Страница 56 из 60
Людовик вспыхнул и, не говоря ни слова, двинулся к большому белому дому, провожаемый насмешливым взглядом привратника и выбравшейся из кустов грязно-белой шавкой, незлобно тявкающей для порядка.
Граф, аккуратно одетый и завитой, стоял на веранде, заложив руки за спину и с выражением крайней озабоченности на сморщенном крошечном личике. Взгляд его был обращен на восток. Заслышав хруст гравия под ногами Людовика, он повернулся.
- Боже милостивый, - простонал он. - И когда же эта засуха прекратится! Не слышит Господь моих молитв. Хоть в гугеноты обращайся. Впрочем, что это я... Хм... Рад вас видеть, молодой человек. Вы, должно быть, и есть Людовик Гофреди? Я имел удовольствие быть близким другом вашего дядюшки, с которым судьба обошлась крайне сурово, на мой взгляд.
С этими словами граф сошел по широким истертым древним ступеням родового дома, кое-где еще сохранившего замковые надстройки и башенки далекого прошлого.
Обхватив ладонь гостя обеими руками, граф ласково заглянул ему в глаза, слегка закидывая голову назад и нетерпеливо притоптывая ножкой.
- Ну, вот вы и приехали, и осиротевший было дом вашего дядюшки вновь обрел хозяина. Вы не поверите, как скучно здесь бывает. Особенно в эти душные вечера, когда остаешься один на один с мрачными мыслями о неурожае.
Граф понизил голос до шепота:
- Я с ужасом думаю о том, как мне выдавать дочерей замуж. У них же абсолютно нет приданого.
И он весело подмигнул смутившемуся Людовику, не успевавшему и слова вставить в горячие монологи графа.
- Впрочем, я слышал, что вы собираетесь пойти по стезе служения Господу. Счастливец, - вздохнул коротышка-граф. - У вас не будет ни супруги, ни детей, ни всех прочих сложностей, сопутствующих семейству... Однако же, позвольте, я проведу вас по хозяйству, пока мои сони наконец выберутся из теплых постелек, - с нежностью проговорил он.
Жизнерадостно рассмеявшись, он повел гостя по усадьбе.
Людовика так и подмывало поведать графу о чудесных способностях его младшей дочери. А если граф о них уже осведомлен, то поинтересоваться, почему бы в такой засухе не обратиться к талантам Мадлен. Однако, если же граф пребывает в счастливом неведении, то вряд ли стоит ошарашивать его внезапным известием, от которого за милю пахнет колдовством.
- Да, я собираюсь стать священником, - неожиданно для себя сказал Людовик.
Простодушный граф, не слушая гостя, вел его среди хозяйственных построек, сетуя и восторгаясь. Жалуясь на лень крестьян и восхищаясь упитанностью индюшек, граф всецело погружался в то, что в данный момент оказывалось перед его глазами и забывал об остальном мире.
"Счастливое вечное дитя!", - вздохнул Людовик.
Прогулка заняла более часу. Когда они вернулись к дому, из широко распахнутых дверей и окон доносились звяканье посуды и девичьи голоса...
За опрятно накрытым, хоть и не богато сервированным столом, их уже ждали. Две старших дочери, Люси и Элен, обе смуглые, стройные и похожие друг на друга, опустили глаза, пряча улыбки, привстали со стульев и сделали книксены. Послышался топот маленьких проворных ног, и по лестнице в столовую сбежала Мадлен. Глаза отца растроганно увлажнились при виде запыхавшейся малышки.
- Что ж ты у меня такая растрепа? - без укора, но лишь с одной любовью в голосе проговорил граф. Сестры также улыбками встретили появление младшенькой, явно любимицы всей семьи. - Вот мсье Людовик, позвольте вам представить весь мой, так сказать, цветник. Это старшие, Люси и Элен. Они двойняшки. Я сам их путаю. Чем они и пользуются совершенно беззастенчиво. А это - проказница Мадлен. С тех пор, как наша матушка..., - граф осекся и отвернулся.
Мадлен тут же подскочила к нему и ласково погладила по руке.
- Ну прошу за стол, - засуетился успокоенный граф. - Жак, подавай, обратился он к тому самому старику, которого Людовик видел в поле, сопровождавшим Мадлен, и исполнявшего, судя по всему, множество должностей в графском доме.
- У нас на столе все свое, - меж тем продолжал, усаживаясь граф. - Мы деликатесов из Парижа не выписываем, не гонимся за глупыми причудами. Зато все свежее, прямо с грядки.
И граф усердно принялся потчевать гостя зеленью и дичью, творогом и сметаной, пышным горячим хлебом.
- Стол прямо-таки королевский, - нахваливал Людовик.
Граф зарделся от удовольствия, однако тут же помрачнел.
- Да, хвала Господу, пока все есть. Но еще неделя такой засухи..., он в расстройстве махнул рукой.
Судя по всему, тема погоды последние дни становилась главной не только в графском доме, но и во всей округе.
- У Господа милостей много, - чинно заметил Людовик. - В том числе и внезапные дожди.
Он посмотрел на Мадлен. Но девочка, казалось, не обратила никакого внимания на его слова, перешептываясь о чем-то со склонившимся к ней Жаком.
- Да, именно внезапные дожди, - продолжал Людовик, на этот раз обращаясь к двойняшкам, не сводившим глаз с его роскошных, с отливом, черных волос, раскинувшихся по плечам. - Не далее, как вчера я стал свидетелем такого чуда. Над тем пшеничным полем, - он указал на левую стену зала, - разразился настоящий ливень. При этом на небе не было ни облачка. Представляете? Разве это не явное доказательство милостей Божьих?
Мадлен заерзала на стуле и вновь кинула взгляд на нахмурившееся лицо Жака.
Граф же восторженно всплеснул руками, чуть не опрокинув кружку с молоком.
- Вот вам, неверующие, - горячо заговорил он, обращаясь к дочерям, обменявшимся скептическими взглядами. - Не то ли в каждой проповеди твердит вам и отец Франсуа, пока вы строите глазки молодым прихожанам?
Девицы захихикали, подталкивая друг друга локтями. Лишь Мадлен сидела нахохлившись, исподлобья бросая сердито-недоуменные взгляды на Людовика.
- Раз дождь, - вдруг выпалила она, - так сразу и чудо? Подумаешь!
- Но средь ясного неба? В такую сушь? - мягко поддразнил ее Людовик.
Девочка фыркнула и выскочила из-за стола. Подбежав к двери, ведущей на веранду, она остановилась, обернулась, прижала два пальца ко лбу и показала язык.
- Мадлен! - негодующе воскликнул граф. - Сейчас же вернись за стол и извинись!
Но она уже скрылась из глаз. Людовик машинально пригладил волосы на лбу.
12
- Ученье было знатное, - рассказывал Федор, лежа у очередного костра.
Вся троица, не задерживаясь в Крефельде, продолжила путь, прихватив лишь запас провизии у расщедрившегося хозяина постоялого двора.
- Н-да... Ходили мы с соседскими ребятишками к двум местным попам отцам Василиям. Люди они были не злые, но воспитанные в строгости, отчего мы быстро усвоили, что корень учения горек. Там я выучился бегло читать, в том числе и по латыни. Немного познакомили нас с арифметикой, да священной историей. За незнание урока ставили нас на колени или били палями, то бишь, линейками, по рукам. А то оставляли без обеда или драли за уши и волосы. По субботам свершалась общая расправа, независимо от отметок. Один отец Василий был пьяница, и вчастую колотил свою жену; второй сам пребывал под пятою у своей гневной супруги. В общем, толку было мало. Дядя мой понял это, и отдал под начало немцу из слободы, патеру Фуллеру. От него мне тоже перепадало, зато и знаний у него было не в пример нашим попам поболее. При чем сразу же он стал говорить со мною только по-немецки. Тут хочешь, не хочешь, научишься. Ну а способностями, так случилось, Господь меня не обделил. Вот и по-французски могу, и по-итальянски кумекаю. Так-то... А натерпелся я от наставников, Не приведи Господь...
Федор вздохнул и устремил задумчивый взор на вольно текущие дунайские воды.
- Тем более в толк не возьму, - проговорил Пфеффель. - Человек ты образованный, служить должен, карьеру делать. А вместо того бродяжничаешь.
- Да и вы зады в ратушах не обтираете, - усмехнулся Федор.
- Я что, я человек ущербный для этой жизни, - спокойно сказал Пфеффель. - Дела своего не имею. Сызмальства Божьей милостью пробавляюсь. Добро еще, что Господь дар стихосложения ниспослал. За то и подают. Ну а Клаус - он душа мятежная, маетная. Ему на одном месте не усидеть.