Страница 13 из 24
– Танюшка! – заорал за спиной Макс. Она обернулась и увидела, как он, подняв новенький планшет – всю дорогу хвастался, что купил его сегодня, и всё развлекался с этой игрушкой, как шестилетний – фотографирует её.
– Максим, ну перестань, – досадливо отмахнулась она. – Зачем меня-то фоткать?
– Ну как – зачем? – он подошел ближе. – Исторический момент! Потом тебе фотки солью – вспомнишь ещё добрым словом Максима Вячеславовича Демидова.
– Пойдем уже, Максим Вячеславович! – она рассмеялась. Настроение по-прежнему было приподнятым: психоанализ всё-таки помог, внутреннее ощущение стало другим – словно надежда справиться с кошмаром переросла в уверенность. Всё ещё улыбаясь, Татьяна потянулась к мужу, беря его под руку – так меньше шансов поскользнуться в этой грязи. А Макс накрыл её руку своей ладонью и заботливо, осторожно повёл. Перестав смотреть под ноги, она подняла голову, подставляя лицо слабому, как ребенок, весеннему солнышку.
И увидела, что впереди, холодно глядя на нее, стоит Залесский.
Глава 9
От духоты, наполнявшей зал суда полумертвым, пропахшим чужим дыханием, воздухом, у Залесского разболелась голова. Заседание длилось почти три часа, потому что дело было запутанным: убийство, которое Залесский квалифицировал как непреднамеренное и добивался изменения статьи. Хотя прокурор и вереница свидетелей обвинения – гневных, ноющих, заискивающих с судьёй, но путающихся в показаниях, или гнущих одну лживую линию – пытались помешать этому. Обычное дело. Все выполняют свою работу: официальную – или ту, за которую что-то пообещали.
В итоге даже у судьи голова пошла кругом, и он объявил перерыв. Залесский вышел на улицу – хоть воздухом подышать, да перехватить что-нибудь в ближайшем кафе – и побрёл от здания суда, погрузив зябнущие руки в карманы. Он всё думал о своём подзащитном, насмерть придавившем задом «газели» родного брата: тот, вжатый в стену тремя тоннами стали, погиб моментально – сломанные рёбра проткнули легкие и сердце. Вроде бы несчастный случай, но… Обвинение говорило другое: об оставленном братом наследстве, о жене подсудимого, которой требовалась дорогостоящая операция, о крупных долгах этой семьи… «Искать виноватых – не моё призвание, – думал Юрий, медленно продвигаясь по залитому талой жижей тротуару. – Конечно, я давно расстался с иллюзией, что в каждом человеке есть хорошее – некоторые прекрасно обходятся без оного. Но всё же я склонен оправдывать, а не обвинять. И если есть хоть малейший, призрачный шанс, что человек не виновен, моё право – докопаться до истины. Моё право».
Обернувшись на звук подъезжающего автомобиля – не обрызгал бы! – он вдруг узнал машину Тани. Сердце радостно ёкнуло: наконец-то! Ведь он не видел Татьяну уже пару недель – с тех пор, как выписали Пашку, не было предлога прийти в больницу. Залесский остановился, дожидаясь, пока она припаркуется и выйдет из авто.
И она вышла, запрыгала на цыпочках по снежной мяше почти ему навстречу. А за ней из машины вылез высокий смуглый мужик в чёрном меховом кепи и стильном пальто, нелепо висящем на его сутулой фигуре. Мужчина что-то крикнул, подняв планшет, и Залесский понял: он фотографирует Таню. А она – весёлая, вполне довольная жизнью – по-свойски тянет его к себе и берёт под руку.
Душу окатило такой печалью, что была бы рядом лужа поглубже – утоп бы в ней, не пожалев себя. Мысли заметались: уйти, остаться, сделать вид, что не замечает её? И кто этот пшют4 рядом с ней, и почему, чёрт возьми, они идут в такой близости?! Гнев вперемешку с болью поднялся мутной волной, но Залесский подавил его – какой смысл переживать, она взрослая женщина, и она ничего ему не обещала… А ведь он думал о ней всё это время – и отгонял мысли, не разрешая себе размечтаться и твердя бесконечное: «Пусть сначала сделает выбор, пусть решит с разводом!» Геля вот – так и не решила.
Татьяна повернула голову и заметила его, мигом опознала в этом весеннем хаосе – среди фигур в нахохленных пальто, неуместно ярких рекламных тумб и чёрных кустов, тянувших к небу длинные голые ветки. И Залесский увидел, как её глаза сперва расширились от радостного удивления – а потом потухли, погашенные неловкостью, и сделались беспомощными от растерянности. На мучительно долгий миг ему показалось, что она пройдет мимо, сделав вид, будто они незнакомы.
Но она не прошла. Двинулась к нему, что-то сказав мужчине – а он, идущий рядом, с каждым шагом делался всё мрачнее.
– Привет, – чуть улыбнулась Таня. И, с сомнением глянув на спутника, всё же попыталась соблюсти приличия. – Знакомьтесь: Максим Демидов, мой муж – а это Юрий Залесский, спаситель Павлика.
Пришлось протянуть руку. Демидов сжал её чуть сильнее, чем следовало: будто злился или ревновал, а ещё давал понять, кто здесь сильнее. Но Залесский сжал его ладонь в ответ, чувствуя, как слабеет хватка противника – не зря в часы раздумий занимал руки эспандером.
– А мы вот в опеку собрались, за документами, – бодро сказала Татьяна, чувствуя, что молчание становится густым, как предгрозовой воздух. – Я узнала, что одна могу выступить в роли усыновителя, просто нужно согласие супруга.
– Да, это так, насколько я знаю, – кивнул Залесский. А на языке всё вертелся вопрос: а как же развод, ты, случаем, не передумала? Ведь, может быть, ты возьмешь ребенка – и муж привяжется к нему, и незачем будет расставаться… Внутри свербело невысказанное, и Юрий решился:
– Татьяна, можно тебя на минуту?
Но ему ответил Макс:
– Нет, мы опаздываем.
– Я не к вам обращаюсь, – твердо сказал Залесский. В тёмных глазах Демидова плеснула злость. А Таня замешкалась, скользнув растерянным взглядом по лицам мужчин, но решительно выдернула руку из-под локтя мужа и шагнула к Юрию.
– Как у вас с мужем дела? – спросил он, глядя на нее сверху. Повернувшись к Демидову боком, чтобы скрыть Таню плечом, он всё же держал его в поле зрения: мало ли что выкинет, стоит быть начеку.
– Макс согласился помочь мне с ребёнком, – её улыбка светилась радостью. Чуть, понизив голос, Татьяна отметила: – Всё-таки он не такой плохой, как я думала. А в остальном у нас всё по-прежнему. Но аптеки так и не проданы, он только через пару недель за них возьмется, и мы…
– Танюша, время! – крикнул Демидов. И Залесский тоже подумал: время… Сколько его пройдет, прежде чем она решит окончательно?
Таня легко коснулась его руки, прощаясь. И пошла к мужу – торопясь, уже не глядя под ноги, словно перестав беспокоиться о такой ерунде, как промокшие сапоги.
Залесский отвернулся и вытащил из кармана сигареты. Тоска снова вгрызалась в душу, мотая лобастой пёсьей головой, всё крепче сжимая челюсти. «Уеду, уеду к чёртовой бабке! – решил он, словно уламывая эту муку отпустить, отцепиться хоть ненадолго. – Заберусь на озеро подальше и поглуше – так, чтобы никаких удобств, и самому решать, как согреться, наловить рыбы, добыть воды. Проморожу себя насквозь, оглохну от тишины, хапну забот по самое горло – чтобы осталось только желание выжить, и никаких мыслей о ней. Пусть решает, она сама должна решить, что делать со своей жизнью. У неё тоже есть право докопаться до истины».
…Через несколько часов он, загружая в машину раздувший бока рюкзак и дедовы рыболовные снасти – облезлый, спиленный на скос деревянный ящик, темно-зеленую брезентовую палатку, спальник, ворох одеял, ножовку, котелок и тонконогую буржуйку с разборной трубой – Залесский всё думал, почему так гадко на душе. Из-за проигранного процесса? Подаст апелляцию, так что надежда есть. Из-за Демидова, который смотрел так, будто у него отбирали его собственность? Плевать на него, пусть бесится. Из-за Таниных слов? «Он не такой плохой, как я думала», – сказала она, улыбаясь по-доброму, так светло и безыскусно, как умела только она.
Залесский почувствовал себя бесконечно уставшим, опустошённым – будто долго шел куда-то, нёс что-то ценное, но по пути растерял всю поклажу. И понял это, ещё не дойдя до цели – к которой теперь, в общем-то, бессмысленно было идти.
4
Пшюс – фат, хлыщ.