Страница 7 из 21
«Требование это по меньшей мере странное! – подумал генерал. – Как может Невельской заявлять, что самое главное – какие-то южные гавани? О нет! Главная цель деятельности – снабжение Камчатки по Амуру, которая и есть главный наш порт на Восточном океане».
Муравьев, пребывавший в отличном состоянии духа после того как флотилия прошла Айгун, впервые столкнулся с неприятным противодействием. Дерзость своего рода предлагать какую-то новую цель, тогда как он ведет к устью реки войска, артиллерию, тогда как все приведено в боевую готовность для защиты устья и поддержания Камчатки. Муравьев решил не придавать значения письму Невельского и, конечно, не оставлять поста на устье Уссури. Это никому не нужно, хотя бы даже и прав был Невельской.
Но вот что явился гольд, говорящий по-русски, – это важно. «Тут надо отдать должное Геннадию Ивановичу. Теперь понятно, почему мы впервые за все плавание увидели стойбище, население которого, завидев наш сплав, не разбежалось».
Гольд отвечал на вопросы ясно и держался с губернатором просто, с достоинством. Изредка, когда Муравьев говорил с окружающими, он с любопытством оглядывал офицеров.
– Ты долго ждал нас в этой деревне?
– Два дня…
– Как же ты доставил письмо?
– На оморочке!
– Спешил?
– Да, шибко торопился!
– Такая отвага и преданность, господа!
Оказалось, что Удога крещен, что он прежде знал Невельского, бывал у него в Петровском, что там служит брат Удоги. Все это гольд объяснил частично по-русски, а большей частью с помощью Сычевского. Он звал губернатора на берег.
– Мы редко съезжаем в деревни, – ответил губернатор. – При нашем приближении люди разбегаются.
– Тут люди тебя ждали, – отвечал гольд.
«Я награжу его, – подумал Муравьев. – Если Невельской доверил этому гольду такой важнейший документ, значит, он заслужил его доверие!» Муравьев убеждался, что тут начинается сфера влияния Амурской экспедиции.
– Им известно было о сплаве! – воскликнул губернатор. – Русских никто не страшится! Нас ждали!
У Муравьева был глаз на людей. Много было случаев, когда дельных людей он быстро переманивал к себе на службу. Так произошло с Завойко. Этот гольд, конечно, не Завойко, масштабы иные, но Муравьев живо сообразил, что при всей незначительности своего положения сейчас гольд может стать очень значительной фигурой в будущем и оказать Муравьеву неоценимые услуги. Он умен, есть вид, рост, лицо европейца! Муравьев всегда желал иметь в простом народе своих людей. Такие люди были у него и в Иркутске, и в Забайкалье, и на Шилке, например Карп Бердышов. И здесь на сплаве – Алексей и Маркешка Хабаров. Конечно, такие же люди, свои, надежные, должны быть у губернатора среди туземцев.
Удога смотрел с любопытством и все запоминал. Люди, которых он встретил сейчас во главе с Муравьевым, были для него свои, долгожданные. В них он всегда верил, их ждал и он, и его близкие и знакомые. Поэтому он и чувствовал себя с ними совершенно свободно, как с братьями, с которыми был лишь разлучен.
– А ты не из этой деревни? – спросил у него Муравьев.
– Нет, я сверху. Моя деревня называется Бельго. Теперь я поеду домой.
Сычевский объяснил гольду, что губернатор доволен им, благодарит за доставку письма и что им для сплава нужны проводники, глубины реки неизвестны, а баржи можно вести только по глубоким местам, и поэтому губернатор просит Удогу быть проводником и помочь провести сплав.
Удога был тронут. Он сказал, что согласен. Ему дали кошелек с серебряными рублями.
– Мне не надо, я не за деньги сюда ехал, – ответил Удога.
Муравьев заметил, что это человек с большим достоинством. Офицеры были удивлены. Всяких по дороге видели, но такого в первый раз. Все туземцы, с которыми приходилось встречаться, торгашили и рады были любой подачке.
«Видно, Невельской воспитывает их тут на свой лад, – иронически подумал Муравьев. – Где-то Геннадий Иванович и гольдов подыскал по себе».
– Хорошо, – сказал губернатор, кладя руку на плечо гольду. – Если ты не хочешь брать серебро, то я награжу тебя по-другому. А кошелек все-таки прими, это тебе плата за работу. Мы даром проводников не берем. Такой у нас закон. А как живет Невельской? – спросил губернатор.
– У него продуктов мало, он голодный, и маленькая девка у него болеет, и баба тоже болеет.
– Так о сплаве знают в деревнях у вас?
– Все знают. Все люди знают, что идет Муравьев.
Губернатор был польщен. Он твердо решил наградить Удогу. Кивком головы он показал, что беседа окончена. Гольда послали обедать на баржу к казакам. Сычевский поехал с ним.
– Это Муравьев? – спросил гольд у Сычевского.
– Ты знаешь Муравьева?
– Да, слыхал, Геннадий Иванович говорил.
– Ты говорил с Муравьевым, – торжественно сказал Сычевский.
Гольд помолчал, потом спросил:
– Муравьев генерал?
– Генерал!
Гольд кивнул головой.
– А ты знал, почему надо было доставить письмо? Почему ты здесь нас ждал?
– Я ждал здесь потому, что тут нужно оставить ваш отряд. Оставит Муравьев тут людей или нет? Ты скажи ему, что я бы лучше остался тут с вашим отрядом, а вам нашел бы других проводников. Я был бы тут нужней.
Гольд стал рассказывать, почему надо оставить здесь отряд, и сетовал, что сразу не сказал об этом губернатору, при встрече. Потом он сказал, что ему уже несколько дней тому назад известно было, что сплав благополучно прошел мимо Айгуна.
– Кто же тебе сказал об этом? – спросил Сычевский, изумляясь, как могли прийти об этом сведения раньше сплава. Видно, тут какой-то туземный телеграф.
– Мне сказали об этом маньчжурские торгаши, которые проплывали на лодке.
– А что говорят о нас маньчжуры?
– Они говорят, что вы дали в Айгуне взятку, мешок с серебром, и амбань за это пропустил вас.
Гольд хотел добавить, что маньчжуры утверждают, будто русские вообще всех подкупают и всем дают серебро, но смолчал, так как не хотел обидеть Сычевского, который только что вручил ему кошелек с серебром. А то будет походить на айгунского амбаня, будто Удога такой же, как он.
Эти маньчжуры пронюхали, что Удога ждет русских и хочет им что-то передать, и стали допрашивать его. Удога ничего не сказал. А когда они пытались его схватить, он раскидал маньчжуров и еще пригрозил им ножом. Потом пришлось убираться. Удога жил два дня на протоке у дяди, скрываясь. Никто не выдал.
Лодка подошла к барже. Сычевский велел казакам накормить гольда, вымыть и дать ему форму.
– А потом доставьте его ко мне.
– Это ты? – сказал Удога, увидя Алексея Бердышова. Гольд даже не особенно удивился. Правда, он очень давно встречал этого русского. Но так естественно было, что тот пришел сюда.
Алексей не любил распространяться о своих таежных походах и поэтому не подал вида, что обрадовался. Но гольд занимал его. С безразличным видом, но с тайным любопытством Алексей как бы нехотя с ним поговорил.
– А как вы по Амуру проехали мимо Айгуна? – спросил Удога у Бердышова, желая знать все доподлинно. Он не верил, что дело решило серебро. – Ведь там город и крепость, и они говорили, что русских не пустят.
– Они увидели пароход, за ним сто барж и лодок. А мы, знаешь, все шлюпки еще спустили, чтобы больше было. Они – врассыпную.
Гольд задумался. Он был рад. Исконные враги его струсили. Теперь им конец. Самые светлые надежды Удоги ожили.
Никогда и никто так не кормил Удогу, как на этой барже. Его угостили мясом и очень вкусными щами и кашей с маслом, дали чарку водки перед этим, а после обеда – чай с сахаром. Накормили как раз тем, что Удога особенно любил, бывая в Петровском. Все сразу дали. Потом выдали белье и форму. Удога знал, что, перед тем как надевать белье, надо вымыться.
На одной из барж – баня. Удога съездил туда.
…Когда капитан приехал в Бельго, он очень просил скорей доставить это письмо. Удога обещал дойти до Уссури за три дня, если будет хорошая погода. Так быстро еще никто и никогда не проходил такое большое расстояние вверх по реке. Но ведь и гребца такого сильного, как Удога, нигде нет.