Страница 39 из 69
Он доскреб остатки каши из котелка, по-солдатски облизал ложку и положил ее в нагрудный карман. Отточенные движения выдавали опыт армейской службы.
— Так уж — «горькую»? — возразил биолог Борисов.
Немногословный на протяжении всей экспедиции, он, однако, и в этой сдержанности проявлял качества интеллигента. Прежде чем что-то произнести, тщательно взвешивал суждения и подбирал слова, не проявлял в споре горячности, но если уж имел мнение, то — настойчиво отстаивал его.
— «Горькую» — не значит смертельную! — возразил Потапенко. — Я говорю о горькой судьбе, а это еще ничего не значит...
— А я думал, вы уже и похоронили их... — Борисов перебирал содержимое своего вещмешка, внимательно разглядывая что-то там.
— Тихон Павлович — окликнул его географ Скорожитовский. — Что вы там прячете? Покажите...
— Ничего не прячу... — пробормотал тот. — Смотрю, сколько провианта осталось... Чтобы знать наверняка, когда зубы нужно положить на полку...
— Не беспокойтесь, завтра должен приехать Кондратьев, — успокоил его Скорожитовский. — Так что будем знать, в какую сторону двигаться. Может — в Санкт-Петербург, а может, в Пермь...
— И что же вы не допускаете варианта, что продолжим поиски Арбенина с его коллегами?
Борисов явно был не в настроении. Весь вечер цеплялся к словам.
— Да-да! Леонтий Иванович! Я к вам обращаюсь! — биолог отодвинул от себя вещмешок и смотрел на Скорожитовского проницательными синими глазами через маленькие круглые очки.
— Ну почему же... — невозмутимо ответил тот. — Я еще не договорил фразу... Конечно же, поиски нужны... Только вот сколько времени будем этим заниматься? Первоначально перед нами стояла совершенно другая задача...
— Обстоятельства меняются... — самую обычную на слух фразу Борисов произнес с особым раздражением в голосе.
— Не будем, господа, ругаться! — Потапенко попытался снять напряжение. — Вижу, устали. Давайте отдыхать, а утром пройдем к водопаду по старой галерее, по которой шли мы с вами, а не Арбенин...
— Странно! И для чего это? — чуть спокойнее, но все равно с нотками возражения высказал свою мысль биолог.
— Знаете, Тихон Павлович! Мне постоянно кажется, что именно в этом переходе и кроется какая-то тайна... — Потапенко заговорил тише, как будто бы боялся, что его услышит кто-то посторонний.
— О какой тайне может идти речь, когда мы по этой галерее уже прошли? Да и вообще... налицо — несчастный случай, а вы туман нагоняете! — резко осадил его Скорожитовский.
— В том-то и дело, что прошли до того, как это — случилось, поэтому и не особенно-то по сторонам глядели... А сейчас нужно посмотреть на то же самое с другого ракурса...
Будто в подтверждение мистического налета на словах Потапенко недалеко от широкого входа в грот послышались токующие звуки: «тэкэ, тэкэ, тэкэ...», а следом за ними — «дзззэ, дззззии...». Словно кто-то прошелся ножом по металлу.
— Странная птица... Похоже, глухарь... — заметил биолог Борисов. — Если глухарь, то обычно рано утром кричит...
— Какая разница — ночью или утром? — пробурчал Скорожитовский.
— Господа! Хватит вам попрекаться! Если уж не спится, давайте ответим себе на один вопрос: что можно сделать и для продолжения экспедиции, и для спасения своих коллег? Да-да! Я не случайно эти совершенно разные вещи завязал в один узел. С одной стороны я не являюсь участником этой экспедиции... но ведь с другой — я местный краевед и не меньше вас, а то и больше, заинтересован в исследовании здешних мест...
— Да, вы правы, Федор Алексеевич, — вздохнул Скорожитовский на правах старшего в отсутствие Кондратьева, — экспедицию нельзя останавливать ни по каким причинам. Но что можем сделать мы?
Он поставил акцент на последнем слове, подчеркивая тем самым мизерность личного местоимения по сравнению с глобальной задачей, например, найти следы древней цивилизации.
— Почему же? «Мы» — это много, — мягко, по-отечески, возразил Потапенко. — Я, например, давно занимаюсь исследованиями и с уверенностью могу сказать: Южный Урал издревле служил своего рода коридором, по которому в далеком прошлом осуществлялось «великое переселение народов»...
— Ну... — потянул Скорожитовский. — Это пока лишь домыслы да догадки!
— Так на них-то и строятся научные версии! И я вас еще раз заверяю о том, что это «великое переселение» было не единственным! Волны миграции могли проходить здесь несколько раз, но вот точно — где-то... в четвертом-шестом веках до нашей эры... Только вот ответьте мне на вопрос, вы ведь ученые: а откуда шли эти волны? А главное — почему?
Он пробежал взглядом по задумчивым лицам Скорожитовского и Борисова и продолжил:
— Загадок, конечно, много, но одно не вызывает сомнения: если люди бежали с насиженных мест, значит, что-то резко там поменялось... Может, климат... а может — и катастрофа случилась... скажем, мощное извержение вулкана или землетрясение, или — потоп, а может, и земля сдвинулась с оси...
— О-о-о... — едва не простонал Борисов.
— Да-да, все могло произойти! — продолжал Потапенко. — И если именно на Урал пришли эти люди, то есть на это весомая причина! И еще: обычно в любой местности есть народ местный и — пришлый... Скажите-ка на милость, кто здесь местный? А-а-а, не можете ответить? Вот-вот, здесь все — откуда-то пришли, как в приемник-распределитель, чтобы двинуться потом дальше — кто в Иран, кто в Индию, кто — в Европу... А кто-то и здесь зацепился...
— Мы везде, где побывали, взяли пробы грунта и воды, — вставил свое слово Скорожитовский. — Кроме этого, ведем подробное описание увиденного... Надеюсь, что этот материал окажется ценным, а может быть, подтвердит какие-то гипотезы, когда... вернемся...
— Бесспорно, Леонтий Иванович... — Потапенко остановил его, дав понять, что не время сегодня говорить об итогах экспедиции, когда возникла проблема в связи с исчезновением людей. — Бесспорно... Итак, если встанет вопрос о продолжении экспедиции, отдадите ли вы за такое решение свой голос?
— Конечно же! — едва ли не хором ответили они.
— А если придется чего-то лишиться, например, государственной поддержки, дотации?
Ученые молчали, пытаясь отвести глаза от проницательного карего взгляда местного историка и этнографа.
***
Как только забрезжил рассвет, Потапенко растолкал сонных путешественников:
— Рота! Подъем! — тем самым еще раз подтверждая свою причастность к армейской службе.
Оба нехотя открыли глаза и увидели, что местный старожил разжег уже костер в стороне от палатки, так, чтобы ветер не задувал в нее дым и поставил котелок с водой. Никак, будет чай с сухарями и вяленым мясом.
Утренний гомон птиц, шелест листвы, разговаривающей с ветром и шум воды, бегущей там, в низине, создавали картину живого внешнего мира. Никакого ночного мистического налета, никаких намеков на бредовые фантазии! Да уж, иногда ночью шепот окрестностей сеет в мозг впечатлительных натур душевное смятение!
Исследователи подошли к тому самому входу в пещеру, что и прошлый раз. Все оставалось прежним: вот разбросанные перед самым входом кусочки сталагмитов, а это — брошенная кем-то палка вроде трости, и — осколок зеркала, видимо, кто-то из предыдущих путешественников расколол его случайно, а может, и выбросил за ненадобностью.
Они прошли дальше, осторожно ступая на каменистую неровную почву, боясь оступиться, и внимательно разглядывая чуть ли не каждый сантиметр. Вот галерея сделала небольшой поворот влево... Это было и в прошлый раз. А здесь потолки стали чуть ниже, словно мастер торопился как можно быстрее продвинуться вперед и начал экономить драгоценное время... Кальцитовые натеки поражали красотой и изяществом! Вот словно живая — гроздь винограда, а здесь — кисточка с вишенками.
— Гляди-ка, словно в саду! — не удержался от комментария Борисов. — В прошлый раз я и не особенно-то разглядывал стены — больше под ноги смотрел...
— Да, одно слово — красота! — восторженно выдохнул Скорожитовский. — А вот... смотрите, смотрите... словно занавес с узорчатой бахромой...