Страница 23 из 35
Отвернувшаяся судьба иногда – да, так бывает редко, – неожиданно поворачивалась к поэту и венчала чело лаврами триумфатора, как символом признания и любви многочисленных читателей. Так произошло именно с Ахматовой в середине 60-х годов. Огромные тиражи книг. Слова восхищения. Награды. Мировое признание. Но, увы, к этому времени здоровье Анны Андреевны было подорвано, она перенесла несколько инфарктов…
В 1964 году в Италии Ахматовой была вручена литературная премия «Этна – Термина». А через год, в 1965-м, Оксфордский университет присвоил ей почетную степень доктора литературы.
Когда 3 июня 1965 года корабль из Дувра подходил к лондонскому причалу, на берегу Ахматову ожидала большая толпа поклонников ее таланта. Анна Андреевна, тяжело опершись на плечо своей молодой спутницы, сказала: «Почему я не умерла, когда была маленькой?..»
В автобиографической прозе Ахматова признавалась: «Теперь, когда все позади – даже старость, и осталась только дряхлость и смерть, оказывается, все как-то мучительно проясняется (как в первые осенние дни), – люди, события, собственные поступки, целые периоды жизни. И столько горьких и даже страшных чувств возникает при этом…»
А вот запись художника Юрия Анненкова, жившего на Западе: «5 июня 1965 года на мою долю выпал счастливый случай присутствовать в амфитеатре Оксфордского университета, на торжественной церемонии присуждения Анне Андреевне звания доктора… Трудно сказать, кого было больше среди переполнившей зал публики: людей зрелого возраста или молодежи, в большинстве студентов.
Появление Ахматовой, облаченной в классическую “докторскую” тогу, вызвало единодушные аплодисменты, превратившиеся в подлинную овацию после официального доклада о заслугах русской поэтессы…»
После Оксфорда Ахматова приехала в Париж (власть милостиво разрешила) и пробыла там четыре дня. Она поселилась в отеле «Наполеон» около площади Этуаль, в отеле, управляемом Иваном Маковским, сыном Сергея Маковского, поэта и основателя журнала «Аполлон», в котором были напечатаны ее ранние стихи. Хозяин отеля Иван Маковский сразу отреагировал на приезд почетной гостьи и послал ей в номер огромный букет цветов… А потом Юрий Анненков показывал Ахматовой рисунки и фотографии людей, которых Анна Андреевна знала еще до революции. И она сказала: «Мне кажется, что я вернулась в мою молодость…»
В Париже у Ахматовой было много встреч, в том числе и с Георгием Адамовичем. Они не виделись более полувека. И Адамович хорошо помнил Ахматову тоненькой женщиной с римским профилем и черной челкой. Но с тех пор многое изменилось, и, как записал Адамович, «в кресле сидела полная, грузная старуха, красивая, величественная, приветливо улыбающаяся, – и только по этой улыбке я узнал прежнюю Анну Ахматову… В осанке ее действительно появилось что-то королевское, похожее на серовский портрет Ермоловой».
Другой визитер – Никита Струве – Ахматову прежде не видел, но его отец, знаменитый эмигрант Петр Струве, был знаком раньше с Ахматовой. Молодой Никита робел, но тем не менее почти пытал Анну Андреевну по поводу ее литературной судьбы. «Целых пять раз меня печатали, но не издавали: когда книга была набрана, приходило распоряжение сжечь ее или извести на бумагу…»
Струве признался, что так получилось, что он не смог приехать на оксфордское торжество Анны Андреевны, хотя билет в Англию уже был куплен:
– Простите великодушно.
– Что вы! – ответила Ахматова.
– Знаете, у нас это все легко, рукой подать из Парижа в Англию.
– Да, – и лицо Ахматовой окутала грустная дымка, – у вас рукой подать. А у нас отняли пространство, время, все отняли, ничего не осталось…
Далее разговор пошел об Иннокентии Анненском, Пастернаке, Маяковском… Струве высказал удивление, почему Мандельштам отбросил Блока в XIX век, на что Ахматова ответила:
– Да, к Блоку Мандельштам несправедлив. Мне, собственно, Блок теперь не нужен, но когда начинаешь читать…
А «когда начинаешь читать» Ахматову, то часто перехватывает дыхание от наплыва чувств. От восхищения начинает учащенно биться сердце…
И еще одна знаковая подробность. «Еще в Москве, – вспоминала сопровождавшая в поездке Ахматову Аня Каминская, – я получила исчерпывающие “инструкции”, и мне вручили список людей, которых мы должны избегать за границей. Обо всем этом я рассказала Анне Андреевне, но она поступила так, как считала нужным, и встречалась с теми, с кем хотела, независимо от того, были они в этом списке или нет…»
21 июня 1965 года она покинула Париж с Северного вокзала и отбыла на родину, «в свой край глухой и грешный».
1 марта 1966 года из санатория «Домодедово» позвонила Арсению Тарковскому, сообщила, что чувствует себя неплохо, похудела на 12 килограммов. Она была полна литературных планов на будущее, намеревалась поехать снова в Париж по приглашению Международной писательской организации. Но… 5 марта все было кончено, Анна Андреевна умерла на 77-м году жизни. По странному совпадению, в день смерти ее главного «читателя» Иосифа Сталина, но 13 лет спустя.
За восемь лет, в 1958 году, Ахматова писала, спокойно сознавая, что будет потом:
В концовку стихотворения можно вплести венки стихотворений многих поэтов, посвященных Ахматовой, но они будут, по всей вероятности, проигрывать стихотворной чеканке бесподобной Анны. Кстати, ее портреты рисовали многие художники, в том числе и Анненков, и Альтман (почти шедевр), но, как считал художник Милашевский, никому не удалось передать «чего-то мягкого и задумчивого, чего-то очень русского», что было присуще Ахматовой. И мало кому удалось проникнуть в глубины ее творчества, а такую попытку сделал Осип Мандельштам в своем «Письме о русской поэзии»: «Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа XIX века. Не было бы Ахматовой, не будь Толстого с “Анной Карениной”, Тургенева с “Дворянским гнездом”, всего Достоевского и отчасти даже Лескова.
Генезис Ахматовой весь лежит в русской прозе, а не поэзии. Свою поэтическую форму, острую и своеобразную, она развивала с оглядкой на психологическую прозу».
Да. Но бесспорно одно: Анна Ахматова великая.
Классики штамп – Мандельштам
Мандельштам Осип Эмильевич (1891, Варшава – 1938, лагерь под Владивостоком).
Мандельштам ощутил тревогу с самого рождения. «Невозможно себе представить судьбу страшней мандельштамовской – с постоянными гонениями, арестами, бесприютностью и нищетой, с вплотную подступившим безумием, наконец, со смертью в лагерной бане, после чего его труп, провалявшись на свалке, был выброшен в общую яму…» (Станислав Рассадин).
Анна Ахматова и Осип Мандельштам. По мнению специалистов, их имена должны быть рядом в истории русской поэзии. Он ценил ее не меньше, чем она его. «С Осипом я дружна смолоду», – признавалась Ахматова. И в Париже говорила Лурье: «Жена Осипа Эмильевича, Надежда Яковлевна, до сих пор мой ближайший друг. Это был на редкость счастливый брак. Правда, Мандельштам влюблялся часто, но быстро забывал. Успеха у дам не имел никакого. В меня он был влюблен три раза. Любил говорить: “Наденька, наши стихи любят только твоя мама да Анна Андреевна…”», но это все милости.