Про Хвоста

Поэтому автор предисловия хотел подчеркнуть, что его мысли призваны вернуть былую популярность Верпы, напомнить о занятных повадках умного зверя, воскресить некоторые особенности культа Верпы, обнаруженных в самых неожиданных местностях.

Но вначале посмотрим, где же обитает Верпа. Внешние, топографические, приметы только исказят ваши представления о повадках и привычках Верпы.

Франсуа Вийон, поклонник и ценитель, оставил нам ценные трофеи, добытые, правда, довольно давно. Кое-какие данные его биографии и те замечания мужественного спортсмена, которые сохранили нам века, донесли до нас ценный опыт.

Но только теперь, когда урбанизация наделила зверя всеми чертами нашего века, – охотников сменили исследователи.

Тем более изумительны результаты ветеринара-верпатора и охотника Хвостенко. Практически, в данной области основные достижения принадлежат ему.

– Верпа на дороге не валяется. Утверждение, что Верпу можно выследить в психиатрических больницах, основано на недостоверных источниках.

Самое убедительное – это трофей. Так всегда считали настоящие поклонники и сторонники Верпианы.

Но Верпу трудно выследить, и поэтому мы можем по циклу “Силуэты Верпы” просмотреть процесс расшифровки случайных встреч, впечатлений, почувствовать все напряжение, которое испытывает идущий по следу.

“Силуэты” учат не доверять. Дубликат – это дубликат, но что делать с дубликатом? Сквозь него надо пройти.

Это трудно.

Иногда – утомительная погоня.

И тогда приходится бежать, переплывать рвы, тонуть в разной совершенно посуде и причалить в Кэмпе.

– Нет, уже полгода не видели и не слышали………..

а на этот раз сидеть в засаде, не надеясь на успех.

Но труд никогда не пропадает паром. По крайности, в нашем городе выпадает иней.

Его можно слизывать.

А снег можно шевелить палкой. Смотришь – нашел, “скелето приятелям”.

А если отправиться за Верпой в воздух, то возникает масса дополнительных ощущений.

Там тоже бывает много интересного.

Об этом “Памятник лётчику Мациневичу”. Состояние экстаза продолжает сквозить в замечательных строках последнего цикла “Правда о Рпанге”.

Хитрая Верпа пытается спрятаться в дебри языка. Но мы применяем предложенные А.Хвостенко химикаты, и хитрому зверю не уйти………..

– Внутренним взором гурман-читатель может увидеть, как поджариваются на углях самые лакомые куски в присутствии счастливого охотника. Поневоле позавидуешь.

Не печалься, читатель.

В интервью с нами А.Хвостенко сказал:

– Как только все станут художниками, каждый сможет постоянно общаться с Верпой.

– В будущем этот зверь станет домашним. К нему привыкнут и полюбят.

– Я уже сейчас заметил, что Верпа любит, когда ее гладят против шерсти. Коллега Рпанг не внял моим советам и растерял собственное Трево.

Да, я тоже ценил Рпанга, поэтому мне и хочется закончить свое скромное предисловие, наряду с приветствием герою-охотнику Хвостенко и его техническим сотрудникам, скорбными словами, обращенными к трагической фигуре Рпанга:

Спи спокойно, дорогой друг. Твои Трева соберут другие. Получится изрядный монумент. Действительно нерукотворный. Я верю, что всем звездам на небе есть место. И тот скромный свет, который долетал к нам от Тебя, не затеряется среди более ярких созвездий.

Леонид Чачко

Родился в 1939 г. в Москве. Кандидат экономических наук. Живет и работает в Москве.

Я познакомился с Алёшей Хвостенко – Хвостом – в конце 67 или в начале 68 года. Я тогда жил один в комнате большой коммуналки на Покровке, в Старосадском переулке.

Хвост приехал из Питера (он тогда как раз «мотался меж двумя столицами»), и кто-то из друзей (может быть, Миша Деза?) привел его ко мне на предмет переночевать. Мы как-то сразу сдружились, и он в дальнейшем, приезжая в Москву, частенько у меня останавливался. Я, в свою очередь, приезжая в Питер, останавливался у него, на Греческом. Комната Хвоста удивительно напоминала мою московскую, только стены были увешаны его собственными работами (он тогда писал картины вполне фигуративные, в импрессионистической манере, которые мне очень нравились). Позднее он перешел к сюрреализму, резкой и суровой графике. Однажды у меня в комнате «зависли» на несколько дней Хвост и Володя Пятницкий и предложили мне, в благодарность за гостеприимство, расписать одну из стен комнаты. Я, честно говоря, побоялся жить под сенью такой живописи (кто знает манеру Пятницкого, тот меня поймёт), но порой ругаю себя за трусость – думаю, это было бы великое произведение!

В Москве по вечерам у меня собирались друзья, пели песни под гитару, слушали пластинки, читали стихи. Хвост сразу стал своим в этом обществе. Здесь же он познакомился с моей приятельницей – молоденькой Алисой Тилле, с которой они вскоре и поженились. На регистрацию брака в ЗАГС на Сухаревской ввалилась буйная толпа хиппи и порушила чинный порядок заведения. Хвост был в довольно рваных джинсах, и шокированная чиновница наотрез отказалась регистрировать брак при таком нарушении приличий. Пришлось кому-то из гостей подходящего размера одолжить жениху свои брюки.

Вскоре после этого Хвост окончательно переехал в Москву, удачно обменяв свою питерскую комнату на комнату в Мерзляковском переулке, и уже у них с Алисой стали собираться толпы артистической молодёжи. У Хвоста всегда можно было послушать хорошую пластинку, почитать что-то ещё не читанное (в том числе самиздат), полистать альбом. При том, что денег у нас у всех было не густо, Алёша, благодаря своему вкусу, обаянию и успеху у продавщиц букинистических магазинов, всегда доставал какие-то новинки и редкости.

О публикации стихов Хвоста в СССР речи, разумеется, быть не могло, но Алёша, человек очень музыкальный, быстро и легко освоил гитару и исполнял в кругу друзей свои стихи под гитару, на собственную, классическую или народную музыку в своей обработке.

Хвост не был диссидентом в обычном значении этого слова, но он был свободным человеком и всем своим существованием непрерывно входил в противоречие с «Софьей Власьевной». Поэтому ему при каждом случае столкновения с ней давалось понять, что лучше бы ему уехать на Запад, а то как бы ему не отправиться «на Восток». Так что, в конце концов, нашелся какой-то еврейский предок – кажется, дедушка (а у кого их нет), и Хвост в 77 году уехал, «по Вене», как тогда говорили.

Я провожал его в Шереметьево. Было много народу, Хвост уезжал с гитарой и легкой сумкой, мы крепко выпили, пели вполголоса песни. Следующий раз я увиделся с ним уже в 90 году в Париже, куда попал на стажировку, бывал чуть не каждый день у него в мастерской, в «сквоте» (это было нетрудно и не опасно – наступили новые времена). Жизнь Хвоста в тот период удивительно напоминала его московскую – друзья, гитара, живопись. Он показывал мне свой Париж…

Вот несколько эпизодов из молодой нашей жизни, когда мы с Хвостом летом подрабатывали пляжными фотографами в Крыму.

Странно! Почти у каждого из отдыхающих был свой фотоаппарат, качество наших снимков было очень средненькое, ракурсы вполне стандартные, но поток желающих сняться у нас на пляже не оскудевал. Правда, деньги мы брали вполне божеские – три рубля за кадр, с тремя отпечатками 10x14, оплата по получении. За день набегало по полторы – две плёнки на брата, то есть примерно по сто пятьдесят – двести рублей. Моя инженерская месячная зарплата.

Надо сказать, вкалывать за эти бабки приходилось изрядно! Часов с десяти и до двух обходили пляж, фотографируя осатаневших от солнца и спиртного клиентов, поощряя их к совершению разного рода безумств – нырянию в набегающую волну, построению в воде разных гимнастических пирамид, объединению их в группы по признакам происхождения, пола и возраста – и рекламируя свою продукцию. Стараясь по возможности уклониться от предложений выпить за компанию, за знакомство или для дегустации нового напитка собственного приготовления. Уклониться, потому что после выпивки хождение с фотоаппаратом по раскалённому пляжу превращалось в пытку, а качество снимков резко снижалось. Но человек слаб – уклоняться удавалось не всегда. После двух пляж пустел, и мы обедали, по необходимости возбуждая аппетит парой стаканчиков спиртного, и шли домой, где прежде всего проявляли отснятые плёнки. Вывесив плёнки для просушки, ложились отдыхать, затем, если было ещё светло, выходили на вечерний, почти пустынный, пляж, прихватив с собой гитару и пару бутылок сухого. Подходили друзья, раскладывались на песке, расслаблялись. Хвост пел.