Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 60

- Ах, оставьте, - рассердилась Мадлен. - И вы разговариваете со мной, как отец и сестры... Как с малышкой. А ведь мне уже десять лет. Десять!

- Я вовсе не хотел вас обидеть, - торопливо заверил юноша. - И мне действительно очень интересно узнать причину решения отца Франсуа. Неспроста же он заговорил о монастыре...

- Хорошо, я скажу, если только вы поклянетесь никому не рассказывать!

-Клянусь! - торжественно заверил Людовик.

- Ну, так вот, - девочка, оглянувшись, подошла почти вплотную. - Отец Франсуа сначала долго разговаривал с папой о маме. Я не все поняла... Вернее, плохо было слышно, - добавила она быстро, слегка покраснев. - Но он осуждал за что-то, а папа наоборот, защищал. Но защищал не так чтобы очень уж... отчаянно. Он у нас человек... мягкий...

- Я заметил, - не удержался Людовик. - Его сиятельство мне очень понравился именно своей мягкостью, - тут же поправился он.

Девочка подозрительно посмотрела на него, но затем продолжила:

- Затем они заговорили обо мне. И отец Франсуа все твердил, что я уж очень похожа на маму. Будто папа не знает об этом! А потом он сказал, отец Франсуа, что т а к и м людям - место в монастыре. Он не сердился, не спорил с папой, просто... стоял на своем. А папа вскочил с кресла и начал бегать вокруг стола. И сначала молчал... Нет, - неожиданно прыснула она, - сначала он смахнул на пол бокал... Нечаянно... От этого рассердился и стал возражать. Что, мол, случаи бывают разные. И что необязательно каждый раз всему повторяться... Он наговорил еще кучу непонятных слов. Отец Франсуа отвечал спокойно, но тоже, не очень ясно. Я поняла лишь одно: т а к и м место в монастыре. Заладил одно и то же! Ну, каким таким? Словно я чудовище, которое надобно посадить в клетку! - Мадлен еще раз топнула ножкой. - Ерунда какая-то!

- Так, так, - задумчиво проговорил Людовик. - А куда вы сейчас направлялись, позвольте вас спросить?

Девочка смутилась.

- Просто... прогуляться.

- В одиночестве? Неужели с тех пор, как я уехал отсюда, нравы местных барышень так сильно изменились? И им дозволяется гулять без сопровождающих?

- Ну, - девочка махнула рукой, - дядя Жак такой.. нудный. Он добрый и заботливый. Но ничего мне не дозволяет, - добавила она со вздохом. - А так интересно гулять, где вздумается... Думать о разном...

- О чем же?

- О разном, - не стала уточнять Мадлен. - О многом разном. вот раньше, когда мы гуляли с мамой..., - она осеклась, словно затронув запретную тему.

- Тогда, может быть, мне будет дозволено проводить вас? - предложил Людовик.

- О нет! - воскликнула Мадлен. - Это все равно нехорошо, с незнакомым... Как и одной.

- Мы, в общем-то, знакомы, - напомнил Людовик.

- Нет, - торопливо сказала она. И извиняющимся тоном добавила: - В другой раз, хорошо? А теперь я, пожалуй, побегу домой. Наверное, уже хватились.

И она быстренько зашагала в сторону графского поместья. Людовик проводил ее хрупкую фигурку, мелькающую среди высокой травы и кустарника задумчивым взглядом. У самых ворот девочка вдруг обернулась и помахала рукой, будто зная, что он стоит и смотрит вслед...

После ужина он взял с собою наверх запас свечей, расставив их по всему дядиному кабинету. Но зажег лишь ту пару, что в подсвечниках стояли по краям стола. Между ними, на вчерашней странице раскрыл он ту же инкунабулу.

- Испытай силу слов! - пробормотал он, разглядывая по-прежнему недоступные пониманию символы, знаки и буквы.

За дверью послышался скрип ступеней, причудливые голоса. Людовик захлопнул книгу, но тут же устыдился собственного поступка.

- Кого мне бояться? - с вызовом, но все же негромко произнес он.

- Мой господин, - пропел за дверью голос Марты, - к вам отец Франсуа.

Людовик подошел к двери и широко распахнул ее.





- Да, да, прошу вас, святой отец, - проговорил он в полумрак лестницы.

Марта отступила в сторону, пропуская высокую темную фигуру. Людовик склонил голову, и вошедший благословил юношу.

- Я узнал о вашем приезде от его сиятельства, - звучным баритоном произнес священник.

Людовик поднял взор и увидел перед собой очень молодо выглядевшего мужчину.

- И счел своим долгом посетить ваш дом, - продолжил отец Франсуа, оглядывая кабинет зорким взглядом, не упускающим и мелочей.

- Добро пожаловать в мое скромное жилище, прошу садиться, настороженно сказал Людовик, чувствуя неясную опасность, исходящую от аскетической фигуры гостя. - Собственно, я завтра собирался отправиться в храм...

- Как странно, - прервал его отец Франсуа, не принимая приглашения сесть. - Прошло столько лет, а словно вчера я вошел в эту комнату, столь же слабо освещенную. И на столе лежала та же книга. И ваш несчастный дядюшка, - он пожевал тонкими губами, - так же заверял меня, что вот-вот посетит дом Божий. Но, увы...

Святой отец, перебирая бусинки четок, что-то зашептал.

- Вы часто встречались с дядюшкой? - спросил Людовик, разрушая благочестивое настроение минуты.

- Корю себя за то, что реже, чем следовало, судя по последствиям, скорбно констатировал священник.

- На мой взгляд, - негромко проговорил Людовик, - дядюшка не заслуживал таких последствий.

- Не нам судить, сын мой, - наставительно проговорил отец Франсуа. Как сказано в "Послании Павла к Римлянам": "Всякая душа да будет покорна высшим властям". А ваш дядюшка, упокой Господи его душу, - перекрестился он, - был гордецом, дерзнувшим судить о мироустройстве по-своему. За что и был предан очистительному огню! Как любой нераскаявшийся сектант и еретик! - Решительно объявил он, обжигая Людовика взглядом фанатика. - И возблагодарим Господа, надоумившего его задолго до бесславной кончины перевести купчую на дом на ваше имя, иначе...

- Интересно, кто же написал на него донос, - сказал Людовик, похлопывая по кожаному переплету книги.

- Не донос, а денунциацию, - поднял палец отец Франсуа. - Так будет правильнее. И о том, что я собираюсь послать сию денунциацию, ваш дядюшка был своевременно уведомлен. И не раз. Не внял!

Людовик отвернулся к окну, дабы скрыть от взора священника цвет ненависти, свинцовой тяжестью плеснувшей изнутри в лицо. За окном до горизонта тянулось поле, безмятежно колышущее готовыми осыпаться тяжелыми колосьями. Средь волнующейся яркой желтизны двигались две фигурки. Одна из них - совсем маленькая.

Людовик повернулся к священнику и заговорил с внезапной яростью:

- Но апостол Павел определенно говорил: "Надо допускать секты". А в Евангелии указано: "Пусть сорная трава растет до жатвы"!

- Осторожнее, юноша, - заиграл желваками на впалых щеках отец Франсуа. - Не стоит ступать на скользкую стезю, по которой уже не удалось пройти вашему предшественнику. И никому не удастся, - грозно предостерег он, вперяя в собеседника длинный указующий перст.

Глядя на него, Людовик вдруг вспомнил о старом неаполитанском предрассудке, о котором некогда рассказывала Марта: "Если у человека глубоко сидящие глаза, это говорит о том, что его голова переполнена самыми удивительными фантазиями". Беспричинно стало весело и захотелось узнать о фантазиях этой головы. А фигура с выставленным пальцем показалась чрезвычайно комичной.

- Простите меня, святой отец, - проговорил Людовик добродушно. - Я не имел права разговаривать в таком тоне с гостем.

- В лице которого ваш дом посетила сама Церковь, - подхватил священник.

Но и он смягчился, видя перед собой раскаявшегося молодого человека.

- Вы молоды, - спокойно и веско заговорил он. - А молодость имеет право на ошибки. Лишь бы они не переросли в неисправимые заблуждения. Но в том и состоит задача пастыря - вовремя вернуть в стадо заблудшую отцу. И потому, прежде всего я посоветовал бы вам избавиться от книг вашего дядюшки. Среди них - мало достойных внимания истинного христианина.

- Я как раз и занимался разбором библиотеки, - сказал Людовик, в глазах которого запрыгали озорные огоньки. - И должен признаться, содержание большинства из них представляют для меня полную абракадабру. Отчего же должен я их бояться?