Страница 3 из 11
Но как только на лето мы возвращались сюда. Все менялось. Из замкнутого, уставшего и больного ребенка я превращалась в ураган, готовый свернуть горы на пути к каким-то своим детским целям.
Вот в одно из таких радостных лет я и встретилась с Деном. Мы столкнулись на пляже. Он собирал медуз после ночного шторма и бросал их в море. Ден был всего на год старше меня.
Все его друзья разъехались, а помогать матери в огороде не хотелось. Вот он и отправился в то место, где, как и я, мог чувствовать себя свободным.
– Ты кто такая? Я тебя не помню, – сказал мне тогда Ден, как только увидел, что я за ним наблюдаю.
У него были такие же темные волосы, как и у меня. Только взъерошенные, непослушные, смешно топорщились. Торчали ежиком в разные стороны. Я тогда даже немного испугалась его вопросов. Он казался мне старше, и это пугало.
– Морена, – пропищала я, отходя назад. Тогда еще галька вместо песка скрипнула под платформой кроссовка. – Только приехала. У меня тут тетя живет.
– А я тут живу постоянно, – он был немногословен. Вечно хмурил брови на переносице и губы плотно сжимал, словно его что-то беспокоило. Но что может беспокоить четырнадцатилетнего мальчишку? Подружка? Проблемы с семьей?
Но я так за то лето и не узнала, почему он ходил смурной, а родители запрещали мне лезть в воду. Возможно, ему тоже не нравились запреты.
А потом лето кончилось. Мы оказались не настолько близки, чтобы продолжать дружить на расстоянии. К тому же на следующий год родители отвезли меня в Египет, а не сюда. И мы не увиделись. А дальше все просто забылось. Только это была ложь, которую я придумала для себя, чтобы забыть о позорной трусости.
Мне было хорошо в одиночестве. Мне нравилось отдыхать от своих сверстников. У меня были друзья в Москве, но мне всегда казалось, что это просто вынужденная необходимость. Весь тот мир за лесом был вынужденной необходимостью.
И вот сейчас я стою у калитки, ведущей на участок Дена, и не знаю, повернуть ли мне назад или постучать. На мне все тот же неизменный сарафан цвета неба, который треплет сильный ветер, предвещающий вновь большие волны и грозу. Волосы убраны в тугую длинную косу, но некоторые пряди все равно выбились и щекочут шею и лицо.
Пыль поднимается под порывами ветра и норовит запорошить глаза.
И даже несмотря на духоту и жару, мои руки холодеют только при мысли, что сейчас придется что-то говорить.
Пересиливая себя, я несколько раз стучу по металлу. И смешиваясь с медным звуком ударов, грохочет гром.
IV
Когда первые крупные капли дождя, выбивая песчинки, касаются пыльной земли, калитка со скрипом открывается.
На пороге Виталина в цветастом платье ниже колен, с тугим пучком на макушке и в старых смешных клетчатых тапочках. Она окидывает меня удивленным взглядом светло-голубых глаз и, поймав на нос большую каплю, без вопросов пропускает на участок, а затем в дом.
Я успеваю ступить под козырек, как разражается самый настоящий ливень. Воздух тут же наполняется любимым ароматом прибитой дорожной пыли, свежести и влажной травы.
– Проходи, проходи, нечего на пороге толкаться, – Виталина впускает меня в дом.
Здесь темно и душно. Пахнет кошкой и еще чем-то старым, как во всех домах, где люди живут долгое время.
В лампе с зеленым плафоном, что висит прямо надо мной, зажигается свет, но он все равно тусклый и плохо освещает узкий коридор.
– Марина? – уточняет женщина, проходя в сторону светлой кухни. Кухня у нее расположена на веранде – здесь почти со всех сторон находятся окна, в которые я могу наблюдать, как дождь танцует на листьях фруктовых деревьев, что растут в саду у учительницы. Как капли прыгают по уже поспевшим сочным ягодам черешни, пружиня от их упругих бордовых гладких боков.
– Морена, – поправляю я. – Тетя вечно путает мое имя.
– Ты что-то хотела? Может, Пелагее что-то понадобилось? Чай будешь? – Виталина уже с грохотом ставит чайник на газовую плиту, даже не дожидаясь ответа. Чиркает спичка, и вспыхивает синеватый огонь.
На кухне у женщины просторно, несмотря на большой массивный дубовый стол, что занимает половину площади. По бокам окон висят разные связки сухих трав. Я могу лишь назвать часть из них. Мята, чабрец, возможно, трава с желтыми цветочками это зверобой. Здесь же на подоконнике притулились свечи разных форм и размеров. А рядом с ними растение в розовом горшке – гортензия с голубыми цветками, растущими шарообразной формой.
С опозданием вспоминаю, что мне задали вопрос.
– Чай буду, спасибо. Я хотела бы поговорить с Деном, если можно. Он здесь? – вот так вот. Прямо, без лишней болтовни и отговорок. Нужен мне Ден. И пусть гадает, зачем и почему.
– Он ушел на Площадь. Должен скоро вернуться. Ты можешь подождать его здесь, если хочешь. На улице все равно дождь.
– Спасибо, – я стараюсь избегать ее взгляда. Принимаю чашку с золотистой жидкостью и втягиваю носом аромат. – Как замечательно пахнет. Из чего он?
– Мята, ромашка и еще травки по мелочи, – женщина опускается на деревянный стул, такой же массивный, как и стол. Приглашает и меня сесть.
Мне немного неловко. Я не думала, что впустят в дом. А тут еще и чаем напоить решили и сейчас вопросы начнут задавать.
– Ты ведь в Москве живешь? На кого учишься? – я выдыхаю. Значит, будут только общие вопросы. Это хорошо. Не придется придумывать отговорок. – Меда?
Я отрицательно качаю головой, а Виталина достает из большой засахаренной банки ложку с мутно-золотым сладким содержимым, кладет ее в чай и равномерно помешивает, кажется, полностью увлекаясь этим процессом. Ложка методично постукивает по стенкам чашки. В ноздри проникает тягучий медовый запах и прилипает к небу, так что только несладкий чай может избавить от этого.
– Да, в Москве. Я будущий программист. Хотя уже понимаю, что душа к этому не сильно лежит. Второе высшее образование собираюсь получать филологическое.
Мой взгляд прикован к ложке, которая, как заведенная, описывает круги в чашке учительницы.
– Хочу стать писателем, – добавляю я и отпиваю чай, случайно ударившись зубами о керамический край чашки.
– Неплохо. И много книг ты уже написала? – ее голос кажется строгим, даже каким-то поучительным, хотя она просто спрашивает у меня обычные вопросы.
– Пока ни одной. Я ведь еще не выучилась. Вот получу образование, тогда начну писать… – мои мысли уносятся к будущим великим горизонтам, в которых я знаменитый автор, стою и улыбаюсь с охапкой своих книг в руках. Вспышки от фотоаппаратов. Вопросы прессы. По моим романам снимают фильмы. Я знакома со знаменитыми актерами. Фанаты не могут дождаться выхода новых частей…
– Глупости, – обрывает мои мечтания резким замечанием Виталина. – Если у тебя есть талант, ты и без всяких учебников сможешь написать достойное произведение. Если нет, то и они не помогут.
Дверь в дом с грохотом распахивается, порыв ветра вздымает занавески на окнах. От сквозняка по телу пробегают мурашки. Я невольно обхватываю руками голые плечи.
На пороге появляется что-то большое, злое и мокрое, с налипшими на лицо темными волосами. В руках это раздраженное на весь белый свет существо держит две больших, видимо, еще и тяжелых, авоськи.
– Еще б раз я пошел без зонта, – злобно бурчит новоприбывший. Знаю, что это Ден, только не могу его таким воспринимать. – И чего им у себя не сидится. Надо же бурю устроить…
И тут он замечает меня, сидящую на стуле, с удивленно распахнутыми глазами и вскинутыми бровями. Пакеты с шумом опускаются на пол.
– Мам, почему не предупредила, что у тебя будут гости? – Ден протирает лицо рукой и откидывает мокрые темные волосы назад. Они у него почти достают до плеч.
– Так это не ко мне, – пожимает плечами Виталина Петровна, подходит к раковине, ополаскивает свою чашку и оставляет меня с Деном один на один. – Тебя ждет.
Она доходит до поворота коридора и, вспомнив, добавляет.
– Только продукты разбери, прежде чем болтать.