Страница 11 из 18
– И тут береза начинает стегать Пачерика ветвями и норовит, зараза, по глазам угодить. Через забор сигает волчище, клыки – во! И пасть в пене.
Боевые маги устроились рядом друг с другом и немного в сторонке от остальных. Они не разговаривали, были собранные и серьезные, и даже вино не оказало на них видимого влияния.
За эту вот вечную серьезность их и недолюбливали. Уважали – да. Но обходили стороной.
– Пачерик к забору – береза не пускает! К калитке – там волчище зубами клацает! Вперед напролом – а там гарпия здоровущая! Когти – вот такенные, клюв блестит от яда!
Умма слушала, разинув рот. Кинферу под влиянием вина и Олевой сказки мысль о бешеных медведях перестала казаться невозможной, и эльф гадал, что за чудище Дорал подсунет ему на экзамене. Шадек делал вид, что не слушает, похрустывал пальцами и бросал на Бивилку многозначительные взгляды. Та смущалась и дергала нитки из бело-голубых носочков.
– Пачерик назад, а там – сруб. Косой, черный, ставни заколочены. Пачерик было подумал – сруб заброшен, а потом глядь: дым из трубы валит. Оранжевый! Кто-то ждал Пачерика внутри, заманивал в ловушку. Но делать нечего – и бросился он внутрь!
Оль замолчал, сделал хороший глоток вина из своей кружки и поворошил длинной веткой поленья. Костер встрепенулся, разгорелся ярче.
– В доме – грязища, пыль, мракота. На потолке – паутина лохмами. Из угла – шипение, с чердака – чавканье. В печи – желтый огонь. На огне котел. Воняет – жуть. А у печи – старуха. Вся в черном! В руке – кочерга раскаленная! И смотрит на Пачерика!
В этот вздох отблеск костра выхватил из темноты женский силуэт в черном платье. Он медленно надвигался.
Кинфер и Умма вцепились друг в друга и заорали. Бивилка и Оль шарахнулись, стукнувшись плечами. Шадек тоже завопил и швырнул в темный силуэт кружку. Трое боевых магов невероятным образом откатились назад из сидяче-лежачего положения, исколов спины засохшей хвоей.
– Вы чем тут занимаетесь? – Магесса Улайла возникла в свете костра, потирая ушибленный кружкой бок. – Поеданием сушеных бдыщевых хвостов? Или по весне всем скопом взбесились?
Оль отнял ладони от лица:
– Хвалимся друг перед дружкой успехами в учебе.
Улайла окинула взглядом охающих боевых магов, помидорные уши Шадека и Умму, так и не отпустившую Кинфера.
– Ничего не хочу знать, – решила магесса. – На дворе ночь, впереди важный день – сей вздох всем в палатки и спать!
Боевые маги потирали спины. Умма, смутившись, отступила на шаг от эльфа. Шадек так и не поднял глаз. Магесса прищурилась:
– Спокойной ночи, мои бесценные, быть может, будущие маги.
Под ее тяжелым взглядом ученики рассеялись по палаткам в единый вздох.
Около полуночи он решил, что выжидал достаточно. После полного событий дня, проведенного на свежем воздухе, да после выпитого вина все нормальные люди и эльфы уже спали.
И не вполне нормальные магистры магии – тоже.
Он подобрался к девушке и наклонился над ней. Так низко, что она могла бы почувствовать его дыхание на своей шее. Но она крепко спала.
– Эй, дорогуша, какого демона? – Шадек потряс Бивилку за плечо.
Она проснулась и тут же села, чуть не стукнув Шадека лбом.
В палатке было светло: парень подвесил под пологом пульсирующий желтый шарик.
– Я… – Девушка потерла ладошками щеки и огляделась. – Я заснула.
– Правда? – изогнул бровь Шадек. – А я думал, уклоняешься от поединка, вероломная дева.
– Не надейся, – бело-голубые носочки вынырнули из-под одеяла и шурнули по полу в поисках ботинок. У матрасика оказался только один. Левый. – Я настаиваю, что талант, помноженный на знания и практику, стоит больше таланта, помноженного на чутье и везение, Шадек.
– А я настаиваю, что невыразимое занудство не к лицу молодой неглупой деве, – парировал Шадек. – Будь ты права – размазывала б меня по полю на каждом поединке, а у нас всегда ничья – и лишь потому, что я опасаюсь тебе навредить, дорогуша.
– Не называй меня так! – повысила голос Бивилка. – О, ботиночек!
– А как ты хочешь, чтобы я тебя называл? – промурлыкал Шадек и наклонился к девушке.
Бивилка немедленно залилась краской. Нахальные серо-голубые глаза оказались слишком близко. И длинные темные волосы. Тоже… нахальные. Так и хотелось зарыться в них ладошками.
Бивилка спрятала ладошки за спину.
– Зачем ты непрестанно смущаешь девочку, хищный аспид? – Кинфер протяжно зевнул и тоже сел, щурясь на светящийся желтый шарик.
Шадек обернулся к эльфу:
– Нет, ну а чего она?!
– Расшуме-елись, – Умма подняла голову, поморгала. – Уже пора?
– И они говорят – я раздолбай! – Шадек скорбно покачал головой. – Они позасыпали, а я раздолбай!
– А где Оль? – перевел тему Кинфер и внимательно оглядел палатку. Будто в ней было, где спрятаться.
– Он ищет подходящую полянку. Хоть кто-то не теряет времени!
– Сон – вовсе не зряшная трата времени, – Бивилка покрутила кистями. – Он помогает восстановить силы и освежить мозги. Сонный маг действует не так плодотворно!
– А, так вот зачем ты завалилась спать! – обрадовался Шадек. – Думаешь получить перевес в поединке? Вероломная дева!
– Да я, – задохнулась Бивилка, – да чтоб я такое, Шадек… Никогда! Я ж в открытую всегда. Чего-нибудь швырнуть в тебя или обругать – всегда пожалуйста, но вероломства во мне ни капли!
Полог палатки откинулся, и четверо магов дернулись. Повеяло прохладой, хвойным духом и грозовой свежестью, хотя небо было чистое, звездное.
В палатку ввалился раскрасневшийся Оль. Над головой у него светился серебристый шарик.
– Ага, готовы! – обрадовался он и упер руки в бока, став поперек себя шире. – Ну что, поединщики бесценные, полянка нашлась неподалеку. Это новость хорошая. А плохая – я б нам не советовал в лес вылезать.
– Там что-то есть? – шепотом спросила Умма.
Оль скривился. Серебряный шарик, висящий над его макушкой, кидал на лицо жутенькие тени.
– Ничего не видел, ничего не слышал. А неспокойно там было.
– Одному в ночном лесу ему было неспокойно – да с чего бы? – съязвил Кинфер. – Полянка недалеко, нас там будет пятеро… Эти двое умаются довольно быстро, и, если они не подожгут лес, совсем скоро можно будет вернуться и поспать.
Умма зевнула и откинула одеяло.
Полянка оказалась в самый раз, не придраться: достаточно просторная, неподалеку от лагеря и при этом надежно скрыта от него деревьями и густым подлеском.
Бивилка и Шадек стояли лицом к лицу: выпрямившиеся, с одинаково задранными носами и сосредоточенными лицами. В сторонке следили за действом остальные: Оль – с добродушной усмешкой, Умма – взволнованно посапывая, Кинфер – со скучающим выражением лица.
Наконец Шадек, в последний раз осмотревшись, глубоко вдохнул и мерно, четко, красивым глубоким голосом заговорил:
– Почитая убеждения магов, идущих дорогой поиска…
– Стремясь обрести справедливость и прикоснуться к истине, – напевно подхватила Бивилка.
– Не испытывая ожесточения…
– Не пытаясь уйти от назначенного…
Тут оба перевели дух и вместе закончили:
– Вызываю тебя на поединок и принимаю всю тяжесть возможных последствий.
– Это который раз? – вполголоса спросил Оль, полуобернувшись к эльфу. – Восьмой?
Кинфер кивнул.
– Когда им уже обрыднет? – Оль сложил руки на груди. – Как дети малые, право слово.
– Надеюсь, в этот раз лекарь не понадобится, – пробормотала Умма и дернула Кинфера за рукав. – Сходим потом на ту сторону? По-моему, там куст крушины.
Шадек медленно поднимал левую руку. Вокруг ладони колыхалось бледное оранжевое свечение. Правую так же медленно заводил за спину. По пальцам сновали тусклые голубые сполохи.
– Да не тревожься, – улыбнулся Умме Оль. – У нас в лагере целая палатка целителей!
Девушка вздохнула.
О том, что друзья пострадают всерьез, речи не шло: заклинаниями кидались в половину силы. Но после одного из поединков у Шадека осталось три длинных шрама на плече, а после другого у Бивилки до сих пор не сошел след ожога с левой ляжки. А уж без подвернутых ног, разбитых носов, подпаленных прядок и царапин не обошлась еще ни одна стычка.