Страница 24 из 28
Но Главный, веселый и детский художник не въезжал еще ни разу в новую квартиру. Он просто забывал о том, что она ему совсем не помешала бы, и по-прежнему жил и работал в старой башне.
Вы думаете, это оговорка? Какие могут быть башни, да еще старые, в новом, так быстро растущем и шумном городе?
Однако башня такая существовала, и возвышалась она над зданием очень старого монастыря, который был построен в то давнее-давнее время, когда города окружали крепостные стены и дозорные глядели из узеньких, стрельчатых окошек крепостных башен, высматривая, не виден ли вдали неприятель.
Такое окошко было и в башне у веселого художника. Оно было заделано снаружи решеткой, и свет сквозь него пробивался неяркий. Поэтому внутри круглой башни всегда было темновато, и веселый художник работал у самого окна.
У этого окна он придумывал для ребят разные истории и потом рисовал к ним картинки.
Честно говоря, он любил свою старую башню, потому что очень привык к ней. Но когда садился рисовать, то всегда ворчал и жаловался, что в ней мало света.
- Когда же ты подашь заявление о новой квартире? - спрашивала его жена каждый раз, услышав знакомую воркотню.
И каждый раз он отвечал:
- Завтра, обязательно завтра подам...
И переставал ворчать, потому что начинал работать.
В этот день, придя домой, художник тоже сразу поспешил к своему окну, но его остановила жена. Она стала спрашивать, где он был и почему так рано ушел и так скоро вернулся. А об ноги его стали тереться две кошки: одна светло-рыжая, большая, а другая - маленькая, черная.
Петрушка сразу вспомнил кота Мартына из Кукольного театра и высунулся подальше из кармана художника, чтобы посмотреть на кошек. А они смотрели на него и ничуть не удивлялись: в башне у веселого художника они привыкли ко всяким чудесам.
- Дорогой мой, что это у тебя в кармане? - спросила жена, хотя веселый художник забыл ответить на ее прежние вопросы.
- Как - что? Носовой платок, который ты сама мне положила.
- Правда? - спросила жена и, смеясь, вытащила из его кармана Петрушку.
Жена смеялась; кошки, подняв хвосты трубой, смотрели на Петрушку, но не удивлялись; зато сам художник был удивлен больше всех.
- Вот так фокус! - сказал он. - Откуда ты, Петрушка?
Петрушка ничего не ответил, хотя художник ему понравился. Он считал неудобным для себя пускаться в разговоры с незнакомыми людьми.
- Он-то тебе ничего не расскажет, - сказала жена, - а ты попробуй припомнить сам.
Но как ни старался художник, он ничего не мог вспомнить.
В голове его прочно засел бегущий к трамваю пес из его новой книжки. Пес этот должен был потом встретиться и подраться с двумя кошками - это были непременные герои всех его историй... При чем же тут Петрушка?
А Петрушка и сам не понимал, при чем он тут. Его посадили на диван, и кошки сейчас же начали тереться о его бока и что-то ему втолковывать, но Петрушка не очень слушал их. Он с любопытством оглядывался, и то, что он видел, ему нравилось.
Посреди круглой комнаты стоял круглый стол, и на нем - красивый круглый пирог. Около стен разместились шкафы, в которых было очень много пестрых детских книжек и разных забавных человечков из глины и фарфора.
А у окна сидел художник, и то, что он делал, понравилось Петрушке больше всего.
Представьте себе, что он увидел: перед художником был кусок картона белый, совершенно белый. И вдруг на нем появилась голова с мохнатыми ушами, потом туловище, потом пушистый собачий хвост! Хвост этот закрутился колечком - и пес глянул на Петрушку такими озорными глазами, что тот поплотнее прижался к диванной подушке... Это было чудо, настоящее чудо! Откуда взялся пес?
Петрушка посмотрел на кошек, но эти тертые особы привыкли ко всему и ничему не удивлялись.
Потом художник нарисовал другую голову - с острыми ушками, и морду с усами, и выгнутую рыжую спину, и толстый, пушистый хвост...
Батюшки, да ведь это он рисовал ближайшую Петрушкину соседку - рыжую кошку! Но рыжая и тут не удивилась, а, зевнув, свернулась калачиком и притворилась спящей.
Искусство ее очень мало интересовало. Другое дело, если б ей предложили сейчас блюдце сметаны!
Маленькая черная тоже свернулась калачиком и, прикрыв голову черной лапкой с белой подушечкой на конце, посмотрела на Петрушку: "А ты что ж не спишь?"
Но уж какой мог быть сон, когда на картоне, стоявшем перед художником, происходили такие чудеса!
Петрушка готов был смотреть и смотреть на удивительный картон, но тут к художнику подошла его жена и сказала:
- А не довольно ли, дорогой? Пора обедать.
Да, и она, видно, тоже предпочитала искусству блюдце сметаны.
Стол был накрыт. Кошки сейчас же проснулись и стали требовать свои порции - и, конечно, получили их. Петрушке тоже было предложено угощение, но обедать в чужих домах он так же не умел, как и разговаривать с незнакомыми людьми.
Глава тридцать седьмая
РАЗГОВОРЫ ОБ ИСКУССТВЕ
После обеда чудеса на картоне больше не продолжались, а начались разговоры.
Художник сказал, что уже темнеет и трудно работать. Жена художника сказала, что нужно же наконец подать заявление о новой квартире. А художник ответил ей, что он завтра же непременно сделает это.
Кошки мурлыкали - может быть, тоже о новой квартире, хотя она была им совершенно не нужна. Как известно, кошки еще больше, чем люди, привыкают к месту и не любят менять квартиры.
А потом пришел гость. Это был худой, длинный человек, не очень молодой и не очень старый, не очень веселый, но и не очень грустный, и очень молчаливый.
Ему налили чаю, и он стал молча пить его с вкусным круглым пирогом.
Потом пришел другой гость. Этот был очень молодой и очень сердитый. Ему тоже налили чаю, но он не стал его пить, а подбежал к окну и стал смотреть то, что было нарисовано на картоне, и стал махать руками и кричать, что это надоело уже, что это скучно - рисовать все одних и тех же кошек, что это, наконец, несовременно!
- Вы бы хоть что-нибудь другое нарисовали, да хотя бы вот его! - И он ткнул пальцем в Петрушку.
- Нет, нет и нет! - закричал художник. - Меня и так обвиняют в том, что я кукольный художник. Надо рисовать живую жизнь. А мои кошки живые! И я рисую их на фоне заводских труб, которые видны из моего окошка.