Страница 26 из 46
Повисла тишина. Все напряженно смотрели на Юну, а она от изумления не могла найти слов. Один василиск оставался невозмутим, но наблюдал за разворачивающейся сценой абсурда с интересом.
— Какой бред! — наконец проговорила Юна. — Вы все с ума посходили, какие долги? Господин ар’Мхари, что вы наговорили моей семье?
— Как? Вы возьмете на себя смелость утверждать, что ничего мне не должны? — с преувеличенным изумлением вскинул брови василиск.
— Бессовестная! — завопила Нинель с удвоенной громкостью. — Бессовестная! Господин ар’Мхари, мы бедные люди! У нас нет денег! Мы не отвечаем за нее, она взрослая девица! С нее, с нее требуйте, хоть в рабство ее заберите!
— Замолчи! — крикнул отец, как-то совсем по-женски заламывая руки.
— Да не брала я у вас никаких денег! Да как вы смеете так врать?! — Юна была готова или зарыдать, или броситься на василиска с кулаками.
Отчетливо и невозмутимо прозвучал голос василиска:
— Разве я что-то сказал о деньгах? Юна задолжала мне обещание.
— Какое? — выдохнул отец после минутной заминки.
Юна подошла к василиску вплотную.
— Зачем вам угодно было устроить этот балаган? Вас это забавляет?
Она чувствовала себя человеком на склоне осыпающейся лавиной горы. Все худшее, что могло случиться, случалось, даже выйти из дому незаметно не получилось.
Ар’Мхари наклонился к ее уху:
—Ваши родные отзывались о вас в таких выражениях, что я теперь, право же, опасаюсь доверять вам воспитание юного дракона. Ваше влияние может пагубно сказаться на его нравственности... И насколько часто вы занимаете деньги у незнакомцев?
— Значит, я уволена? — осведомилась Юна.
— Милая моя, нет.
— К слову, мы не обговорили мой гонорар. Сколько в столице зарабатывают гувернантки очень вредных детей, от которых все другие воспитатели сбежали? И надбавку за очень вредного родителя!
— Милая моя, изначально я намеревался негодяя, подбросившего мне дракона, живьем сварить на костре, зажженым лично этой ящерицей. Мой отказ от этого удовольствия — достаточный для вас гонорар? — он говорил мягко, ласково, поглаживая тыльной стороной пальцев Юнину щеку.
— Такому большому и сильному мужчине просто неприлично угрожать маленькой слабой девушке, — Юна отвела его руку от своего лица, подошла к отцу.
— Какое обещание? Какой долг? — все время громко вопрошал башмачник.
— Да, нам очень интересно! — поддерживала его Нинель.
Юна обняла отца, приблизила губы к его уху:
— Видишь ли, пап, у господина ар’Мхари есть внебрачный сын, очень сложный ребенок... Я случайно с ним встретилась, и он дважды назвал меня «мамой». Адмирал тут же решил, что я должна стать его нянькой. Ничего не поделаешь, придется смириться. Я потом напишу тебе письмо. Защити мою мастерскую от Нинель, пожалуйста.
— Как, кто решил? Я, как отец, тебе запрещаю! Вы слышите? Я никуда не отпущу с вами мою дочь! Я ей запрещаю!
— Чтобы быть отцом и иметь власть запрещать, надо вначале уметь защитить, прости, пап. — Юна шагнула к Нинель. Широко распахнула обьятия:
— Я уезжаю из этого дома. Навсегда. Разрешите обняться с вами на прощание?
Мачеха шагнула навстречу. Юна поднялась на цыпочки, чтобы достать до ее уха:
— Уезжаю учиться черной магии. Ждите меня — когда вернусь, собираюсь испытать полученные знания на вас.
Оставив ошеломленную толстуху переваривать услышанное, прижала к себе Лиру:
— Ты у меня умница, ты у меня рукодельница... Постарайся начиться хоть немножко у отца ремеслу, хорошо? У тебя все получится, ты сможешь делать туфельки не хуже меня!
Оторвала от василиска кошку — та все время терлась о сапоги ар’Мхари, просилась на руки, видимо, учуяв любимый драконий запах — поцеловала в нос, схватилась за сундук, поволокла к выходу:
— Всем до встречи, всем хорошего настроения в наступающем году!
— Постой! Я не согласен! Почему со мной не обсудили? Как... — отец побежал следом.
— Пап, да с тобой даже родственники жены не обсуждают, когда считают нужным оскорбить и выгнать из твоего дома твою собственную дочь, — не смогла сдержаться Юна. — А ты хочешь, чтобы господин ар’Мхари с тобой советовался?
Василиск отнял у нее сундук, повернулся к Юниному отцу:
— Она мавка. Когда-то за таких, как она, платили золотом по весу, а теперь из ее расы осталось, может, несколько женщин во всем мире. Башмачник вроде вас не может владеть такой ценностью.
— Она моя дочь!
— Пап, я уже взрослая! И я уезжаю! До свидания!
— Хорошо... — вздохнул василиск, сунув руку в карман кожаной куртки. — Действительно, как отец, вы вправе требовать некоторой компенсации...
И он сунул в руку башмачника увесистый кошель.
Отец потрогал толстые, выпирающие монетами бока, растерянно открыл рот. Василиск, обойдя его, уже вышагнул за порог входной двери, легко, будто дамскую сумочку, неся в руке сундук, когда башмачник бросился следом, схватился за плечо Риакррана:
— Постойте... Вы что... Предлагаете мне, чтобы я продал вам за деньги собственную дочь?
— Нет, — повернулся к нему василиск. — Я не предлагаю. И даже не настаиваю. Я просто забираю вашу дочь с собой, и ваше к этому отношение мне безразлично. Вы понимаете?
— Нет! Как это? Как вы...
Но тут опомнилась Юна, выхватила у отца кошель, швырнула его в голову василиска. Он увернулся, кошель врезался в стену, со звоном разлетелись монеты: