Прощай, Ариана Ваэджа!

Аппетит отсутствовал у обоих. Но чтобы официанты, да и харчующиеся — не пялили глаза на двоих посетителей, одетых как на международный симпозиум, но попивающих постный чай, пришлось кое-что заказать. Вон тот, напротив, с пышными усами и рыжей шевелюрой, так и стреляет в их сторону своими зенками. И что у него на уме? Сам, поди, в театре работает, а может — клоун, усы как будто приклеенные...

— Так вы отбивную телятину будете или нет? — официант никак не мог записать заказ.

Думает, небось, вот странные господа, пришли вместе, а сами друг с другом не разговаривают и только с интересом разглядывают посторонних. И Кондратьев перевел рассеянный взгляд на меню:

— Нет, пожалуй, нам что-то полегче... Вот если... жульен из кролика с опятами...

Пока там кролика будут забивать, разделывать и варить, можно любой план составить, в том числе — и наполеоновский.

— Леонтий Иванович, — начал разговор Кондратьев, — надеюсь, вы понимаете, насколько серьезен вопрос? На кону — не только моя репутация, но и ваша!

Он положил кисти рук на край стола, застеленного белой скатертью, и бросил взгляд на свои ногти. Вот теперь кажется, что ничего не изменилось, что все было так, как... до этой чертовой экспедиции! Отполированные ногти блестели даже под тусклым освещением зала.

— Пусть не смущает вас, что Иностранцев взял паузу! Должен же он проверить некоторые факты... да обдумать вопрос. Куда денется? Наши... аргументированные доводы примет как миленький! Или вы с этим не согласны?

— Нет-нет, что вы! Мое мнение вам давно известно! Лишь бы...

— Что-то все-таки беспокоит?

— Да говорю, лишь бы арбенинцев не нашли раньше времени?

— Ну, время-то у нас есть, и оно играет на нас... Думаю, с каждым днем все меньше шансов найти... этих... беглецов... А о каком времени вы сейчас сказали?

— О том самом, когда... результаты наших исследований будут опубликованы и... наши имена озвучены на международном уровне...

— Даже так?

— А почему бы и нет? Полагаю, скоро мы получим химические результаты проб грунта и воды везде, где побывали. И обязательно будет что-нибудь интересненькое... Да и приложить к ним тоже кое-что есть: тот же яшмовый чоппер, да и камень этот, ну... амазонит, будь он неладен! А еще ведь есть и много фотографий фигурок зверья всякого! Короче — наберем фактов, а будет мало — добавим...

— Прыткий вы, однако, Леонтий Иванович! Но... замечу, истину говорите! Если так гладко рассуждаете, то не менее гладко и сочините на бумаге! Да-да, я вам доверяю. И... не откладывая в долгий ящик, ну... прямо завтра и начнете писать. Что тянуть-то?

— Да ведь нет еще лабораторных данных!

— Хорошо, действительно! Неделя вам на изучение материала, а там как раз и данные из лаборатории подоспеют... Глядишь, к сентябрю и будет лежать на столе Иностранцева отчет об экспедиции!

— Вы что, Павел Ильич, на меня всю эту работу валите? Вообще-то... я вам напомню, что кроме обязанностей в Русском антропологическом обществе я еще являюсь и сотрудником музея изящных искусств и древностей нашего университета! А там... столько работы!

— Нет, что вы? Я тоже не собираюсь бездельничать! Начну писать статью в иностранный журнал... У меня ведь после поездки в Германию связи остались не только с учеными, но и с издателями...

— А-а-а... тогда понятно! Надеюсь, в соавторстве со мной?

— Да.

— И вот еще о чем я подумал, Леонтий Иванович... — Кондратьев облокотился о стол и подтянулся к Скорожитовскому совсем близко, чтобы тот смог услышать его голос, перешедший на шепот, — я планирую опередить Арбенина и написать статью с его... изобличением. Представьте, приедет он в Германию, а там ему скажут: уважаемый господин Арбенин, мы не сотрудничаем с псевдоучеными, которые, к тому же — и воры!

— Так вы действительно считаете, что он... удрал именно туда? Я-то думал, что это — легенда!

— Действительно или нет, но надо его опередить!

Официант подал салаты и разлил по бокалам фруктовый напиток из стеклянного кувшина. Кондратьев пригубил ярко-красное содержимое и остался доволен:

— Люблю лесные ягоды! А вы!

— А я все люблю... — задумчиво произнес его помощник, — и ягоды, и фрукты...

Не поднимая глаз на собеседника, он вонзил вилку в горку свежих овощей на небольшой салатнице.

— Я ведь не голословен в своих намерениях... — продолжал Кондратьев. — И могу связаться с последователями Генриха Шлимана, точнее — его внука Павла... Вы в курсе, что в нем течет наша кровь — от своей русской бабушки? Так что... думаю, мы сможем сообща найти... сами знаете что...

— Атлантиду?

— Нет... страну ариев... она ведь где-то там, на Урале... — он зашептал еще тише и даже оглянулся на рыжего клоуна. Но тот уже не обращал на них внимание и с удовольствием поедал что-то из своей гигантской тарелки.

— Даже так? — очки уже не молодого географа начали съезжать с переносицы, так что их пришлось водворять на место.

— Именно! Вы предоставите мне такую возможность? Для этого мне нужно чуть освободиться от рутины по отчету...

— Теперь я понял! А то думал — хотите спихнуть на кого-нибудь сей труд...

— Не на кого попало... Хочу поручить... доверяя, вам, Леонтий Иванович!

Тот поднял опущенный в тарелку взгляд и посмотрел через линзы очков:

— Солидарен с вами, Павел Ильич! Ох, как солидарен...

Они еще долго обсуждали детали такого плана, когда подали, наконец, и кролика. И хорошо, кстати, что заказали его! От усиленного напряжения мыслительных способностей, да еще и в прохладном помещении, аппетит усилился. Так что пришлось попросить десерт — кофе со сладким слоеным клюквенным пирогом на маковом масле.

Глава 30.

Сибирцев открыл глаза и увидел все тот же потолок из жердей, что был и вчера, и позавчера, и три недели назад. До боли знакомые корявые сучки наблюдали за ним с высоты. Одни — прищуренным застывшим взглядом, другие — распахнутым, проницательным. Кто его знает, сколько лет эти глаза подсматривают за жильцами хибары? Жильцами? Н-да-а-а... а если здесь из жильцов-то один дед Архип? Вот ведь, опять с утра промышляет! Пока рыба хорошо идет — и на костре ее жарит, и сушит на солнце, благо, соль еще есть.

Сжал от напряжения губы. Нет, ноги не болят. Но от долгого постельного режима могли и отучиться от основного своего предназначения — ходить и бегать. Сибирцев подтянулся к краю лежанки и свесил ступни. Доски стояли на коротких чурбачках, так что сразу же и уперся в пол, если можно так назвать землю, едва прикрытую жердочками да сухими ветками. Рядом ничего сподручного не было, тогда подтянул одну жердину, ровную такую и крепенькую, облокотился на нее. Чуть оттолкнувшись, как лыжной палкой, подался торсом вперед и... почувствовал, что сможет сделать шаг.

Ноги, однако, плохо слушались. И... почти не чувствовал их. А впрочем, в слове «почти» есть еще и шансы. Может, если потренироваться, то ходули и разработаются?

— Ай да Ванек! Уже встал?

Надо же, не заметил, как старик отодвинул полог и с солнца щурил глаза. Что-то быстро он сегодня обернулся? А может, и не быстро, если сам провозился с клюкой этой чертовой Бог знает сколько времени!

— Ты только, Ваня, не переусердствуй! Потихоньку... потихоньку... да дай я помогу... мое плечо-то пока еще крепкое!

В уголках глаз появились слезы. Не сказать, что от боли! Скорее — от страха. От ожидания этой боли. А ведь ее-то и нет. Знать, старый мазями да припарками извел ее... Хорошо, сейчас лицо его не видит — подпирает плечом справа и глаз не сводит с ног постояльца. А этот постоялец так здесь засиделся, то бишь, залежался, что и разучился ходить.

— Все, дружок! Хватит на сёдни-то, а то... — не успел старик со своим прогнозом, как Сибирцев резко завалился влево и едва не упал, благо, дед Архип тотчас же среагировал и подхватил его под руки.

— Говорю тебе — не поспешай!

— О-о-ох! — выдохнул он, высвобождаясь из крепких объятий старика и подтягиваясь на лежанку. — Передохну немного! Устал...