Страница 46 из 69
— Я... я... Иваном меня зовут...
— Как хорошо! — заметил хозяин. — Иванов я люблю, был у меня брат Иван.... — но тут осекся, что ж, мол, сегодня вспоминаю лишь об умерших... с другой стороны, а кто ж живой — только он — Архип, сын известного золотодобытчика Пантелея Прокопьевича Сыромятина.
— А по батюшке тебя как, друг мой Иван?
— Викторович... по батюшке... Сибирцев... — и замолчал, почувствовав, что больно много сил потратил, больше чем надо.
— Значит, из наших, коль Сибирцев, — заметил дед. — А раз так, то здоровьем должен быть крепким... Я вот сейчас чайку на травах заварю да земляникой угощу свежей... Если б не пошел за ней, глядишь, так бы и не повстречал тебя...
Последние слова он говорил уже себе под нос, когда вышел из «терема» к небольшой полянке, где и собирался разжечь огонь. Была у него такая привычка — разговаривать с собой. А что делать, если Елена покинула его, ну, а с кем другим он и не хотел якшаться, раз в лес от них ушел.
***
Солнце клонилось к закату, когда Иван Викторович напился вволю ароматного настоя из ромашки, душицы и мяты, а потом и полакомился земляникой. Может, свежая ягода и сотворила чудо — с глаз сошла затуманенность, на щеках появился живой румянец... Смог пошевелить затекшими без движения руками... ну, а ноги... что ноги — дойдет и до них черед!
Старик как смог, стянул с него лишнюю одежду, чтобы обсушить ее на солнце, и прикрыл грудь военной шинелью. И откуда только ее раздобыл? А на ноги бросил полушубок, видно, сам любил держать их в тепле.
— Ну как, Иван? Полегчало?
— Да... немного, — тихо промолвил тот.
«Полегчало, но не совсем», — подумал дед. А вслух произнес:
— А я дед Архип...
— А по батюшке? — спросил тот.
— Батюшки мово давно нет в живых, а звали его Пантелеем... Нет, сынок, ты лучше меня просто дедом Архипом зови.
— Хорошо.
— Я вот тебе в котелке скипятил бульон из сушеной дичи... Нако, попробуй немного, надо сил набираться...
И он протянул Сибирцеву свое любимое лакомство из заячьего мяса с кореньями и травами, испускающее фантастический аромат.
О-о-о! — потянул носом Сибирцев. — Это получше фирменных блюд самых лучших санкт-петербургских ресторанов!
А про себя подумал: «Ну и занесло меня — вспомнить именно сейчас, когда нахожусь неизвестно где, да еще и в лежачем состоянии, именно о ресторанах!» и сменил тему разговора:
— А где мы сейчас находимся?
— В Пермской губернии... В Чердынском уезде... А точнее, у меня в гостях!
— А что это за город или селение?
— Это моя личная вотчина... здесь на стоко верст нет ни одного селения...
— Так ты живешь один?
— Получатся... так.
— А как же я выберусь отсюда в Пермь... да хотя бы в Чердынь?
— Отсюда на ногах выбираются, — заметил дед, — а ты еще на них не встал... Смотрю, ни разу не пошевелил ими... Отлежаться тебе надо, Ванек, а потом уж и думать, куда идти.
В ворчливой интонации старика чувствовалось нежелание покидать свою вотчину — уходить отсюда хоть в Пермь, хоть в Чердынь... Так что Сибирцев не стал перечить старому и замолчал.
Перед сном, а старик ложился вместе с сумерками, он зажег какую-то лучину и помахал ею по углам, словно отпугивая духов:
— Эт я от мошкары, иначе загрызут...
Потом он плотно закрыл полог. Над «теремом» повис самый счастливый вечер из жизни Сибирцева — он заново родился. Надо же, потерял всякую надежду на то, что кто-то найдет и вот — дед Архип... Бог с ним, что старик-отшельник, да хоть лесной разбойник или черт лысый, главное — живая душа.
***
Утро наступило с шелестом листьев — на заре их особенно слышно, с жужжанием не то ос, не то — пчел, с заливистыми трелями птиц. Так не хватало кудахтанья кур и щегольского петушиного «ку-ка-ре-ку»! Сибирцев открыл глаза и увидел низкий потолок, обтянутый жердочками. Осмотревшись, обнаружил такие же грубо обложенные деревом каменные стены и маленькое окошечко в одной из них, откуда и пробивался свет. Рядом стояла дощечка — скорее всего, дырка на ночь закрывалась, чтобы не налетала мошкара. Крупный зверь-то в нее все равно не пролезет, разве только — белка. В этой же стене находилась и дверь, прикрытая пологом. В одном углу помещения лежала на низком, но широком чурбачке вроде пенька короткая доска, скорее всего, это и был стол. Потому как на нем стояла небольшая кадка, прикрытая дощечкой, нечто вроде плошек и даже — солдатская фляжка. Ощупав лежанку, Сибирцев понял, что занимает «красный угол» — хозяйское место на довольно широкой доске на ножках-чурбачках, только вместо матраса — сухие тонкие ветки да жухлая трава, а вместо простыней — цветастое тряпье.
Он осторожно потянулся, ощущая в теле тепло и блаженство — видно, вчерашний отдых, да и еда тоже — сослужили свою службу. Голова была ясной, главное — никаких болей. Вытянул перед собой руки и окинул их внимательным взглядом. Кажется, все на месте, вплоть до каждого пальца. Разве только... кисти чуть поцарапаны да припухли немного... Видно, хватался ими за камни, пока летел, а может, и упал, на них опершись...
Попытался встать, но — не получилось. Не слушались ноги! Попробовал ими просто пошевелить и... понял, что тоже не может. Сначала жуткая догадка прострелила мозг, но тут же отогнал ее прочь, прислушиваясь к биению сердца. Главное — он жив! Потянулся руками к голове, ощупал ее и снова подумал: жив, и этим все сказано!
— Как ты, Ванек? — раздвинув полог, зашел дед Архип с котелком в руках.
— Спасибо! Сегодня уже намного лучше!
— Вот и прекрасно! Я тебе опять травку заварил... попьешь, а там и рыбка пожарится...
— Откуда ж ты ее, Архип Пантелеевич, взял?
— Как эт откуда? Наловил! Здесь до речки с полверсты... И клев особенно хорош перед рассветом... Я говорил тебе, что люблю рыбку-то! Да... ты лежи покуда, лежи... не вставай... надо сил еще набираться...
Сибирцев понял, что старик не хотел пока огорчать его по поводу ног. Поэтому тоже ничего не сказал ему о том, что их не чувствует.
— Дед Архип! А как мне по нужде-то сходить? Если, говоришь, вставать не надо?
— Да мы тебя сейчас сдвинем немного вниз, там щель большая меж досками, а я подставлю чего... Главное, Вань, отлежаться чуток... Так что силы-то береги...
— Да понял я... понял!
Рыбка на самом деле была отменная — с дымком, как и полагается на хорошей рыбалке! Сам-то Сибирцев этим не баловался, разве что когда еще в гимназии учился, как-то пришлось... А сейчас... Где уж там в городе по рыбалкам ходить, когда со своей геоморфологией как с молодой женой, надо постоянно нянчиться: то к симпозиуму готовиться, то статью научную писать, а то и в другие губернии выезжать, как вот сейчас. И это кроме того, что каждый день нужно к урокам подготовиться, сегодня студенты стали очень просвещенными, сами вопросы задают, и не всегда простые.
Старик тоже поел. Присел на краешек палатей да и навернул как следует, видно, хорошо аппетит нагулял. А потом развернулся лицом к гостю да и спросил:
— Так ты бы, Ваня, рассказал... кто да откуда... как в нашем медвежьем углу оказался?
Сибирцев ему в общих чертах и выложил, мол, сам из Санкт-Петербурга, пришел сюда с экспедицией изучать почву и растительность, чтобы отыскать в этих местах какие древние цивилизации. А если нет, то хотя бы следы переселенцев с других мест — скорее, с северных, а может, и с южных.
— Соколик ты мой! — прервал его речь старик. — Знал бы ты, сколь было здесь ученых всяких, даже из стран заморских!
— Неужели? — удивился Иван Викторович. — Насколько мне известно, в Пермской губернии давно не было экспедиций. Лет двадцать назад прошла в Перми выставка... Да, это было событие мирового значения... А так... Да, еще лет двенадцать назад побывал здесь с археологической комиссией известный ученый Спицын, знаменитый на весь мир собственной методикой полевых исследований. Он посещал эти места и раньше, путешествовал по деревням, кое-какие ценные предметы собирал, а потом описал их в книге «Шаманские изображения».