Страница 26 из 56
«Это я. Я взломала флешку. Срочно перезвони. Мне кажется, я знаю, из-за чего Мину убили».
34
ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД (ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ)
— Мы заблудились, — заключаю я.
— Ничего подобного. — Последние полчаса мы едем по грунтовой дороге на грузовике Трева, Мина за рулем. Снаружи темно, и только свет фар прорубает темноту, мелькая на деревьях у обочины, когда мы кружим по неровной дороге. — Эмбер сказала Шоссе 3, второй поворот направо.
— Мы абсолютно точно заблудились. Какая площадка для кемпинга будет находиться в такой дыре. Здесь кроме деревьев и оленей ничего нет.
Мина вздыхает.
— Ладно. Я поверну обратно. Наверное, пропустили поворот или еще что.
Деревья не пропускают сигнал, поэтому я даже не могу позвонить Эмбер и сказать ей, почему мы с Миной так опаздываем к ним с Адамом на эту площадку. Мина осторожно дает задний ход — горная дорога настолько крутая, что мне едва видно, чем заканчивается темнота внизу. Колеса оказываются близко к обрыву, и Мина, сосредоточенно прикусив губу, добела сжимает руки на руле. Наконец она разворачивается, но через милю в стекло начинают лететь камешки, и дорога становится еще более ухабистой.
— Черт. — Мина медленно останавливается. — Похоже, колесо пробило.
Я достаю из бардачка фонарик, выхожу из машины и свечу на шину.
Мина хмурится.
— Ты знаешь, как менять?
Я качаю головой и смотрю на дорогу. До шоссе не меньше пяти километров. Я рассеянно потираю ногу, думая, как сильно она разболится от такой прогулочки.
Мина вытаскивает телефон и начинает ходить кругами, чтобы поймать сигнал. Я не говорю ей, что это бесполезно, потому что ее глаза полны решимости, и она продолжает поглядывать на мою ногу, словно знает, какая боль меня ожидает. Я облокачиваюсь на плоский склон горы, нависающей над нами серым гигантом, и жду, когда она примет поражение. Сейчас август, но ночи прохладные, по спине пробегает холодок, пуская мурашки, и мне это нравится. Славно здесь, в лесу; он по своему шумный, треск и шелест в подлеске — надеюсь, олень, а не медведь, стон ветвей на ветру прерывается поступью Мины по гравию. Я закрываю глаза, наслаждаясь этими звуками.
— У тебя ловит? — с надеждой спрашивает Мина спустя примерно пять минут размахивания телефоном.
— Неа. Нам лучше уходить, — говорю я. — Не похоже, что мы перегородили главную дорогу, так что попросим Трева утром поменять колесо.
— Не говори глупостей. Тебе нельзя столько ходить. Я пойду одна и вернусь за тобой с помощью.
— Да какие глупости? Это же ты провалила курс выживания в лесу в Герл Скаутах. Тебя там медведь съест. Идешь ты — иду и я.
— Это дорога. Нельзя заблудиться, идя по дороге. И все равно ты не сможешь столько пройти.
— Уверена, что смогу.
— Ни за что, — упрямится она.
— Ты не можешь указывать, что мне делать. Я иду.
— Нет!
— Да, — говорю я, начиная раздражаться. — Да что с тобой? Хватит воспринимать меня...
— Слабой? — заканчивает она. — Искалеченной? Пострадавшей? — Ее голос становится громче с каждым словом, словно они сидели в ней вечность, а теперь наконец высвободились.
Я отшатываюсь, будто она ударила меня, а не просто сказала правду. Даже при том, что она в десятке шагов от меня, мне нужно больше расстояния между нами. Я запинаюсь, злясь на свою неуклюжесть в такой момент.
— Какого черта, Мина?!
Но я словно открыла ящик Пандоры, и в ночь продолжают вылетать ее резкие слова.
— Если ты пойдешь, то после используешь это как оправдание принимать свои гребаные таблетки. И станешь осоловелая и рассеянная, как всегда в последнее время. Я понимаю, что тебе больно, Соф. Но я знаю тебя. Ты вредишь себе, и никто больше этого не замечает или не говорит об этом. Остановись. Пока это переросло в проблему.
Внутри переплетаются паника и облегчение. Паника — потому что она знает, облегчение — потому что она не осознает, насколько все плохо. Она думает, что я на краю и готова прыгнуть, когда на самом же деле я уже на дне этой пропасти и едва вижу, как она стоит наверху.
Еще есть время все исправить.
Ложью проделать себе выход.
Я даже не пытаюсь воспринимать ее слова всерьез, потому что у меня все в порядке. Я все держу под контролем, и нечего ей совать сюда свой нос.
И вообще, частично в этом есть и ее вина.
— Прошу, Софи, услышь меня. — В ее широко распахнутых глазах отражается тревога, и я душу в себе дикое желание сказать, как далеко я зашла, что натворила, кем я стала.
Но тогда ее любовь ко мне — какой бы она ни была — погаснет. И как иначе? Разве можно любить меня такую?
— Ты права. Я поговорю с докторами, довольна?
— Поговоришь? — Она выглядит такой маленькой. Да, она и так крошечная, но сейчас даже ее голос звучит слабо. — Правда?
— Правда. — Живот сворачивает от лжи. Убеждаю себя, что поговорю, что сделаю это ради нее.
Но в глубине души знаю, что этого не произойдет.
Я не смогу.
Она подскакивает ко мне и обнимает. Меня окутывает аромат ванили, запахи влажного леса и зелени смешиваются с ним, создавая самый идеальный парфюм. Ее теплые руки обвивают мою талию, она прячет лицо в изгибе моей шеи и с облегчением вздыхает.
Она исчезает в ночи с фонариком и бутылкой воды, а я покорно остаюсь ждать в машине, как хорошая девочка.
Жду, пока она не пропадает из виду, и достаю из сумки контейнер с таблетками.
Вытряхиваю четыре и всухую проглатываю их.
35
СЕЙЧАС (ИЮНЬ)
Не могу дозвониться до Рейчел. После получаса бессмысленного шатания я бросаю телефон (шесть звонков без ответа, пять смс, три голосовых письма) в сумку и спускаюсь вниз. Надеюсь, она дома. Поеду сразу туда.
Но когда я открываю входную дверь, на крыльце оказывается Кайл.
— Зачем пришел? — Мне хочется протолкнуться мимо него, убрать его с дороги, с глаз долой.
Что же нашла Рейчел? Почему не отвечает мне?
— Хочу поговорить с тобой.
— Сейчас реально не вовремя. — Я выхожу, закрываю за собой дверь и сбегаю по ступенькам.
— Ты дважды устраиваешь мне засаду, а сейчас у тебя нет и пяти минут? — Он следует за мной по пятам так близко, что меня охватывает гнев.
— Ты солгал полиции, саботировал расследование убийства и из-за тебя меня заперли на реабилитации — и все из-за ревности. Уж прости, что ты меня бесишь.
Я открываю дверь машины, а он захлопывает ее, отчего я подпрыгиваю. Поднимаю взгляд и впервые замечаю темные круги под его налитыми кровью глазами.
Вспоминаю слова Адама о том, что Кайл плакал незадолго до смерти Мины. Каким был его голос, когда он осознал, что она сказала ему правду.
Он любил ее. В этом я не сомневалась, хоть и было неприятно. И я слишком хорошо понимала чувство разочарования и опустошения, любви и ее потери.
— Мне некогда. Если хочешь поговорить — говори. — Скрепя сердце, я соглашаюсь. — Если нет, так уйди с дороги.
Он смотрит на мою сумку.
— Надеюсь, ты не станешь угрожать этим своим спреем от медведей?
— Садись или уходи, Кайл. Мне пофиг. — Я забираюсь в машину и включаю зажигание. Он оббегает и открывает дверь с пассажирской стороны, садясь, когда я жму на газ. — Пристегнись. — Обязательный приказ каждому, кто оказывается в моей машине. Как и у Трева, рефлекс, который ни одному из нас не превозмочь.
Несколько минут тишины, и Кайл начинает постукивать ногой. Я закатываю глаза и включаю радио.
— Выбирай.
Он переключает станции, пока я мчу на восток города, к выезду на Трассу 99.
— И куда мы едем? — спрашивает он, останавливая свой выбор на кантри, и смотрит в окно.
— Нужно кое с кем встретиться. Ты останешься в машине.
Теперь уже Кайл закатывает глаза.
— Так скажешь уже, чего ты хочешь? — Я обгоняю пожилую даму в Кадиллаке, ползущую со скоростью на двадцать километров в час ниже ограничения, и прибавляю газу после поворота на Главную, чтобы миновать подъем. Мы едем мимо старого кирпичного здания муниципалитета, построенного еще во времена золотой лихорадки, когда и был основан город. Над входом висит огромный баннер, приглашающий на Фестиваль Клубники. Раньше Мина всегда тащила меня на него, мы играли в дурацкие фестивальные игры и ели кучу выпечки.