Несвершенное (ЛП)

— Кэми, — сказал он, — можно тебя на пару слов? Можешь выйти на улицу?

Кэми взглянула на своих друзей, на семью, в поисках подсказки, что же ей делать. Ее вероломные друзья и семья выглядели подобно невинным младенцам. Все беспомощно отвели взгляд.

— Да, — наконец произнесла она. — Конечно.

Они не оставались наедине уже несколько недель. Кэми думала, что это от того, что им предстояло еще многое сделать, затеять перестройку, привести дела в порядок, а после она уже начала было думать, что, возможно, Джаред старался избегать ее.

Теперь они были наедине, и Джаред, казалось, собирался многое сказать ей. На площади больше не было никакого памятника. Ее мама возродилась, а Мэтью Купер и вся его история исчезли. Джаред молча пересек то, что осталось от площади, залитой солнечным светом.

Кэми внимательно посмотрела на него. Джаред поднял взгляд. Он явно нервничал.

— Вот, какое дело… — сказал Джаред. — Я думал, это очевидно. Я думал, это невероятно очевидно, но… во время церемонии я увидел твой разум и понял, о чем были твои мысли последние несколько месяцев. Когда ты сказала, что с тебя хватит, я с этим смирился. Ты начала придумывать мне дурацкие прозвища и стало ясно, что ты так же несерьезно была настроена, как и я. Я полагал, что ты сможешь понять, я приму все, что ты сможешь мне дать, а ты считала, что я типа нелепый и отчаянный. Но этого не случилось, ведь так?

— Нет, — ответила Кэми. — Мне казалось, что я вроде как вынуждала тебя быть со мной. Так что нет. Я не считала тебя жалким персонажем в этом сценарии.

Джаред прикусил губу.

— Тогда я все время все портил. Ну… Это не должно было быть сюрпризом, но это так. Я не понимал, как я выгляжу в твоих глазах. Я думал, что сумею испортить и это, но есть кое-что, казавшееся мне более очевидным, чем что-либо еще. То, что, как мне казалось, ты знала, а если нет, то я должен тебе сказать об этом. Я окончательно и бесповоротно влюблен в тебя. Я был влюблен в тебя всю жизнь. Не представляю, как жить, не будучи влюбленным в тебя, и не хочу знать.

Они долго смотрели друг другу глаза в глаза, а потом он отвел взгляд и уставился на мостовую.

— Не хочу звучать как мой отец. И тот, и другой. Мои чувства не важнее твоих. Я не хочу вести себя, как они.

— Ты никогда не был, как они. Ты никогда не считал все, что касалось тебя, важным.

Он думал, что его жизнь стоит гораздо меньше, чем ее, и намного меньше жизни Эша. Но он решился жить без них, если бы пришлось. Она была так счастлива, что они все выжили, но даже сейчас ей было радостно осознавать, что он принял это решение. Ее утешала и грела эта мысль, даже сейчас, когда все было давно позади.

— Клево, — сказал Джаред. — Думаю, теперь я крутой. Очень. И ты обязательно должна гулять со мной.

Кэми рассмеялась. Она нерешительно прислонилась к стене, наблюдая за ним, за его линберновским профилем на фоне золотого камня и летнего неба. Она не знала, пришло ли время действовать.

— Я всегда думал, что ты не сможешь полюбить меня, — признался Джаред. В его голосе не было эмоций, никакой жалости к себе. Это была просто констатация факта. — По-настоящему. Во плоти. Никто и не любил меня, кроме тебя, все это время, но ты была воображаемым другом. Я думал, что кто-то настоящий не сможет меня любить, а потом оказалось, что ты существуешь взаправду, а я продолжал думать, как раньше. Я обиделся на тебя из-за того, что ты не влюбилась в меня, и я пытался принять твою невлюбленность в меня, и мне так жаль, что я причинил тебе боль. Я и сам не предполагал, что могу так. Я не хочу снова причинить тебе боль. Я смогу принять, что ты не любишь меня, но мне нужно сказать тебе о своих чувствах. Я хочу любить тебя, и хочу, чтобы ты любила меня. И я пришел узнать, возможно ли это.

Джаред помедлил, колеблясь, будто надеясь на ответ, но когда того не последовало, он отчаянно продолжил:

— Как-то я сказал, что моя квинтэссенция счастья — это всегда быть с тобой, и это так. Я всегда думал и буду думать, что ты источник всего. Для меня. Солнце восходит и садится ради тебя. Ты всему придаешь смысл. Я люблю тебя и не могу представить себя влюбленным в кого-нибудь другого. Тогда я бы и сам был кем-нибудь другим. Твое имя было первым словом любви, которое я узнал. — Он умолк, сжал челюсть. Он выглядел расстроенным, видимо, из-за ощущения собственного бессилия. — Я не хочу говорить, как Роб, что ты, дескать, мне должна что-то, потому что я тебя люблю, или, что другие женщины ничто, потому что я их не люблю. Любовь — это же не какой-то там долг. Я не это хочу сказать.

— Знаю, — сказала Кэми. — Ты всегда считал Холли классной.

— Она классная, — сказал Джаред. — И красивая. Для меня она как звезда, нечто яркое и прекрасное из другого мира. Она чужое солнце. Как и другие девушки для меня. Но ты — мое солнце.

Это было замечательное сравнение.

— Твой метод ухаживания, выстроен на высокомерии и ненависти к себе, а потом ты мне еще и сообщаешь, что красивые девушки весьма уникальны, — сказала Кэми. — Мне нравится. Правда, я не знаю, что это говорит обо мне.

— Тебе нравится? — спросил Джаред застенчиво глядя на нее.

— Я рада, что ты сказал мне правду.

— Только это и было моим намерением, — спешно сказал Джаред. — Я ничего не жду от тебя. Вот, что я пытаюсь сказать. Ты нужна мне, но это не означает, что ты обязана давать мне что-то, если не хочешь. Достаточно того, что ты существуешь в этом мире.

— Я рада, что ты сказал мне правду, — повторила Кэми. — Потому что теперь мне есть, что сказать тебе.

Кэми отстранилась от стены и заглянула ему в глаза, в светлые глаза, похожие на зеркальные озера.

Она не только беспокоилась, что он не любит ее так, как она хотела его. Она не только любила и желала его. Она потратила так много времени, беспокоясь о том, чтобы принять любовь, становясь частью всей любовной истории, каким-то образом поймавшей ее в ловушку, изменившей ее, превратившей в кого-то слабого, в человека, которым она не хотела быть. Теперь она поняла, что была узколобой, рассматривая любовные истории, как нечто незначительное, опасаясь, что сама станет таковой, если будет частью подобной истории. Она всегда считала, что должна сдерживать себя, но теперь обнаружила, что не хочет больше ничем себя ограничивать. Она хотела быть именно тем, кем была, и никем иным, даже той, прежней, прозябавшей во тьме заблуждений. Она много думала в последнее время о том, чтоб сделать все истории любви своими и рассказать их по-своему.

Он сказал ей все, что она надеялась услышать. Она не была уверена в чувствах Джареда, хотя очень на это надеялась, потому что Эш полюбил ее, когда был связан с Джаредом, не до и не после. Но то, что происходило между ними, было сложным и зачастую болезненным и… бесценным, страшно рискованным. И она долго не знала, как назвать это.

Она не была ни в чем уверена, но надеялась и строила планы. Она планировала это. Она попросила Эша помочь ей провести их последние мгновения магической связи за выстраиванием барьера, самого высокого и крепкого из когда-либо ею построенных, чтобы скрыть связь, которую они так и не разорвали.

Кэми использовала последний барьер, чтобы обрушить его. Она почувствовала, как связь между ними замерцала, оживая, словно проснулся и ожил лес.

На мгновение небо перевернулось, они упали в синеву. Золото Котсуолдского камня обнимало их, Кэми повернулась синхронно с движениями Джареда. Она чувствовала его радость, проходящую через нее, подобно речному потоку, несущемуся по выжженной земле, возвращающему все к жизни. Она почувствовала свою талию под его руками, как и он, и одновременно наслаждалась ощущением его рук на своем теле, тем, как они двигались, скользя, по ее спине. Он наклонился и поцеловал ее, и она ощутила его тоску и желание, и знала, что он почувствовал в ней то же самое. Кэми знала, где кончались ее чувства, а где — Джареда, и, будучи связанными, они могли разделить это, а это означало, что они могли пройти чудесный путь и встретиться на середине, оказаться близко-близко, как иные не захотели бы, или не посмели, так близко, насколько это было возможно для них.