Неглинный мост

Ближе к вечеру, уже находясь под кайфом, мы дружно топали в Первый корпус и садились на лестницу, где постоянно собирались больные из Травмы и Терапии, в основном, девочки. Я присмотрел там себе двадцатидевятилетнюю молдаванку, болевшую полиомиелитом с девяти лет, и вовсю за ней ухаживал. У одного парня со сломанной ногой была гитара, и каждый вечер мы давали концерты вдвоем с Окунем. Пару раз ко мне заходил Маэстро и присоединялся к нашим сборищам. Мы засиживались и после Отбоя, и сестры нас постоянно гоняли. После этого мы ходили по этажам в поисках работающего телеящика, а потом играли в карты где-нибудь в перевязочной.

Пробалдев так почти две недели, мы залетели, причем, случайно и по-глупому. Напившись в очередной вечер, мы пошли было в Травму, но вдруг у лифта заметили кресло-тележку для тяжелобольных. Недолго думая, я сел в это кресло, а Дёма с Котиком повезли меня в лифте на первый этаж. Но нас заметила дежурная сестра и попыталась остановить, а мы ее послали; а так как она была на меня обижена на недостаток внимания и за постоянные нарушения режима, то капнула дежурному врачу, и он нагнал нас уже в Первом корпусе и заставил ехать обратно. Мы про себя посмеялись над этой историей, но наутро Главный врач сказал нам: Собирайте вещички, разгильдяи! – и нас троих выписали за нарушение больничного режима. Причем знал ведь, СОБАКА, что обследование мы не закончили, и что через день нас пришлют обратно, а все равно выписал, да еще накатал в Военкомат ТЕЛЕГУ, что мы распивали спиртные напитки, хотя с этим нас ни разу не ловили.

Выгнали нас в пятницу, и мы двинулись в Военкомат, где Терапевт нас чуть не убил, но выписал новое направление. Лично я на все это плевал, и очень удачно погуляв в субботу на Дне Рождения Маэстро, в понедельник вер-нулся в больницу. И все началось по новой, только личный состав немного поредел. Сура отходил после операции, Леню выписали как безнадежно больного, Окунь вылез сухим из воды, закончил обследование и благополучно испарился. А Котик испугался последствий и пить перестал, и остались мы вдвоем с Дёмой как самые стойкие. Дёма болтался по больницам и убегал от Армии уже года три и прошел, как говориться, и огонь и воду, а мне просто все было до лампочки.

Мы пьянствовали и распускались все больше. Однажды, например, мы пили в ду́ше совсем без закуски, и дождавшись обеденного времени, открыли дверь, Дёма натянул на мокрое тело штаны и куртку, и в два захода принес два полных обеда, благо столовая находилась напротив душа, и на его странный вид никто не обратил внимания. А мы закрылись и стали закусывать. Постепенно у нас кончались деньги, и мы стали ходить по палатам и собирать пустую посуду. Несколько раз мы забегали ко мне домой и пили там, ибо магазин находится у меня под окнами.

Короче, кончилось все это тем, что нас поймали с полной сумкой пива (остатки прежней роскоши) и на следующий день выписали, но уж зато это пиво мы с наслаждением выпили прямо в столовой, назло Главному врачу. И хотя обследование мы пройти успели, в медзаключении было особо подчеркнуто, что мы употребляли спиртные напитки, за что, понятное дело, военкоматовский Терапевт опять пугал нас трибуналом. Такая вот история.

Да, спешу оговориться. В начале эпизода я написал, что лежал в больнице, вернувшись из отпуска, но вспомнив про Д.Р. Маэстро (конец сентября), заметил, что немного ошибся. На самом деле, я обследовался, вернувшись из Колхоза, а после выписки со спокойной совестью уехал отдыхать в Питер.

ЭПИЗОД 9

С Рыжей я познакомился в первый же день учебы. Эта стройная девочка сразу мне приглянулась, и в течение года я вынашивал против нее самые черные планы. Как бы снять противную девчонку? – думал я, украдкой поглядывая на ее красивую грудь и кусая губы. Я постоянно подбивал под нее клинья, обхаживал и оглаживал, но на что-то серьезное решиться никак не мог, а почему, до сих пор понять не могу. То ли мне казалось, что она еще маленькая девочка, то ли еще что-нибудь. К тому же она знала, что я пью, и судя по всему, относилась к этому отрицательно. Когда я заговаривал с Рыжей, меня мучил какой-то комплекс, я кривлялся и вертелся как уж на сковородке, стараясь не дышать на нее пивом.

А моментов для решительной АТАКИ у меня было несколько. В конце сентября у одной из наших девиц по-прозвищу Хостел зародилась мысль собраться всей группой и выпить за знакомство. Я с удовольствием поддержал эту идею и взял на себя роль организатора, собирая деньги и попутно знакомясь с Одногруппниками. Костяк нашей Группы составляли Мафиози Первого Созыва: Главарь Мафии, Димыч, Сэр, Федюшка и Кирилл – ребята солидные, прошедшие Армию и ПО, активно внедряющие пиво и прочие напитки. К ним примыкали наш первый староста Копытин и комсорг Чесноков – но только примыкали, ибо познакомились на Подготовительном Отделении, но не пили. Внизу ютились два щегла, только окончившие школу: Кролик и Рубенка, а посередине как прослойка выступали Черные Во́роны. Биксы наши делились на три категории: Отличницы, Дружища и Камчатка во главе с Хостелом. Особняком держались Рина и Любовь.

Собраться мы решили дома у Каминки (класс Отличниц), на меня как на казначея взвалили обязанность покупки ДРИНКА. В Сороковой мы двинули как обычно с Джеггером и примкнувшим к нам Сэром, который нас очень выручил, добавив пятерку, которую мы уже успели пропить из общественных денег. Да еще и пивом угостил. На женскую половину выпала доля выбора закусок. Очутившись в пустой трехкомнатной квартире, все хорошо приняли и стали резвиться как могли. Толстяк в этот день репетировал и обещал подъехать попозже, попросив меня припрятать пару пузырей до его прихода. Мне удалось заховать одну бутылочку вина, но, оказалось, наши девицы, боясь всеобщего перепоя, тоже кое-что припрятали, что, впрочем, не помешало нам повеселиться.

Я рассчитывал в этот вечер атаковать Рыжую, но прежде чем сказал ей два слова, успел так напиться, что потерял всякую ориентацию. Когда примчался взмыленный Толстяк, я сидел себе в ванной и кайфовал, а бас-гита-рист группы «Образ Действия» бегал по всей квартире и кричал: Леон! Леон! Но никто не мог ему сказать, куда я делся. Наконец я вылез из ванной довольный КАК САРДЕЛКА и достал спрятанный бутылек, по поводу чего Толстяк обозвал меня Козлом и Бараном, так как он рассчитывал не на вино, а на водку.

Но мы выпили и вина и водки, и еще добавили – и в конце концов я махнул рукой и на Рыжую и на все проблемы и горести. Тут уже все пошли в разнос. Что делал Джеггер, я не помню совершенно, он просто выпал из поля моего зрения; только помню, как грустная Каминка робко пыталась нас выгнать, а Главарь в обнимку с Хостелом стояли на лестничной клетке и ругались с соседом, грозившим милицией. Главарь все пытался отклеиться от Хостела, обвиняя ее в том, будто бы она изменяла ему с Сэром, и просил Толстяка подтвердить его слова; и Толстяк, хоть ничего не понимал, упорно кивал головой. Наконец, с грехом пополам все разъехались, но этот эпизод никак не повлиял на сплочение нашего коллектива.

Второй шанс мне выпал в декабре, когда в Школу приехала группа «Цитадель». Это был первый и последний танцевальный вечер на моей памяти – больше руководство Баннера не баловало нас такими подарками.

Приехали мы тогда вдвоем с Маэстро, предварительно засосав три литра разливного пива у него дома. Толстяк тоже был с каким-то школьным другом и основательно пьян. Джеггера не было, так как он никогда не танцевал, не умел и не любил это дело. Я сразу пристроился к группе, в которой находилась Рыжая, надеясь в течение вечера пригласить ее на медленный танец и форсировать наши отношения. Но мне определенно не везло. Подумать только – за весь вечер эти лажисты не сыграли ни одной медленной вещи, наверное, считая это непозволительной роскошью, не думая о том, что некоторые длинноволосые алкоголики хотят снять некоторых рыжих девочек. Короче, я опять пролетел, а только протрезвел, обозлился и устал КАК СОБАКА, и совершенно разочаровался в «Цитадели».