Страница 5 из 11
Закон Французской Республики «Об административных актах» 1995 г.;
Закон Итальянской Республики «О публичном управлении» 1988 г. и дополняющий его Закон той же страны «Об упорядочении вмешательства в дела предприятий при оказании им государственной поддержки» 1998 г.;
Органический закон Мексиканской Республики «О федеральной публичной администрации» 1986 г.;
Закон Египетской Арабской Республики «Об изъятии недвижимой собственности на общественные потребности» 1990 г.;
Закон Филиппинской Республики «Об иностранных инвестициях» 1987 г.;
Закон Японии «О контроле над валютным обменом и внешней торговлей» 1980 г.;
Закон Японии «О рассмотрении административных дел» 1982 г.
Нас не должны вводить в заблуждение выдержанные в юридическом, а не в экономическом ключе названия этих норм законодательства (как и подзаконных актов – см. ниже). Загадки тут нет. Надлежит помнить, что в государствах зрелого демократического конституционализма и в значительной части стран его «второго эшелона» очень многие аспекты прямого и косвенного регулирования экономических отношений и соответствующих им институтов принято воспринимать и трактовать именно через призму юриспруденции, а не макроэкономики, микроэкономики, философии или обыденного сознания. Так, анализ только что упомянутых актов статутного права Соединенных Штатов о государственной службе показывает, что значительная часть содержащихся в них норм административного права регулирует правила трудоустройства, служебного продвижения, поощрения, увольнения и особенно правовой ответственности служащих федеральных институтов публичного права любого профиля, в том числе экономического К таковым в США принадлежат, в частности: Администрация долины реки Теннесси (АДРТ), Администрация фермерского кредита (АФК), Федеральная резервная система (ФРС). Их организационные основы и функции рассматриваются в главе 6 пособия.
Тому же предмету регулирования фактически полностью посвящены перечисленные в данной главе законодательные акты Италии, Мексики, Франции и Японии. Ими в том числе регулируются основания и порядок привлечения государственных служащих (поведение которых, согласимся, ощутимо влияет на состояние экономики любой страны) к дисциплинарной, административной и уголовной ответственности. Подчеркнем, что при этом сфера применения двух первых видов ответственности толкуется повсеместно (за исключением разве что Мексики) ограничительно, тогда как основания применения уголовно-правовых санкций – напротив, расширительно.
Рассмотренные различия относятся к тем свойствам государственного бытия, которые отделяют государства и социум зрелого демократического конституционализма от всего остального мира. Если же мы примем во внимание еще одно качество зрелого конституционализма – высокую степень юридизации общественного сознания, то нас не удивит, что в приведенном выше перечне законодательных актов «экономически звучащее» название придано только двум актам британского статутного права «О конкурентных отношениях», японскому закону «О контроле над валютным обменом и внешней торговлей» и филиппинскому закону «Об иностранных инвестициях» и двум статутам США из четырех.
Законодательными актами, состыкованными с положениями конституций и с отраслевыми кодексами (главным образом с уголовными), широко регулируются полномочия и порядок деятельности экономических органов публичной власти в конституционных демократических государствах Европы, Северной Америки и Австралии. В гораздо меньшей степени сказанное относится к государствам «второго эшелона», в первую очередь к странам Африки, большинство которых, невзирая на широчайшее применение понятийного аппарата «второго поколения» в конституциях и текущем законодательстве, вряд ли могут быть названы конституционными и демократическими, а также к большей части государств Латинской Америки. (Последние, несмотря на цивилизующее и унифицирующее влияние трансплантированного романо-германского права на этнокультурную и религиозную общность, до сих пор значительно отличаются друг от друга не только экономическими показателями, но и уровнем правовой зрелости социума и демократического развития).
Важная черта права и экономики в странах «второго эшелона» состоит в том, что организация и функционирование экономических институтов публичной власти и основания привлечения их должностных лиц и рядовых работников к ответственности регулируются почти исключительно подзаконными нормативными актами. Не лишне напомнить, что они имеют обязательную силу, но не обладают силой закона и в иерархии правовых источников занимают одно из последних мест.
1.3. Подзаконные нормативные акты. Конвенциональные нормы
Принимаемые на основании и во исполнение актов законодательства подзаконные акты в качестве одного из источников правового регулирования экономических отношений, структуры и деятельности экономических институтов публичной власти находят применение почти повсеместно. Однако масштабы их использования и уровень их соответствия нормам конституции и текущему законодательству находятся в зависимости от степени развития демократического конституционализма в странах и от их принадлежности к первому или второму «конституционному поколению».
Разновидности данного источника особенно широко распространены в правовой практике Франции (декреты, ордонансы), государств Восточной Европы, Азии, Африки и Латинской Америки (постановления, указы, распоряжения, инструкции) независимо от принадлежности расположенных в этих регионах государств к семьям романо-германского, мусульманского или социалистического права. Менее всего роль и значение данного источника правового регулирования заметны в странах общего (прецедентного) права – Австралии, Канаде, Новой Зеландии, Соединенном Королевстве и Соединенных Штатах, где такого рода акты позитивного права именуются исполнительными приказами, меморандумами, прокламациями. То же самое следует сказать об отдельных странах, относящихся к правовой семье смешанного права, – Индии и Южно-Африканской Республике.
Из множества подзаконных нормативных актов, напрямую касающихся экономических процессов и (или) полномочий и деятельности экономических институтов публичной власти, в качестве иллюстраций укажем на следующие:
постановление Совета Министров Болгарской Республики «О перечне предприятий, не подлежащих приватизации» и «О предельных ценах» 1994–1995 гг.;
декрет Совета Министров Франции «О статусе Министерства экономики» 1997 г.;
декрет Совета Министров Италии «О статусе Министерства природного достояния» 1986 г.;
декрет Совета министров Испании «О видах деятельности, требующих предварительного разрешения исполнительной власти» 1990 г.
Сошлемся также на серию ордонансов президента Франции Ф. Миттерана под общим заголовком «О ценах и конкуренции», изданных в 1986–1988 гг., на исполнительные приказы, прокламации и меморандумы многих президентов Соединенных Штатов и глав государств большинства латиноамериканских республик. Так обстоит дело и с законодательством (см. выше), добрая половина подзаконных актов, посвященных регулированию вопросов, имеющих прямое отношение к экономике, не носит «экономических» наименований, что идет вразрез с логикой обыденного сознания, но не противоречит юридическому мышлению.
В то время как подзаконные нормативные акты хорошо нам знакомы и потому понятны, еще один источник правового регулирования экономических вопросов требует комментариев. Речь идет о правовых обычаях (в доктрине они именуются конвенциональными нормами, конвенциями, конституционными соглашениями).
Наше обыденное сознание не содержит ничего препятствующего констатации существования конвенциональной нормы. Но вот ее усвоение в качестве полноценного источника правового регулирования, имеющего обязательную силу, происходит с трудом. Трудности восприятия обусловлены существенными различиями между конвенцией и наиболее распространенным в романо-германской правовой семье и самым привычным нам правовым источником – нормой писаного (позитивного) права. В противоположность стандартам позитивного права конвенциональная норма не зафиксирована в текстах конституций и законодательства. Ей не находится места в отраслевых кодексах или подзаконных актах. Вместе с тем она является неотъемлемой частью правовой доктрины и, более того, связывает волю физических и юридических лиц. Нам трудно поверить, что судебные инстанции стран «общего права» (а также некоторых государств Евросоюза, в частности Франции, Скандинавских стран) при вынесении решений руководствуются наряду с буквой законодательства еще и конвенциональными нормами.