появляется через неделю, дает мне и Ирочке браслеты, цепочки, колье, кольца, перстни, серьги. Я ему говорю: «Где взял?» Он говорит: «У одного немца». И уехал. Я все золото Ирочке на квартиру отнес. Золото не любил. Зачем оно мне. На мне сейчас видишь, цепочка с крестиком золотые и больше ничего. Мне его мой барабанщик подарил. К богу так приобщал. Мы в то время с Ирочкой отдельно жили. Я с Юзефом, в его доме, она недалеко на квартире. Юзеф не мог без меня, а Ирку не любил. Днем и ночью меня к себе звал. Ночью курит, сигарету выронит и меня зовет. Ирочке утром на работу. Выспаться надо. А он со мной беседы. Ирочка Юзефа за это не терпела. Этот пассажир с запчастями уехал. Через день звонок в дверь. Я с верхнего этажа сморю за окно. У входной двери стоят шестеро гражданских. Открываю. Они входят и начинают обыск. Юзеф спрашивает: «В чем дело?» Он был профсоюзным боссом на автомобильном заводе. Те отвечают: «Ваш сын…» Юзеф к этому времени меня уже усыновил. «Ваш сын торгует наркотиками». Он меня спрашивает: «Это правда?» Я говорю: «Нет». Они поискали и ничего не нашли. У меня оставалось немного золота. Я взял горсть, вышел в сад, перед тем, как открывать им дверь и выбросил в кусты. Меня забирают, везут в участок, начинают допрашивать. Оказывается, они меня полгода прослушивали. У нас как-то телефон перестал работать. Вызвали мастера. Он пришел, что-то сделал и все заработало. Наверно, жучок для простушки поставил. Выяснилось, что эти блатные ограбили немецкого ювелира. Наняли там какого-то парня, тот вошел в лавку забрал драгоценности. Те у него все забрали и уехали. Эти драгоценности они увезли с собой, продали где-то и купили кокаин. Полгода меня вызывали на допросы.
Переезд в Германию
Мы жили в Сочи и мотались за шмотками Германию. Я работал в «Жемчужине». Ирочка в «Камелии». Оба эти отеля работали в системе «Интуриста». Ирочка делали массажи, и через нее у нас появилось много знакомых немцев, поляков, французов. Знакомые немцы приглашали нас переехать в Германию. Мы с ними дружили. Я возил их в горы на природу, по ресторанам. Они приходили на концерты и в ресторан «Жемчужины» меня послушать. Когда мы приезжали в Германию, немцы нас возили на природу, в горы на прогулки, по ресторанам и по магазинам. Юзеф и Кэтрин, Марта и Генри звали нас переехать в Германию. И наши знакомые русские, которые раньше уехали, тоже звали переехать в Германию и обещали помочь. Когда в Москве произошел путч, это было последней каплей, которая переполнила чашу терпения, и я сказал: «Все хватит, уезжаем отсюда». У нас в Сочи было две квартиры. Одну я продал, мы женой и младшей дочкой Оксаной получили визы и поехали в Германию. Старшая дочь Марина не хотела уезжать. У нее была любовь с парнем наркоманом, и она осталась в Сочи. Мы прилетели в Германию, и я своих женщин повел сдаваться в пункт приема беженцев. Как раз шла война в Абхазии. И мои девочки должны были сказать, что беженцы. На пункте их приняли, попросили заполнить бумаги. Затем посадили в автобус и куда-то повезли. Я следом поехал. Мне сдаваться нельзя было, потому что я за проданную квартиру не все деньги получил. И Марину нужно было забирать из Сочи. Их поселили в общежитии, что-то вроде тюрьмы. Дома стоят заключей проволокой. На улицу выходить нельзя. Условия неплохие. Отдельная комната, мебель, бытовая техника. Всем обеспечивали. Никто из тех, кто обещал помочь, не помог. Я звонил Юзефу, Питеру и другим знакомым. Все отказали. Пока мои женщины проходили проверку. Я устроился на работу по-черному. Один немец предложил мне в стене пробить окно. Стена толстенная, сантиметров девяносто. Нарисовал на стене мелом квадрат, дал отбойный молоток, который был немногим меньше его самого, тяжеленный и показал на стену, с нарисованным на ней окном. И я начал. День крошил кирпич и вынимал крошево. Стена крепкая, не поддается. В конце дня он приехал, посмотрел на мою работу, дал двести марок и сказал, что я могу у него оставаться. А он работал на телевидении хаус-мастером, по-нашему завхозом. И он стал давать мне работу. Я неплохо зарабатывал. Девчонок моих выпустили из тюрьмы и отправили в разные города. Такие были правила. Оксана пошла учиться в немецкую школу. Ирина тоже ходила работать по-черному, без оформления. Мяснику помогала, убиралась в домах, подрабатывала в кафе. Оксана в школу пошла учиться. У меня с документами все было налажено. Мне в Москве знакомые делали визу, отправляли ее поездом. Я ее здесь получал и дальше жил с новой визой и работал. Иногда ездил в Россию по делам. Купил подержанную машину. В тот злополучный день у меня как раз виза кончилась. Я ехал к Ирине, которая должна была встретить человека с поезда, который вез мне визу. И тут меня останавливают полицейские и просят предъявить документы. Я предъявляю. Полицейские смотрят и видят, что виза просрочена. Они везут меня в поле на какую-то штрафстоянку. Я предлагаю им деньги. У меня было 12 тысяч марок. Хотел откупиться. Они везут меня в каталажку. И я бы выкрутился, если бы человек, который вез мне паспорт с визой, не забрал ее, выдрав одну страницу из паспорта. Не знаю, чего, как, почему он так сделал. Может виза поддельная была. И все, меня высылают с запретом въезда в Германию навсегда. Я просидел там неделю, пока разбирались. И тут меня ведут на склад и выдают все новое: новые джинсы, новый джинсовую куртку, ботинки. Все, все. Дают на руки восемьсот марок. Везут на машине в аэропорт, сажают на самолет, и я лечу в Москву. Мой паспорт отдают пилоту. Тот по прилету в Москву отдает его встречающему меня человеку КГБ. Тот выводит меня из аэропорта, отдает паспорт и прощается. Я меняю марки на наши деньги, покупаю билет на самолет и лечу в Сочи. Чего делать? Иду опять работать в «Жемчужину». Назад мне нельзя. Нелегально перебираюсь через границу снова в Германию повидаться с семьей. Возвращаюсь в Сочи. Потом снова нелегально иду через границу. Возвращаюсь. У меня любовь с танцовщицей варьете. Уезжать из России не хочу. Но семья-то в Германии. Жена оттуда звонит. Приезжай… Чего делать? Я женюсь на подруге Ирочки, беру ее фамилию и с другой фамилией опять собираюсь в Германию. Уговариваю старшую дочь Марину лететь со мной. Она, то ругается со своим молодым человеком, то мирится. То хочет со мной лететь, то не хочет. Билетов до Москвы нет. Но у меня в Сочи все схвачено было. Я договариваюсь с работником аэропорта дядей Юрой, чтобы он меня отправил в Москву на грузовом самолете. В назначенное время прихожу на задний двор. Дядя Юра сажает меня в грузовой самолет. Я прошу его подождать с вылетом. Выхожу из самолета. Марина обещала лететь со мной. Час ее нет, два нет. Мне летчики говорят, что больше ждать не могут. Меня снова заводят в грузовой отсек самолета, сажают на паллеты. На паллетах для меня накрыт стол – шампанское, фрукты, еда. Мы взлетаем, летим и мне с шампанским, фруктами и сыром и колбасой совсем не плохо. В Москве я оформляю визы. Тут мне звонит Марина и говорит, что она хочет ехать со мной в Германию. Я ей говорю, чтобы она шла к дяде Юре на задний двор аэропорта, и он все устроит. Через день она прилетает на грузовом самолете. Я беру билеты в Германию, и мы едем на поезде. Встречаемся с женой, младшей Оксаной и идем сдаваться властям, как беженцы. Нас с Маринкой разделяют и селят в разные общежития. Опять это общежитие – тюрьма. Кого я там только не встречал. Там же многие, чтобы границу перейти и остаться в Германии, паспорта зарывали в землю на берегу. Одни муж с женой и ребенком нелегально переходили границу. В начале зимы ночью закопали паспорта на берегу, разделись до гола, обмазали себя солидолом, сверху обмотали себя и ребенка пленкой, чтобы не простудиться, и вплавь по Одеру перебрались из Польши в Германию. Я сам нелегально сколько раз переходил границу, пока не женился на подруге жены. На Польской границе просто. Дашь пограничнику ящик водки и все. С немцами трудно договариваться. Не все берут. Надо еще найти того, кто бабки возьмет. В тюрьме я познакомился с одним вором в законе. Он мне местные обычаи прописал. Потом я сошелся с поляками. Я немного по-польски говорил еще с армии. И потом я всех обыгрывал в баскетбол. В кольцо попадал оттуда, откуда никто попасть не мог. Играли на сигареты, сладкое, чай, печенье. Поляки устроили меня на работу. Нас возили куда-то на предприятие для почты коробки клеить. Я неплохо зарабатывал. Из тюрьмы выпустили. С семьей воссоединиться нельзя. Всех разослали по разным городам. Работать официально нельзя. И начал зарабатывать по-черному. Крутился, как мог. За любую работу брался. Работал на немцев и со своими друзьями дела мутили. Один знакомый решил гнать машины из Германии в Россию. Хороший был бизнес. И меня уговорил. Я вложил свои деньги – пятнадцать тысяч марок. Купил пять машин и он пять. Я нанял людей, чтобы они гнали машины до парома, который отправлялся в Питер. Мой партнер поехал в Россию, вернулся и сказал, что его кинули. Денег нет. Теперь мы с ним встречаемся, но он об этих деньгах даже не заикается. За это время меня столько раз кидали, столько денег ушло… Даже вспоминать не хочется. И что мне на всех обижаться надо было.